— Это именно то, на что они надеются, — согласилась Нимуэ. — И если они действительно смогут стабилизировать ситуацию, убедить рынки в Теллесберге, что они на самом деле превратили республику в безопасное место для инвестиций, это, вероятно, произойдет.
— Если уж на то пошло, мы с Шарли подумывали о том, чтобы послать Грейгору записку о возможном плане Армака в отношении Сиддармарка, — сказал Кэйлеб, кивая головой. — Пропорционально, это должно было бы быть в меньшем масштабе, учитывая, насколько республика больше, чем Соединенные провинции. Та же сумма кредитов просто не покрыла бы такой большой процент потребностей, но это должно было бы помочь. И ссуды сиддармаркцам, которые можно было бы вернуть, с гораздо меньшей вероятностью, чем прямое чарисийское владение, разозлили бы тех "хороших сиддармаркцев", о которых ты говоришь, Ниниэн.
— Это правда, — сказал Делтак бодрее. — И хотя Грейгор и Хенрей оба понимают, почему мы до сих пор не смогли этого сделать, тихое планирование этого начала сейчас стало бы огромной помощью, когда придет время.
— Именно то, о чем мы думали, — согласилась Шарлиэн. — У них двоих были ужасные времена, но они оба хорошие люди. Думаю, мы можем рассчитывать на то, что они будут держать такое предложение в секрете до тех пор, пока ситуация не уляжется достаточно, чтобы сделать его практичным.
МАЙ, Год Божий 906
.I.
Пещера Нимуэ, горы Света, епископат Сент-Эрнестин, земли Храма
— Это официально делает меня дядей? — спросил Нарман Бейц, откидываясь на спинку виртуального стула и держа в руках такой же виртуальный бокал вина. — Когда я задумываюсь об этом, может ли кто-то умерший быть дядей? Я имею в виду, официально.
— Если делу потребовался бы кто-то, кто раздражает, то это ты, — ответила Нимуэ Гарвей, не оглядываясь через плечо.
Она и ее муж стояли в запечатанном помещении в самом сердце пещеры Нимуэ. Корин Гарвей был в бахилах, халате и хирургической маске, хотя все предметы были не очень похожи на снаряжение докосмических хирургов, которое носили на Старой Земле. Нимуэ не нуждалась в маске, так как она не планировала дышать. Если уж на то пошло, ей на самом деле не нужен был надетый на нее халат, поскольку все ее тело было подвергнуто такой стерилизации, которую органическая плоть плохо переносила.
— Не думаю, что "раздражающий" — это правильное слово, — сказал Нарман оскорбленным тоном. — Я думаю о себе как о ... интеллектуально сложном человеке.
— В самом деле? Я думаю о тебе больше как об интеллектуально отсталом человеке, — парировала Нимуэ, все еще наблюдая за показаниями приборов. Большой аппарат с гладкими стенками перед ней был около шести футов в длину, четырех футов в ширину и четырех футов в высоту, не считая его куполообразной, очевидно, съемной крышки. Не было никаких видимых электрических каналов, никаких трубок или трубопроводов, никаких питательных трубок, которые кто-либо мог бы увидеть. Были только вертикальные стороны бронзового цвета, как у многих артефактов Федерации, возвышающиеся над полированным каменным полом, и простая панель с индикаторами на крышке.
Они показывали информацию о температуре, ритме сердцебиения и полудюжине других важных компонентов данных, но в данный момент самым важным были цифровые часы, отсчитывающие время в центре комбинации приборов.
На самом деле ей не нужно было следить за этими показаниями глазами, так как она была привязана непосредственно к Сове, поскольку ИИ наблюдал за событиями, но это была одна из тех психологически успокаивающих вещей, которых время от времени жаждал тот, кто жил внутри искусственного тела. Особенно в такие моменты, как этот, — подумала она, протягивая руку, чтобы взять затянутую в перчатку руку мужа в свою.
Все еще были времена, когда эта мысль — ее муж — застигала ее врасплох. Это была возможность, о которой Нимуэ Элбан избегала даже думать все свои прошедшие двадцать семь лет. Она вспомнила, как с такой горечью осознала, что брак ее родителей рухнул из-за того, что ее мать забеременела ею вопреки желанию отца. Дело было не в том, что ее отец не любил ее — слишком сильно, иногда думала она — после ее рождения; дело было в том, что она вообще родилась в мире, который, как он знал, был обречен еще до того, как большая часть остальной человеческой расы начала это понимать. Она тоже любила свою мать, но сама мысль о повторении ошибки Элизабет Людвигсен Элбан была для нее предметом ночных кошмаров. Она не осознавала — или, возможно, не позволяла себе осознавать, — насколько ее отказ даже думать о каком-либо серьезном романтическом интересе был обязан этим кошмарам. Даже когда она так отчаянно пыталась убедить Корина, что он совершил ужасную ошибку, она этого не понимала. Она также не понимала, насколько Ниниэн была права насчет причины, по которой она превратила свою неспособность забеременеть в непреодолимое препятствие для брака в своем собственном сознании.
Брак, способность признать, что она любит мужчину, и сама мысль о детях были концепциями, от которых она бежала всю свою жизнь, и ее подсознание превратило их во взаимоукрепляющие аргументы против совершения двух вещей, которые пугали ее больше, чем мысль о ее неизбежной смерти когда-либо пугала Нимуэ Элбан.
Интересно, Мерлин тоже все это продумал? — думала она сейчас. У Ниниэн уже были Стифини и Сибастиэн до того, как он сделал ей предложение, так была ли возможность завести ребенка даже на его мысленном радаре? И остановило бы это его на мгновение, если бы это было так? Как только он понял, что чувствует к ней? — Она мысленно покачала головой. — Вероятно, нет. Забавно, что два человека начинали с одного и того же человека, но во многих отношениях он намного храбрее меня. По крайней мере, там, где речь идет о личных отношениях. Интересно, не потому ли это, что к тому времени, когда я появилась, он уже установил большинство этих отношений, и мне не нужно было этого делать. Я как бы просто... влилась во многие из них, почти как продолжение его. Или как "младшая сестра", как он меня называет. И думаю, что это то, кем я являюсь. Но Корин не был частью внутреннего круга, когда я "родилась", так что на самом деле у меня не было такого заранее продуманного места, куда его можно было определить. И этот подлый ублюдок беспардонно подкрался ко мне!
Она нежно сжала руку Корина, и он посмотрел на нее сверху вниз. Это было что-то еще, к чему нужно было привыкнуть, и не только с Корином. Ее муж был высок для жителя Сэйфхолда, но он был на четыре дюйма ниже, чем была Нимуэ Элбан... и все же на семь дюймов выше, чем была Нимуэ Гарвей. Ей пришлось привыкать к тому, что ее окружают высокие гиганты, и это оказалось труднее, чем она ожидала.
И намного сложнее, чем предполагал мой легкомысленно самоуверенный "старший брат"!
Она фыркнула при этой мысли, и Корин приподнял бровь, глядя на нее.
— Что-то забавное? — спросил он. — Кроме Нармана, конечно, — добавил он, мотнув головой в сторону угла, занятого изображением Нармана. Или, скорее, в направлении угла, на который Сова наложил обычную голограмму Нармана, используя широкополосный приемник Нимуэ и нейронные импланты Корина.
— Мне нравится это замечание! — раздался у них в затылках голос Нармана, и Нимуэ усмехнулась.
— Просто думаю о том, чего мне стоило попасть сюда, — сказала она, и ее улыбка сменилась более серьезным выражением, когда она покачала головой. — Не только здесь, — добавила она, указывая на безупречно чистую комнату вокруг них. — Я имею в виду "в существование" здесь. Я думаю, что термин "маловероятно" на самом деле довольно хорошо описывает это.
— Я простой человек, выросший в теократическом обществе, которое предрасполагает своих членов ожидать божественного вмешательства, — ответил Корин, обнимая ее и притягивая к себе, пока цифровой таймер отсчитывал время. — Как у такового, у меня нет с этим никаких проблем. — Он сжал крепче. — Я сказал, что это было чудо, и так оно и было. И примерно через, — он проверил таймер, — двадцать восемь секунд у нас будет еще пара чудес, чтобы составить вам компанию. И не только в этом мире. — Он прижался щекой к ее макушке. — Думаю, мне тоже придется построить пару новых комнат в моем сердце.
— Думаю, оно уже достаточно большое, — тихо сказала она, обнимая его в ответ. — Имей в виду, я не возражаю, если ты также выделишь каждому из них отдельную комнату.
— Это хорошая вещь в сердцах, — сказал он ей. — Расширение — это не проблема. Вроде как чья-то чужая виртуальная реальность, только лучше.
Нарман издал громкий сдавленный звук, и Ниниэн улыбнулась.
— Нас не проведешь, Нарман! — громко сказала она. — Ты такой же мягкий и липкий внутри, как старомодный зефир, и мы все это знаем.
— Нет! — возразил он оскорбленным тоном.
— Ты тоже! — выпалила она в ответ.
— Я...
— Простите за вторжение, — прервал его тенорок Совы, — но я полагаю, что момент близок. Ты готова?
Нимуэ приподняла бровь, глядя на мужа, и снова усмехнулась, когда его ноздри раздулись, и он кивнул.
— Судя по несколько остекленевшим глазам мужской родительской группы, я бы сказала, что мы готовы... но нервничаем, — сварливо сказала она.
— Скажи мне, что ты не испытываешь садистского ликования по поводу способности ПИКА игнорировать физические сигналы, когда она этого захочет, — пробормотал Корин и рассмеялся. Затем он посмотрел на центральную видеоголовку в центре высокого потолка камеры.
— Серьезно, Сова, мы готовы, — сказала она.
— В таком случае, давайте продолжим, — мягко ответил ИИ, когда таймер опустился до нуля, и раздался тихий, свистящий звук разрыва герметичного уплотнения, когда куполообразная крышка плавно поднялась вверх в невидимой хватке тягового луча.
Нимуэ услышала, как Корин глубоко вздохнул рядом с ней, увидела, как он расправил плечи, а затем они шагнули вперед.
— Условия оптимальные, — сообщил им Сова. — Оба ребенка находятся в отличном состоянии здоровья. Вы бы предпочли начать с Лизбит Саманты или Дэффида Райсела?
— Я оставила это на усмотрение Корина, — сказала Нимуэ, тепло улыбаясь Корину.
— Дамы всегда на первом месте, — ответил Корин, улыбаясь ей в ответ, и другая внутренняя крышка поднялась на петлях, открывая толстый, волокнистый на вид коврик.
— Очень хорошо, — сказал Сова, и Нимуэ поняла, что она только что сделала один из тех глубоких вдохов, в которых больше не нуждалась.
Она взяла скальпель с подноса со стерильными инструментами, стоявшего у ее локтя. Она мгновение смотрела на него, вертя в своих тонких, сильных, стерилизованных пальцах. Затем она передала его Корину.
— Ты уверена, милая? — спросил он, беря его в правую руку.
— Уверена, — ответила она, моргая синтетическими глазами, которые продолжали слезиться, и он на мгновение посмотрел на нее сверху вниз. Затем он нежно коснулся ее щеки свободной рукой, прежде чем та же самая рука поймала ее правое запястье.
Он подошел ближе к открытой крышке, все еще держа ее запястье в левой руке. Затем он положил ее руку на свое правое запястье.
— Не делай это в одиночку, любимая, — сказал он ей. — Ничего из этого. Итак, что скажешь, если мы начнем так, как собираемся действовать дальше — вместе?
— Это... — она прочистила горло. — Это мне подходит.
— Хорошо.
Корин протянул руку, их руки соприкоснулись, и лезвие скальпеля, острое, как собственная катана Нимуэ, коснулось этой волокнистой поверхности. Он медленно, медленно провел им по линии, которую проецировал Сова, аккуратно разрезая коврик, обнажая амниотическую жидкость под ним. Плацента свернулась клубком с нижней стороны коврика к амниотическому мешку, плавающему в этой жидкости, и у него перехватило дыхание, когда он впервые увидел свою новорожденную, пока нерожденную дочь собственными глазами.
До этого были видео изнутри и аудио, когда он вместе с медленно взрослеющими младенцами слушал звук человеческого сердцебиения, дыхания человеческих легких. Их мать не могла издавать эти звуки для них, но были часы, когда ее голос читал им, разговаривал с ними, пел колыбельные. Его глаза смягчились, когда он слушал ее, слышал приветствие и страстное желание, еще большее, потому что она никогда не позволяла себе признаться, как сильно она жаждала этого момента. Он попросил ее выйти за него замуж, зная, что это никогда не придет к ней, и это вообще не имело для него значения. И он не любил бы ее ни на йоту меньше, если бы это было не так. Он был бы доволен, и он знал это. Но теперь у них тоже был этот волшебный момент, и, несмотря на правду, которую он теперь знал, в его голове всплыл отрывок из Книги Бедар. — Двое будут как одно целое, и они будут зачинать и рожать детей вместе, но создание ребенка — это только начало. Создание жизни — их истинная задача, их торжественная радость и их величайший дар. Помните об этом всегда, вы оба, потому что воспитание этого ребенка в ваших руках. Будьте уверены, что вы не подведете своего подопечного.
Он чувствовал, что перед ними простирается эта задача, это путешествие. Знал, что он так же стремился начать это, как и боялся, что может оказаться неадекватным этому. Но она была сильной, такой сильной, женщина, которую он любил. Она никогда не колебалась ни перед каким заданием. Она не потерпит неудачу в этом деле, не позволит ему потерпеть неудачу. Он знал это каждой клеточкой своего существа. И все же теперь пришло время ему представить ей ее детей, и он понял, что в некотором смысле он был менее напуган, столкнувшись с морскими пехотинцами Кэйлеба Армака в горах Корисанды, чем сейчас.
Он посмотрел на Нимуэ, и она кивнула. Она выхватила скальпель из его пальцев и осторожно толкнула его руку.
— Продолжай, — сказала она. — Папы всегда балуют своих дочерей. Ты мог бы начать прямо сейчас. Потому что примерно через пять минут я начну баловать Дэффида Райсела.
— Договорились, — тихо сказал он и опустил руки в перчатках в густую теплую жидкость, баюкая это крошечное, бесконечно драгоценное тело.
Он осторожно, нежно поднял ее из единственного мира, который она когда-либо знала, и она зашевелилась, как сонный котенок, внутри блестящей оболочки мешка. Он повернулся к Нимуэ, и она с бесконечной осторожностью разрезала мембрану.
В родильной палате было тепло, но все же прохладнее, чем было у Лизбит Саманты в ее водянистом мире, и она недовольно скривилась, ее крошечное личико исказилось в свирепой гримасе. Нимуэ быстро вытерла ее, затем завернула в стерильное самонагревающееся одеяло. Его элегантная ткань сохраняла бы идеальное тепло тела для ребенка, и Нимуэ подняла ее, прижав к плечу, одной рукой массируя ей спину.
Лизбит Саманта родилась без родовых схваток, которые помогли бы очистить ее легкие при нормальных родах, но Сова следил за гормональным балансом плаценты, поощряя реабсорбцию из них околоплодных вод, чтобы очистить их к данному моменту. Действительно, это было то, до чего отсчитывал таймер. Эти легкие месяцами практиковали дыхательные движения, готовя их к этому моменту, но они никогда по-настоящему не дышали до этого момента, и теперь в течение нескольких секунд ничего не происходило, несмотря на стимулирующее движение. Но затем глаза Нимуэ поднялись на Корина, блестящие от слез, когда они оба услышали этот первый, неглубокий, бесценный вздох. Когда эти крошечные легкие вдохнули свой самый первый глоток кислорода.
