На дорогу легли убитые и раненые. Живые, кто успел, попрятались за танки. Пехота не стреляла, ответный огонь вели только танки и три пушки в конце колонны.
— Бессонов! Весь огонь по расчетам орудий!
Вы когда нибудь видели как кипит земля, когда четыре тысячи пуль в минуту впиваются в неё? И я раньше не видел! Поверьте мне, у расчетов орудий шансов не было! Даже мизерных. Просто за несколько секунд, из щитов орудий сделали ситечко. Бронебойная пуля, даже винтовочного калибра способна на многое! А в умелых руках...
Политрук подполз ко мне на бугор. Он поправил каску, утёр ладонью вспотевшее лицо и тихо спросил:
— Ну а мы чего будем делать? Одними пулемётами танки не удержишь! Может, пока не поздно махнём? А? Свидетелей то нет!
— Не спеши Петя! Торопиться нам теперь некуда! Немецкие танки стоят. Уйти с высоты мы в любую минуту успеем. Надеюсь, ты меня понял?
Я припал к окулярам трубы. Пулеметы, подчиняясь командам наблюдателей продолжали бить короткими очередями. Скат, обращенный к немцам, совершенно пуст и недвижим. Ничто не мелькнет на нём, потому что мы окопались за обратным скатом. Стрелять по пустому бугру бессмысленно. Танки вперёд не пойдут. Они подавят на дороге своих убитых и раненых. Им нужно их убрать с дороги, а этого сделать до ночи мы им не дадим. Чтобы подбодрить людей, крикнул, чтобы слышали солдаты:
— Славяне, пулемётами танки держим! Мы за обратным скатом! Немцев бояться нечего! Главное сейчас спокойствие! Не дать им подняться с дороги!
Последнюю фразу я выкрикнул. Солдаты видели, что я со стереотрубой в окопе сижу выше всех, гляжу дальше всех и это в них вселяло твердость и уверенность. Но по лицам их нельзя было сказать, что они от моих слов воспрянули духом, что у них нет ни сомнений, ни страха и они не волнуются. На наше счастье миномётов у немцев не было. Ковырнуть нас за обратным им было нечем. Узкая полоса дороги не позволяла танкам податься в сторону. Время идёт. Танки стоят. Убитые и тяжело раненые лежат на дороге и обочинах. Немилосердно палит солнце. Любое движение на дороге вызывает шквал огня. Оставшиеся в живых пехотинцы спряталась за танки. Танки без пехоты вперед не пойдут. Они бояться. Бояться бокового удара из-за бугра. Не стоит ли у нас за бугром вплотную к дороге заряженная бронебойным снарядом пушка. Нужно попробовать выкурить немцев из-за двух передних танков. Сделать это просто. Я подал команду убавить прицел. Теперь пули должны пойти под брюхо переднего танка. Они ударят по булыжнику дороги и рикошетом ударят по ногам. Все, кто спрятался за танками, получат свою порцию свинца. Посмотрим, как они сейчас запляшут. Пулемётчики стреляют вслепую. Перед ними прицельные колышки. Танки и немцев они не видят. По моей команде Бессонов корректирует огонь: — Уровень меньше 0-02, 0-03, левее 0-02, пятьдесят патрон, короткими очередями. Огонь!
Смотрю в трубу. Немцы за двумя передними танками заметались когда по ним из-под брюха ударили пули., . Отпрянув от трубы, я с удовольствием потёр руки. Теперь мы пулеметным огнем держали немецкую пехоту и танки. Это была невиданная наглость с нашей стороны. По какой такой немецкой науке, немецкая пехота с танками несла на дороге потери от пулеметов? Кожей чувствовал, как немецкие танкисты лихорадочно шарили своей оптикой по гребню голого бугра, но сколько они не смотрели, ни вглядывались, обнаружить ничего не могли. Пулеметы били с обратного ската.
При стрельбе из пулемётов пули шли в начале чуть вверх, к гребню высоты. А затем по кривой опускались к дороге. Вот и вся хитрость. Пулемёты стояли ниже уровня гребня. Вспышек и дыма от стрельбы пулемётов немцы не могли видеть. Немцы перед собой видели голый бугор, который стоял поперёк дороги. Дорога огибала его зажатая между бугром и большой высотой.
Немцы справедливо полагали, что уничтоженная пушка могла быть приманкой, и видно не решались сходу идти на бугор. Даже если удастся обойти по песку подбитый танк, то из-за бугра в бок может ударить более мощное орудие. Получв выстрел в упор, уже другой танк закроет узкий проход. Именно поэтому эти русские так уверенно бьют из пулемётов!
Я подал команду пулеметчикам прекратить огонь. Посмотрим, что будут делать немцы? Стрельба прекратилась. Стало совсем тихо. Время как будто остановилось. Если все мои предположения верны, то дело здесь без авиации не обойдётся.
Подумав о авиации, мысленно обругал себя всеми словами, которые знал! Можно же запросить "Овод"!
Оставив за себя Бессонова, спустился к подножью высоты, где метров через триста, у дороги была позиция БТРа. Его задача была бить танки из КПВТ, а так же уничтожать немцев, которые или прорвутся или обойдут высоту, чтобы ударить нам в тыл.
Идя к машине, я внимательно смотрел по сторонам, мне было интересно как БТР справился с мотоциклистами. В одном месте была брешь в придорожных кустах, явно кто-то слетел в кювет, чуть дальше по другой стороне дороги, из болота виднелся перевернутый мотоцикл.
Дойдя до капонира, в котором стоял бронетранспортер, постучал автоматом по броне и крикнул в люк:
— Сержант, где ты там?
Из люка показалась его голова без шлемофона, он вопросительно посмотрел на меня.
— Что молчишь, рассказывай, как вы дошли до такой жизни?
— А чо рассказывать, товарищ лейтенант! Как немцы на мотоциклах выскочили из-зы высотки, мы уже стояли под парами и начали разгон. Перед поворотом выключили двигатель и сцепление...
— Кто-то смог уйти?
В ответ он только молча помотал головой.
— Там такой удар был, что концы бревен треснули, а третий с разгона улетел в болото. Мы потом смотрели, их всех мотоциклом придавило. Даже если не сразу, то потом захлебнулись... Один мотоцикл вроде цел, а один в смятку, под колеса затянуло...
— Живой кто то остался?
— Там в кустах двое связанные лежат, один тяжелый не выживет, а другой уже очухался воды просил — дали.
— На связь вызывали?
— Нет.
— А "Овод"?
— В нашем районе команды "Воздух" не было. А как у вас там?
— Нормально! Один танк подбили, еще шесть стоят, двинуться не могут, мы их пулеметами держим!
— А разве так можно?
— Сам не знал сержант! Оказывается можно! Пулеметы пехоту и артиллеристов посекли — кого убили, кого ранили, и все они лежат вокруг танков, а танки их давить не могут. Так и держим.
— Понятно.
— Ладно, хватит лясы точить, давай "Гвоздику"!
— "Гвоздика", "Гвоздика", я "Луна", как слышно? Прием!
— "Луна", я "Гвоздика", ну что у вас там? Почему долго не выходили на связь! Моментально, голосом командира, ответил дивизион.
Доложив о бое и о том как удалось сдержать немцев, добавил, что противник видимо ждет воздушную поддержку, что бы без лишних потерь, опрокинуть нас и продвигаться дальше.
— "Луна", думаю, что с авиацией у немцев сейчас уже серьезные проблемы, но чтобы вас поддержать, прикажу "Оводу" оказывать вам воздушное прикрытие в первую очередь. Как поняли? Прием!
— "Гвоздика", понял вас!
— "Луна", собирайте вокруг себя отступающих бойцов, командиров, ройте траншеи, организовывайте оборону вдоль дорог. Как поняли? Прием!
— "Гвоздика", понял вас. Прием!
— "Луна" не вешай нос! Конец связи.
Меня сильно заинтересовали слова Абросимова, о том, " что с авиацией у немцев сейчас уже серьезные проблемы". Что бы это могло значить? Из истории ВОВ, я твердо помнил о подавляющем господстве в воздухе немецкой авиации. Ну сбили на рассвете "Шилками" бомбардировщики. Так, что — все! Нанесли невосполнимые потери? Я прекрасно помнил, сколько немецких самолетов летело на рассвете вглубь нашей территории, и сколько их сбили ребята Профотилова.
Вызови мне "Овод"!
— "Луна", я "Овод", слушаю вас! Прием!
— "Овод", я "Луна" как там дела с воздухом на моем огороде?
— "Луна"! Не дрейфь! Дела у нас в воздухе идут нормально! Ты понял — Н-О-Р-М-А-Л-Ь-Н-О!
— "Овод" понял! Конец связи.
И повернувшись к сержанту приказал:
— По любой информации "Овода" — доклад немедленно! Бежишь сам, водила пусть в БТРе сидит! Понятно?
— Тащ лейтенант! Зачем сам? Мне в башне надо сидеть, вдруг прорыв! Давайте, я Вам ТА-57 дам с катушкой кабеля? И бегать не надо, по дурному голову под шальные пули подставлять?
— Ты что мне раньше про телефон с кабелем не сказал? А!
— Так Вы не спрашивали, тащ лейтенант!
— Ладно давай! А батарея свежая?
— Так точно, тащ лейтенант! Перед выходом поменял!
— Ладно! Цепляй к своему аппарату, я сам кабель кину! А тебе — после боя, всех мотоциклистов из болота достать, собрать у них все оружие, снаряжение и документы! Понятно?
— Так точно!
Неожиданно, чуть в стороне от нас, зашуршали кусты и из них вышел мужичек, одетый опрятно, но бедно.
Я снял автомат с предохранителя и сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть вовнутрь, а сержант прыгнул за башенные пулеметы и уже успел развернуть стволы в сторону кустов. Мужчина, видно из местных поляков, подойдя ближе, тревожно спросил меня, мешая русские, украинские и польские слова:
— Пан начальник, цо такэ робится? Это цо, война?
Что ему было ответить? Что это, и в самом деле война. Тут мне в голову пришла одна мысль:
— Пан размовляе по немецки?
— Так.
Обернувшись к водителю, приказал:
— А ну-ка, давай этого водопьющего сюда!
Через минуту, водитель двумя руками охватив за подмышки немца, подтащил его к нам.
— Пан спросите солдата, где он служит?
Поляк бойко, без тормозов заговорил на немецком. Через несколько минут, стало известно, что перед нами разведывательный отряд 11-й танковой дивизии вермахта. В задачу отряда входит захват переправ через реку Стырь в районе Шуровище и Берестечко. Вытащив из планшета карту, начал её разворачивать, и первым найдя
Берестечко, присвистнул от удивления: если в первые часы вторжения, немцы ставят задачу своему передовому отряду захват переправ, в 80-90 километрах от государственной границы, то это может означать только одно — прорыв на большую глубину!
— Сержант! Связь быстро!
— С кем?
— С х.....! С дивизионом сержант! С дивизионом! И этих отведи подальше! Бегом!
Абросимов как только услышал данные, сразу все понял. Сказал только:
— Какой же ты Иван молодец! Ах, какой молодец! И отключился.
Я тем временем, отослал поляка, сержанта заставил поправить маскировку, поскольку нарубленные ветки успели увять и пошел назад на высоту, помалу разматывая кабель с катушки. По всему выходило, что вечером вряд ли сюда прилетят бомбардировщики. А танки не пойдут вперёд без бомбежки, и немцы в колонне это уже скорее всего знают. Получается, что сейчас немцы ждут ночи, чтобы вынести раненых и убрать c дороги убитых. Своих они давить гусеницами не будут. На остальных это подействует нехорошо. Кто-то мне рассказывал, что у немцев вообще покойники в большом почёте.
А у нас здесь действительно выгодная позиция. С одной стороны бугор и болото, с другой подъем на господствующую высоту.
День подходил к концу и вряд ли они сунуться или что-нибудь предпримут. Вначале, при подходе немцев пулемётчики струхнули. Шутка ли! Колона танков шла по дороге на них.
Последний кусок, я полз. Катушка постоянно билась о колени и мешала мне. На конец-то я свалился в окопчик, поставил в небольшую нишу ТК-2, на неё телефон, проверил связь с БТРом, и обернувшись к Бессонову спросил:
— Ну как тут без меня?
— Порядок, товарищ лейтенант!
Прильнув к трубе, посмотрел на дорогу, там все было как раньше. Оторвав голову от ТЗКа, посмотрел назад, на пулеметчиков, как там они. Наводчик левой установки стоял в кузове машины и спокойно почёсывал за ухом. Он ждал команды, вытянув шею, и моментально навострил уши, когда увидел, что я смотрю на него.
— Здесь всё в порядке! — решил я. А вот справа пулемётный расчёт копался с пулеметом. Потные, торопливыми движениями рук они перебирали что-то.
— Ну что ещё там? — крикнул я в их сторону. Не получив от них ответа, повернул голову к старшине:
— Бессонов! Проверь пулемёт сам! Чего у них там руки трясутся? Старшина быстро подобрался к установке, поставил затвор на место, хлопнул крышкой cтвольной коробки и доложил:
— Пулемет к бою готов, товарищ лейтенант!
Время шло. Немцы стояли. Солдаты осмелели, воспрянули духом. Постепенно солдаты стали переговариваться, сначала одним словом, потом фразой, послышались всякие шуточки, прозвучал матерок.
Солдаты видели, что я лежу на бугре, спокойно и зло покрикиваю и не собираюсь убирать трубу, сматывать телефоны и пятится задом. А это значит, что всё идёт как надо. Танки стояли. Немцы не высовывались. Пулеметы молчали. Но стоило где-нибудь мелькнуть или шевельнуться немецкой пехоте, звучала команда, и все восемь пулемётных стволов сразу оживали. Повеселел народ. Стал смелее смотреть. Я позвал старшину Бессонова и велел ему наблюдать в трубу.
— Держи их за танками! Будут высовываться, бей короткими очередями! Патронами на сори! Ложись старшина! А я пойду вниз перекурю, пожалуй!
Спустившись вниз, я устроился на стволе какого-то дерева, достал пачку болгарского "Опала" и закурил.
— А ведь сигарет хватит на неделю, не больше! Перед выездом на учения, взял блок, в котором осталось шесть пачек, эта была седьмая. Поскольку это была едва третья или четвертая сигарета за день, то в голову шибануло хорошо. Меня слегка повело, и я как-то плавно ушел в воспоминания.
Этот год, хоть он был и не високосный, оказался для меня неудачным. Окончив семь лет назад университет, по специальности химик, я отработал пять лет в школе, в которую попал по распределению, вернулся домой и два года назад смог устроится на хорошую работу, дежурным оператором на химический завод. Работа была не пыльная, пульт управления находился в отдельном здании, на втором этаже. В смене было по два человека, стоял стол для настольного тенниса. Мы во время смены частенько играли, поглядывая на приборы и прислушиваясь к аварийной сигнализации. Платили неплохо, словом, жизнь налаживалась. В этом году мне исполнялось тридцать лет, после тридцати в армию уже не забирали. После очередных сборов, получив звание старшего лейтенанта, я надеялся, что в армию я так и не попаду. Но не тут то было! В середине января я получил повестку из военкомата. Явившись туда, я узнал, что меня призывают на два года. Все что я добился — летело коту под хвост. Хотя по закону я имел право вернуться на то же место работы, с которого уходил в армию, но кто же уступит мне такое теплое местечко. Короче, жизнь круто развернулась, и уже через неделю я принимал взвод управления второй батареи этого дивизион. За прошедшие годы я практически забыл все, чему учили на военной кафедре. Хорошо, что в дивизионе были еще офицеры — двухгодичники. Все они были моложе меня, т.к. были призваны сразу после окончания ВУЗов. Конечно, было тяжело привыкать к новой жизни, но постепенно я втянулся в новый распорядок жизни и даже появился какой то интерес. Из бывших студентов особенно выделялся Миша Гелеверя. Если остальные изучали только то, что положено по должности, то он всегда старался узнать по больше. Приставал с вопросами по артиллерийской стрельбе к кадровым офицерам, уточнял тонкости при выполнении огневых задач. Может быть это кому то и не нравилось, но комдив Абросимов поощрял его интерес. Это давало свои плоды. На зимних стрельбах он, единственный из "двухгодичников" отстрелялся на "отлично". Точно подготовив данные, он уже вторым снарядом попал прямо в указанную цель, чем удивил присутствовавшего на НП начальника штаба дивизии.
