— Вот черт! Ладно, ждем вас.
— Принято.
Надежда Николаевна очень неодобрительно на меня смотрит.
— Что я сделал сильно не так?
— Не мое дело врача учить...
— Бросьте. Здоровая критика снизу, сверху и сбоку — основа врачебного мастерства.
— Про врачебное мастерство ничего не скажу, а вот ППС хрен знает кому — Вы отдали зря. И патроны тоже в конце. Хоть он и брат Ваш.
— Ну, тут нас и Ильяс прикроет и у Вас...
— Это легкомыслие. Может случиться всякое — останетесь один — с двумя обоймами — курам на смех. Хотя бы из узелка возьмите что-нибудь. Меня подташнивает, когда я вижу невооруженного человека, тем более врача.
— Вы правы. Я сейчас тут приторможу и схожу за камерой, а Вы — если не трудно подберите на свой вкус эквивалент.
— Хорошо.
Идти мне недалеко — чертов УАЗ спокойно пролез на лед и мы подъехали почти вплотную к 'Хивусу'. Непривычно — до этого ездил только на обычных машинах. Начинаю понимать людей, которые любят джипы. Есть за что.
Ильяс на секунду отрывается от бинокля, ухмыляется приветливо и снова начинает осматривать местность. В его действии есть что-то механическое, хотя я понимаю, что это стандартный способ снайперского контроля — зигзагами от близкого к дальнему участкам...
Беру камеру, все-таки прихватываю канистру с бензином и скоро мы уже катим снова вверх — к Коттеджу. Надежда спроворила один из 'Кедров', четыре магазина к нему и три патронные пачки. И пока я это не разместил на себе — не успокоилась. Зато сидит сейчас довольная, как кошка, у которой за ушком почесали.
Бревно уже спихнуто с дороги, поэтому выкатываюсь на перекресток.
Удивляет то, что наши не стоят в полный рост. Вижу только Серегу, пристроившегося лежа за каким-то 'Опелем'. Правда лежбище пулеметчик себе оборудовал на каком-то пальто, но то, что он внимательно смотрит в сторону Санкт-Петербурга мне как-то не нравится — нет никакой расслабухи после удачного боя, наоборот видно, что вологодский взведен, как боевая пружина.
— Ну, что тут?
— Да знаешь, похоже, странновато тут все. Думали просто бандюганы — мародеры. А тут как-то гаже.
— А что гаже-то?
— Дуй к Николаичу — они у караулки сейчас.
— Которой?
— Вон той — Серега дрыгает ногой, показывая ботинком примерное направление.
Поневоле пригибаясь, двигаемся между машин. Новоприобретенный 'Кедр' удобно лег в руки. Смешная плюшка...
У караулки стоит мангал, вкусно пахнет шашлыком. Правда видно, что шашлык пригорел маленько.
— Эй, медицина!
Смотрю, кто тут такой фамильярный. Оказывается — Саша. Мы его не заметили — и прошли боком к нему, а он уютно устроился за зеленоватым 'Хюндаем' с прострелянными стеклами... Сидит, смотрит на нас и улыбается во весь рот. Нехорошо. Хреновый из меня Виннету.
— Ну, что тут?
— Стоял дозор из десятка сукиных детей. Несколько человек мы внизу постреляли, в тех двух машинах, двух Ильяс зацепил — один у Коттеджа валяется, второй — вон стоит...
— Где? Как стоит?
— Стоя стоит — на два пальца левее указателя. Видишь?
Указатель — вижу. Вытягиваю руку, отставляю два пальца, прикладываю их как бы к указателю, глядя при этом одним глазом — старый метод целеуказания — и действительно — за нетолстым деревцем стоит мужик в грязном камуфляже и целится в нашу сторону. То есть — целился. Он по-прежнему стоит как статуя, только оружие у него из рук уже кто-то вынул.
— Впервые вижу такое каталептическое трупное окоченение, только читал о таком. А Вы, Надежда Николаевна?
— Тоже не доводилось. Это при попадании в голову такое бывает?
— Да, моментальное разрушение продолговатого мозга.
— Лихо!
— Ну, а еще один куда делся?
— Удрал, сволочь. Мужики было за ним погнались — но этот парк как лес, плюнули и вернулись. Вот сижу, смотрю, чтоб он обратно не пришел.
— А чего ему возвращаться? Небось чешет во все лопатки.
— Николаич считает, что это не вся банда. Да и сами по себе это отморозки до абсолютного ноля. Шашлычок видал?
— Ну, да. И что?
— Непростой шашлычок. Очень непростой.
— То есть?
— Сами увидите. Еще и снимать будете.
— Ну ладно. А где Николаич?
— Он с опером в караулке. А Вовка — около УАЗа.
— Ладненько. Смотри в оба!
В готической караулке в кои-то веки и впрямь пахнет караулкой. Тут судя по всей обстановке и ночевали разбойнички — койки, матрасы, даже и белье на них. Шмотки — очень похоже не принадлежавшие разбойному люду, чемоданы, сумки — но толком рассмотреть не получается.
Николаич озабочен и по-моему очень зол. Кивает головой и с места в карьер огорошивает тем, что получается так — тут мы накрыли одну смену. Так что возможно прибытие следующей — возможно с усилением. Ввязываться в бой нет никакого смысла.
Желательно уносить ноги и поскорее. Что повезло — нас никак не ждали. Работали в штатном режиме — потому и легли от нашего огня большей частью не вякнув. Также повезло — оружие у них ближнего боя, явно из арсенала МВД. Плохо, что ни Михин отец, неизвестно куда дернувший, ни этот чертов сварщик никак о себе не заявляют, а уходить, бросив двух человек — из рук вон плохо.
— А что отвечает телефон Михиного отца?
— Выключен, или находится вне действия сети.
— Мда, положеньице... Но не жить же нам тут? А почему решили, что здесь одна смена?
— А вот — смотрите — железный ящик. А в нем кулек с золотишком. И зубы и кольца и цепочки и серьги. Не принято так в мелкой банде, складывать в общий котел. Вы, кстати, давайте, снимайте все. Что видите, то и снимайте — потом разбираться будем. И комментируйте. Так вот Дмитрий говорит, что и бумажки интересные нашел. Гнездо у них не здесь — они сюда на дежурство прибывают. Еще есть нюансы. Сестричка. Вы помогите оперу собрать тут что интересного найдете. Пошли за мной, Доктор.
Перебравшись через дорогу — к тому, стоящему у дерева трупу — Николаич просит пока поснимать общие планы, а сам неслышно ускользает вперед. Понимаю это так, что обеспечивает безопасность места. И совершенно неожиданно слышу из кустов переливчатый звонок мобильного телефона. Позвонили Николаичу не вовремя.
Пока снимаю мертвеца — ему действительно перепало сбоку в голову. Попутно нахожу входное-выходное от Ильясовской пули.
Когда уже заснял перекресток — вылезает Николаич.
— Этот Михин папаша объявился. Сказал, что вышел с той стороны парка и подловил бежавшего от нас ублюдка. Не отвечал, потому как телефон вырубил, пока охотился. Получается так, что разумно сделал — вот забренчал бы, как у меня сейчас...
— А это точно он?
— Получается так, что он. Я ему вопросик задал — кто там с ним в машине еще был. Ответил верно. Сын, друг и врач из морга.
— Ну, все равно осторожнее стоит быть.
— Само собой. Осторожность лишней не бывает. Я ему сказал выходить к караулке — второй — там как раз Саша посматривает. Заодно глянем, как Саша сработает.
— Как бы они друг друга не постреляли.
— Да не должны бы. И Саша не дурак и мужика я проинструктировал — как услышит на перекрестке 'Стой', так стой — и руки в гору. Идем, тут еще есть что снять — за караулкой и в караулке.
Оказывается, что речь идет о второй караулке — их тут две. Мы возвращаемся к шашлычнице. По дороге Николаич предупреждает Сашу о госте. Саша кивает.
Около караулки сидит на цепи голый мальчишка лет шести — семи. Картинка милая — потому как детеныш жрет чью-то ступню. Ясно, что пацан — мертвяк. Снимаю.
— Упокойте его. Из мелкашки.
Пацан не обращает на нас никакого внимания, но после выстрела не падает, а остается сидеть — только недогрызенная ступня вываливается из рук.
— Да что за черт! Или закон парных случаев — и еще один кататоник?
Николаич показывает пальцем куда-то вниз. Наклоняюсь и чувствую, что бешенство мутит голову.
Мальчишка сидит на достаточно толстом металлическом штыре вроде лома.
И, скорее всего — от этого мальчик и помер. Николаич стягивает тело с испачканного кровью, дерьмом и содержимым тонкого кишечника стержня — точно, вбитый в землю лом. Труп опускается на землю — тут вижу то, на что не обратил внимание раньше из-за ярких и пестрых гольф — голени искривлены — проверяю — да, перебиты голени. Качественно так перебиты.
— Вы снимайте, снимайте — говорит тихо Старшой.
Снимаю. Потом снимаю стоящие внутри караулки баки — литров по двадцать.
Отборное мясо. Правда, без разбора, как положено в производстве — видны куски похожие на окорок, куски помельче — вперемешку. Когда Николаич поднимает крышку последнего бака, я уже знаю, что там увижу — потому не удивляюсь виду нескольких печеней и сердец — нормальных, человеческих внутренних органов. В принципе в анатомичке ровно то же и было. Разве что назначение было разным.
— Ну, как, Доктор?
— Да паршиво. И не зомби — а людоеды.
— Двинули дальше — там у них три станка для разделки. Не тошнит? Меня так подташнивает. А Вовка и сблевал.
— Ну все-таки подготовка имеет место... Но прибил бы я кого из этих гурманов с удовольствием...
— Не ровен час — накличете.
С улицы доносится приближающаяся невнятная брань, прерванная звонким 'Стой!'.
Николаич осторожно выглядывает в щель и спокойно говорит:
— Получается так, что пришел Михин папа. И Саня его взял грамотно.
Вылезаем на улицу. Действительно Саша подловил и этого мужик как до этого нас.
Мужик стоит с поднятыми руками и продолжает ругаться. Узнает меня и спрашивает:
— Руки-то опустить можно?
— Конечно. Чего так материтесь?
— Вы разделочный пункт в парке видели?
— Видели. Сейчас снимать будем.
— Так чего спрашиваете?
— Получается так, что зря спрашиваем.
— Миша где?
— Перевязан, обезболен — сейчас его уже оперируют. Судя по расходу времени.
— В Кронштадте?
— Там.
— Какие перспективы?
— Для Миши — хорошие. Для Вашего соседа — плохие.
— А для твоего брата?
— Думаю, что тоже хорошие.
— Здесь еще долго собираетесь сидеть?
— Нет. Скоро поедем.
— Не забыли, что еще женщин в Стрельне забрать надо?
— Отлично помним. В парке никого не встретили?
— Этого пидора — да три штуки мертвяков.
— Ладно, помогите нашему парню в подготовке милицейского УАЗа.
— Хорошо. Что там готовить-то, бензин залил да поехал. С него все погибли?
— Нет, водиле пуля в руку попала, да одной из девчонок пуля оторвала палец.
— Надо же, как свезло. Я уж думал им крышка. Вы там не копайтесь долго — не нравится мне тут очень. А я своей интуиции доверяю.
— Не волнуйтесь. Мы мигом. Пришли бы вы раньше — раньше бы уехали. Решили вас не бросать.
— А, ну да... не подумал...Зато я его снес, суку!
— Это его АКСУ? Ну, за спиной?
— Его. Токо патронов мало.
— Сколько?
— Ну... рожок. Неполный.
— Тогда оставьте эту штуковину себе — а ППС — верните Доктору.
— Так у него же еще — вон висит.
— Хотите поменяться?
— Не, не хочу... Держите.
Получается снимать не так быстро, как хотелось бы. Тут даже меня пронимает. Три перекладины, как гимнастические невысокие турники, на двух еще растянуты не до конца разделанные тела. Чем-то напоминает гейдельбергские поделки — там тоже экорше в непривычных академичному глазу позах. В принципе так разделывают в деревне свиней — подтягивают за задние ноги и достаточно секануть по брюху аккуратно — все внутренности вываливаются долой. Охотники так тоже делают. Доводилось видеть.
Пока я снимаю, Николаич нарезает круги, постепенно удаляясь от меня и места разделки.
Не понимаю, что его так заинтересовало.
Заканчиваю, надеясь, что старательно запечатлел все. При видеосъемке важно не дергать камерой и не терять резкость — чтоб потом на стоп-кадре было видно, что и как. В свое время потратил много времени и угробил кучу пленки, пока не насобачился снимать так, как следует.
Возвращается озадаченный Николаич.
— Сняли все?
— Все. А что Вы искали?
— Внутренности. Кости. Следов того, что закапывали — нет. Даже кожи нет.
— Возможно, недавно тут разделка работает?
— Непохоже. Кровь они спускали — так по этой канаве сгустки метров на сто. С пары тел столько не наберется. Самое малое — десяток. Но уверен — больше.
Выбираемся из такого уютного раньше парка — Дмитрий с Надеждой волокут какие-то сумки. Собрали все, что нашли полезного и интересного в помещении.
Оказывается, что мы не приметили слона — за жилой караулкой притулился незаметно 'Жип Широкий' — опер натренированным глазом сначала нашел ключи с брелком.
А потом методом дедукции и выхода через заднюю дверь обнаружил и Джип Гранд Чероки — сочного вишневого цвета, всего с одним пулевым отверстием в водительском стекле.
Тремя джипами скатываемся вниз — к 'Хивусу'. Оттуда высовывается водила и кричит, чтобы я позвонил сварщику по телефону. Оказывается сварщик отзвонился на тот — госпитальный сантранспорт — но там уже таскали раненых и потому свалили связь на меня.
— Отыскался след Тараса!
— И где этот болван?
— Сейчас узнаю.
Так, уже лучше, теперь телефон уже не занят.
— Помогите мне, пожалуйста, помогите!!! — трубка так орет, что приходится отдалить ее от уха.
— Спокойно! Вы где?
— На дереве...
— Где это дерево?
— Тут в парке!
Николаич нетерпеливо отнимает у меня мобилу. Звук громкий — слышно всем, кто не на охранении.
— Парк большой. — терпеливо, как с идиотом, хотя впрочем — почему как — именно с идиотом — начинает говорить Николаич. — Куда вы пошли от берега?
— Я пошел к вам, потом стали стрелять... я взял в сторону и заблудился...
— Вы видите какие-нибудь дома?
— Нет...
— Шоссе переходили?
— Не помню, нет наверное...
— Нет — или наверное?
— Нет...
— Так, что потом?
— Увидел собак, они странные какие-то — сразу напали.
— Вас укусили?
— Нет, я успел на дерево залезть. А они внизу сидят.
— Сколько собак?
— Четыре. Три — и еще одна.
— То есть три рядом и одна — в сторонке? Не лают?
— Да, так. Сидят молча.
— Оружие у Вас есть?
— Ннет...
— Я ж вам выдал ППШ?
— Я его уронил...Когда собаки погнались...
— Ясно. Через пару минут начинайте кричать 'ау'.
— Вы мне поможете?
— А куда денешься...
Выключает мобилу, протягивает ее мне.
— Получается так, что этот иерой сидит где — то совсем рядом. Тут до поселка — доплюнуть можно. Чтоб заблудиться — постараться надо. Найти-то его не вопрос. А вот собаки мне не нравятся. Тем более молчаливые.
— Дохлые псинки-то? — влезает Михин папа. Он уже осмотрел печально свой УАЗ и теперь стоит с сокрушенным видом.
— Скорее всего. Пойдете с нами?
— Тык у меня патронов-то чорт ма.
Николаич сопит, потом спрашивает меня:
— Что там — патроны есть к автомату?
— Есть. Десятка два.
— Получается так, что придется выдать оружие помощнее...
И выдает дробовик — автомат и патроны, выкопав их из узелка.
— А может и пистолет дадите? Ну, пока то-се?
