И так еще с полчаса. Но в конце концов договорились. Одного я не разобрал — вспомнил он меня или нет? Да и не важно оно на самом-то деле.
А когда уж я уходить собрался, Гирри вдруг спросил: "Пёстрый тот, что со мною сидел, он — как?". И я обещал узнать. Да и впрямь любопытно. Хоть одним глазком на нарикандиного любимца взглянуть.
А что? Занятный, по-своему, парень. Жив, из одержимости вышел, на каторгу собирается. "Чего я хорошего, — усмехается, — на этой свободе видел?" И красиво так говорит. Не в смысле слов, а по звучанию. Так что и Гамми, и Алила, наврали, похоже, будто Райлер этот — полное умбло.
Пока я все это вспоминал, пиво-то и закончилось. И стемнело совсем. Одна таммина шляпка в темноте белеет над лавочкой. Тамми на другом конце скамейки сидит, на крыши домов любуется. Она всегда так нос задирает, когда задумывается о чем-то. А может, и жаль, что не было у нас с нею таких вот свиданий на скамеечке? Чтобы побродить вместе, посидеть, пивка попить, да и разойтись. Каждому — по своим домам. Не успела девчонка невестою побыть. Слишком скор мастер Харрунга до дела-то оказался...
* * *
82.
За два дня до Новогодия, полдень.
Западный берег, Коронная часть. Рабочая комната в Коронном участке Стражи.
Сотник Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела Старо-гаванского участка.
Госпожа Маррбери, посетительница.
Позже — полусотник Королевской стражи сельского округа Байтари.
Стражники Коронного участка.
Постоянного пристанища у стражников Старой Гавани по-прежнему нет. Но собратья по службе из других участков готовы их приютить. Особенно — если не на весь день. Нынче утром сотник Мэнгри был в Охранном отделении, во второй половине дня должен идти в городскую исследовательскую службу — за полными данными по взрыву. Так что пока он расположился в Коронной части. Ему охотно предоставили удовольствие толковать с госпожою Маррбери. Сегодня высокородная боярышня бодра, свежа, готова к нелицеприятной беседе. Речь идет о защите доброго имени ее друга — благородного Тарриги.
— Вами был взят под стражу господин Винначи.
— Задержан. Для сверки показаний.
— Но зачем? Разве он всем своим образом действий не дал понять, что не намерен скрыться, бежать — или что-то подобное?
— Здесь приходится учитывать еще и намерения тех лиц, кому его показания могут пойти во вред.
— То есть ему грозит опасность? Но неужели Вы полагаете, будто благородный господин не способен постоять за себя?
— Против бомбы?
— Господин Винначи никогда не имел ничего общего с бомбометателями. Отчего бы им настолько его опасаться, чтобы...
— Подрывники, с большой вероятностью, принадлежат к Мэйанскому Союзу Трудящихся. Благородный Таррига Винначи — его глава. Недостаточно очевидная связь?
— В таком случае, я готова поручиться: насколько это от него зависело, благородный Таррига никогда не поощрял своих товарищей по Союзу ни к каким беззаконным поступкам.
— Очень хорошо, госпожа. А Вы бы мне не могли прояснить, насколько от него это зависело? По Вашим сведениям?
— Я... Мне прежде не доводилось вникать в деятельность рабочих движений.
— И все-таки. Вы, как я понял, дружны с благородным Винначи. Возможно, слышали от него: как он сам-то представлял цели оной деятельности?
— Он мало говорит со мною об этом.
— Вот и с нами тоже. А жаль.
— Но если так... То есть Вы подозреваете, что всё это — дело рук его недругов? Погубить труд всей его жизни, связав Союз с этакими... С кровопролитием и так далее?
— Вот, госпожа. Как раз о том я и спрашивал. Итак — враги Тарриги Винначи. Что Вам о них известно?
— Ничего. Но должны же... Так не бывает, чтобы у благородного господина не было врагов.
— Тогда, с Вашего позволения, я Вам назову некоторые имена, а Вы ответьте, слышали ли Вы их когда-нибудь от благородного Винначи.
— Постараюсь, хотя...
— Уважаемый Варрута.
— Лжец Варрута? Это один из Безумных Пророков. Современник Халлу-Банги.
— Понятно. Уважаемый Даггад.
— Иноземец?
— Нет, ларбарский горожанин.
— Не слышала.
— Мастер Тачи.
— Это кто-то из Мастерских.
— Отлично. Когда и в связи с чем Винначи его упоминал?
— Кажется, зимой. В связи с Мастерскими же. Иначе — откуда бы мне знать...
— Что-то еще: о знакомствах этого Тачи, его занятиях?
— Об этом Вам лучше расспросить мастера Венко.
Что-то меняется в лице стражничьего сотника:
— Кого, госпожа?
— Моего истопника. Он же сторож.
— Вы знаете, где он сейчас?
— В имении, разумеется.
— Где это? В Маррбери?
— Нет, что Вы. В здешнем, приморском.
— Венко... А имя?
— Мастер Венко Луппи. Мохноног, как нетрудно догадаться. Благородный Таррига нашел его для меня. Понимаете, там работы Раббая. Необходим особый уровень обогрева.
— Вот что, госпожа Маррбери. Едемте к Вам туда.
— Зачем?
— К мастеру Венко у нас будут вопросы.
В комнату входит участковый стражник:
— Госпожа боярышня, Вы здесь еще? К Вам тут...
— Да?
— На даче Вашей, похоже, неладно.
— Раббай?!
По всему видно: путь до города этот полусотник проделал в седле. А перед тем еще пешком пробирался где-то по бездорожью.
Он приветствует госпожу и сотника. Кажется, рад, что сыщик из Старой Гавани тоже здесь. Объявляет свое звание и место службы: сельский округ Байтари. Не дожидаясь вопросов, переходит к делу:
— Хорошо, что все тут сразу. Во-первых, мы нашли лошадей по Вашему запросу, господин сотник. Во-вторых — человека. По тем приметам, что Вы рассылали. На даче госпожи Маррбери. То есть, на Вашей даче, госпожа. Грамоты на досмотр в частном доме у нас не было, но пришлось. Обстоятельства позволяли.
— Та-ак, — молвит сотник. — Человека. Которого?
— Едем немедленно! — восклицает боярышня.
— Мужчина, человек, лет около сорока. Роста среднего, сложения крепкого. Волосы темные, борода и усы. У вас в Старо-гаванском он как уважаемый Тачи числился. Но бумаги при нем на имя уважаемого Карачи, уроженца Мардийской области, механика. И там еще один. Тоже человек. Помоложе, светло-рыжий. Некий Ваятти, тоже мардиец, Механическая гильдия. Оба мертвы.
— А Венко?
— Это мохноног Ваш? Нету его там, госпожа. Дом заперт.
— Причины смерти? — спрашивает сотник.
— Угорели, судя по всему. Почему я еще истопника искал? Печка протоплена была, а вьюшка закрыта. Похоже, около двух суток назад это случилось. Лекаря Вам точнее скажут. Я тела пока забирать не велел. И обыск как следует не проводил — сюда поехал прежде. Вчера днем лошади обнаружились, вольнопасущиеся. Стали по округе искать — кто хозяин. А утром видим: в усадьбе у Маррбери ворота не заперты, и двери в конюшню отворены. Думали — кто-то влез, но дом закрыт. Местные сказали, что там истопник должен быть. Мы стучались, никто не открыл. Тогда и решили зайти. Лошадки-то по описанию похожи... А когда вошли уже — там на кухне два трупа.
— А Раббай?
— На это имя, госпожа моя, грамот не обнаружено. Только те двое.
* * *
83.
За два дня до Новогодия, вечер.
Западный берег, Коронная часть. Коинская улица, дом 6, квартира 3.
Тагайчи Ягукко, школярка пятого года обучения отделения Врачевания Ларбарского Университета, стажерка Первой Ларбарской городской лечебницы.
Мастер Лингарраи Чангаданг, дневной ординатор Первого хирургического отделения той же лечебницы.
На столе — обед, он же ужин. Трапеза после работы. Впереди праздники. Под край тарелки с овсяными колобками подложено письмо. Или нечто похожее — в желтой бумажной обертке. Гостинец барышне Тагайчи к Новогодию.
О чем доктор Чангаданг и заявляет.
— Заранее?
— Да. Сие считается дурной приметой?
— Нет, к Новому году — можно.
— Просто он такого свойства, что завтра уже устареет.
— Так я посмотрю?
— Конечно.
Внутри — билет на поезд до города Лабиррана и обратно. В Лабирране у барышни родители. Ехать недолго, но за последние два учебных года Тагайчи у них так и не была. Уроки, практика, дежурства...
Билет — на одного проезжающего. На завтрашний вечер, отбытие в четыре часа.
Несколько мгновений Тагайчи собирается с духом.
— Высокородный боярич изволит меня отослать? Ах да, забыла добавить: "ничтожную устрицу".
— О, Господи.
Нет, доктор, Вы еще не понимаете, как Вы влипли.
— Мне казалось, сама ты не соберешься. Знаешь, что надо бы, но всё откладываешь...
— А Вас мое присутствие в последнее время стало слишком уж утомлять? О да, Вы становитесь истинным жителем Ларбара — поступок в лучшем вкусе местного доброхотства. Заодно, под видом благого дела, можно освободить себе праздники?
— Кажется, я болван. Такое... самоуправство — настолько обидно?
— Послать багаж или письмо — это я понимаю. Но чтоб вот так...
— Прости. И всё же... "Освободить" — для чего бы это?
— Вам виднее. Но если нужно, чтобы я какое-то время не приходила сюда или на дежурства — можно же просто об этом сказать. Разве нет?
— "Нужно"? Зачем, Гайчи, мне сие по-твоему может быть нужно? Ты же знаешь: никакой жизни отдельно от тебя. Нет и не будет. Никогда уже не будет.
— Я же не о том. Просто очень похоже, что ты удаляешь меня в целях моей безопасности. Безопасности от чего? От тебя?
— Решился удалить себе сердце. Последнее слово в хирургии.
— Вот именно — "последнее"!
— Нет, знаешь ли, я не рассчитываю в эти праздники впасть в одержимость...
— Вызвать на смертный бой Исполина? Выступить на площади с хулой на Государя Батангу?
— ... И сжечь дотла город Ларбар. С целью уничтожения улик.
— Ох, да за это уже и без нас, похоже, кто-то взялся.
— Да. И я не думаю, что в Лабирране еще не знают о здешних безобразиях.
— Я и телеграфировать, между прочим, могу. "Никакой жизни отдельно от меня". А как же третий день Новогодия? У нас дежурство вообще-то стоит.
— Телеграмма — это хорошо. Но если сама приедешь — будет еще лучше. А на дежурстве — что же, управлюсь как-нибудь.
— Но я-то рассчитывала прийти. Ну как можно вот так — все планы ломать? Не предупредив, не спросив?
— Прости, пожалуйста. Действительно, глупо. Но я именно этого и боялся. Предложу — а ты откажешься...
— Вот это и возмутительно. Знал, что эта затея мне не понравится, и решил вынудить. Да еще и под видом подарка.
Мастер сокрушенно молчит.
— И разумеется, ты считаешь, что гораздо лучше меня знаешь, что мне лучше?
Смотреть противно. Взрослый, чтобы не сказать — немолодой уже человек, умником себя воображает. Не учел, что на третий день праздников его ученица могла договориться с кем-то из коллег по больнице — вместе отметить Новый год. Что она, может быть, с мастером Ниарраном куда-то собиралась: в театр или вроде того. Что Гайчи не может сейчас оставить мастершу Алилу. Да и мало ли какие дела могут быть у барышни двадцати двух лет в городе Ларбаре? Даже в теперешние невеселые времена.
— Так что же ты все-таки задумал, Мастер?
— Замыслы были. Чтобы ты съездила к родителям. Потом в месяц Безвидного — поработать. Пройдут твои испытания: по внутренним болезням, по родовспоможению. А на Исполинов мне взять отпуск — и отправиться в Кэраэнг.
Раз уж в Приморье стало так беспокойно жить. В Аранде, небось, никого не взрывают. Золотая Столица, родина. Понятно: всякого Змия туда тянет. В семейное гнездо Царских потомков.
— Ясно. Срок изгнания окончен. Поздравляю.
— Гайчи!
— А я-то всё думала: что же с Вами такое...
— Только на месяц, на твои каникулы. Показать тебе тамошние больницы, Лекарскую школу. И просто — побыть нам вдвоем. Тоже глупо?
— Когда ты так объясняешь — то нет. А когда это звучит: "Пропади он пропадом этот Ларбар, в Кэраэнге надежнее" — то глупо. Точнее, грустно.
— Пропадет он или уцелеет — от моих проклятий сие в любом случае не зависит. Но если бы я в самом деле считал, что пора уезжать отсюда, — неужели, ты думаешь, я бы тебя стал спрашивать, не хочется ли тебе сгинуть вместе с этим городом?
— Да я уж поняла: сгреб бы в охапку, и — в море. Великий Бенг нашелся!
— За море. Где есть земля для нас.
— Мастер! Ни землю, ни счастье, даже жизнь — не принимают по принуждению. Запомни это пожалуйста. И на будущее: всегда давай мне выбирать. Очень тебя прошу.
— Да я же не пытаюсь обустроить, как лучше для тебя. Думаю только о себе. Что поистине прискорбно.
— Придется и над этим работать.
* * *
84.
За два дня до Новогодия, поздний вечер.
Каменный мост через реку Юин в городе Ларбаре.
Сотник Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела Старо-гаванского участка.
Джангабул, его Единый Бог.
Одна дорога в этот округ Байтари, Господи, — сплошные слезы. Оттого и раскисла, похоже. Поля, канавы с лозняком, опять поля, какие-то постройки нежилого вида. Несколько раз я уже уверен был, что мы заблудились. Четверо верховых, включая загородного полусотника, и еще пятеро в возке. Кое-как добрались. Якобы поселок, все подворья — воротами в разные стороны, улиц нет. Похоже на нашу Орочью слободку, только гораздо просторнее. И мокрее: где там кони паслись, понятия не имею.
Усадьба госпожи Маррбери — дом на горке, чуть на отшибе, каменный, за кирпичной оградой. Два этажа, несколько пристроек, плодовый сад. Памятник стоит около крыльца, сыростью разъеденный. Некий деятель из семейства бояр Маррбери, опирается то ли на пищаль старинную, то ли на полено. Боярышня объяснила: это тот ее предок, кто однажды с бою взял замок Бакурран.
Кухня вся в изразцах. Печка огромная. За столом двое покойников. Опознание будет завтра, но думается мне, это мастер Тачи и пособник его, возчик Лунча. Попыток выбраться из помещения не предпринимали: возможно, их для начала опоили чем-то, а после устроили угар. Стол накрыт, еда осталась, чай заварен. В остальном и на кухне, и в комнатах очень чисто.
Запаслись эти двое поддельными грамотами на имена мардийских жителей. Собирались, должно быть, уходить туда. Только третий их приятель распорядился по-другому.
Есть сбоку от барского дома одноэтажное крыло — для слуг. Там большая зала, тоже годная под кухню, с печкой и длинным столом. Химик там работал, уничтожить лабораторию не позаботился. Часть запасов, похоже, прихватил с собою, но кое-что и оставил. Слабое, но утешение для наших исследователей.
Боярышня всё время, что мы плутали, поминала досточтимого Раббая. Живописца десятого столетия, он дружил с ее предком Клачо Маррбери Пятьдесят Первым и написал его портрет. Как вошла в гостиную, так и ахнула. Видно место на стене, где висела картина, но доски нету. Вместо нее пришпилен лист бумаги. И на нем сапожной ваксой, здоровенными буквами выведено: "Я БОГ". Подпись мастера Моти Бенни. На обороте — печатная хулительная картинка Мэйанского Союза против Семибожного Братства. Чтобы уж вовсе сомнений не было.
