Наконец катафалк подъехал к самому краю Полки. Семья заняла свои места рядом с катафалком. Мать Пери всегда боялась упасть, и дочери обступили ее, чтобы успокоить. Произошла еще одна задержка, когда священник попытался зажечь ее церемониальный факел во влажном воздухе.
Край представлял собой отвесный обрыв, где река с содрогающимся ревом извергалась водопадом. Краснея при падении, вода растекалась огромным веером, который рассеивался багровым туманом задолго до того, как достигал отдаленной равнины далеко внизу. Сами Низины, простиравшиеся до горизонта в красном смещении, были массой темно-красного, темнее крови, света замедленного времени. Но тут и там Пери видел вспышки еще более яркого света, скопления дневного света. На небе Старой Земли не было солнца; именно сияние этих мимолетных прудов розовато-белого света, каждый шириной в километр, отражающихся от высоких, быстро движущихся облаков, дарило людям день и ночь и вдохновляло их на выращивание урожая.
Стоя здесь, среди этого потрясающего зрелища воды и света, Пери внезапно ощутил радостное возбуждение. Он почувствовал себя так, словно попал в ладони могущественных, но доброжелательных сил — сил, по сравнению с которыми его жизнь и заботы казались тривиальными, и которые все же ценили его, несмотря на это. Эта перспектива облегчила боль от потери его отца.
Наконец священник зажег его факел. Пробормотав слова почтения, он поднес свой огонь к хворосту, сложенному в катафалке вокруг гроба. Вскоре пламя коснулось ящика, в котором находился БутаФери.
Среди хвороста были образцы бумаг Буты — дневники, переписка, другие записи, — большая часть которых была сожжена одновременно в доме Буты. Это стирание было традицией и утешением. Согласно традиции, через четыре тысячи лет, когда придет следующая Грозная Ласка и цивилизация снова падет, все равно все будет потеряно — все с таким трудом накопленные знания рассеются, все здания превратятся в руины — и было сочтено, что лучше уничтожить эти с таким трудом завоеванные памятники сейчас, чем оставить их на безжалостную переработку судьбы.
Долгие минуты семья, священник и толпа с надеждой смотрели на огонь. Они ждали появления изображения, проблеска чуда. Веретенники паслись, равнодушные к человеческим чувствам.
И в этот трудный момент Пери опять увидел девушку с Чердака. Она снова двинулась сквозь толпу, неся поднос с дымящимися напитками, восстанавливающими силы после марша из Форо. Теперь на ней было платье из какого-то черного материала, которое томно облегало ее изгибы, а ее темные волосы были собраны в пучок так, что открывался изгиб шеи. Пери не мог отвести от нее глаз.
Мако подтолкнул его локтем. — Она изменилась, не так ли? Прошел — сколько, час? — с тех пор, как ты видел ее в последний раз. Но за это время она побывала на Чердаке и вернулась обратно; для нее прошло, наверное, полдня. И, возможно, она сменила не только одежду. — Он ухмыльнулся и облизнул губы. — В таком возрасте эти кобылки могут быстро расти, их маленькие тельца текут, как раскаленный металл. Я должен знать. У меня была девушка, о, три года назад — без сомнения, уже старая карга, — но...
— Оставь меня в покое, Мако.
— Так случилось, что я знаю ее имя, — прошептал Мако. — Не то, чтобы это касалось тебя — не тогда, когда наш отец сгорает в своем гробу.
Пери не мог не отдать ему его маленькую победу. — Скажи мне.
— Лора. Тебе это пойдет на пользу. — Мако рассмеялся и отвернулся.
Толпа ахнула. Облако бледного тумана беззвучно вырвалось из горящего гроба. Оно парило, пульсируя усиками и волнами, а затем, всего на мгновение, приняло форму, в которой можно было узнать человека, туманную оболочку с руками и ногами, туловищем и головой. Это был БутаФери, в этом не было сомнений; его точно воспроизведенной фигуры было достаточно, чтобы подтвердить это.
Вдова Буты плакала. — Он улыбается. Видите? О, как чудесно... — Это был чудесный момент. Пожалуй, только одному из десяти было даровано посещение изображения после смерти, и никто не сомневался, что БутаФери достоин такого посланца.
Набросок Буты удлинился, его шея вытянулась, как у веретенника, став невероятно длинной. Затем искаженное изображение взмыло в синеватое небо и по дуге спустилось с края утеса, устремившись вслед за туманной водой в мерцающую багрянцем равнину внизу. Оно искало своего последнего пристанища глубоко в медленно бьющемся сердце Старой Земли, где, как считалось, что-то от Буты переживет даже Грозные Ласки.
Наблюдавшие за происходящим высокопоставленные лица разразились аплодисментами, и, когда напряжение спало, люди начали расходиться. Пери сделал все возможное в рамках приличий, чтобы найти девушку Лору, но в тот день он больше ее не видел.
МакоФери и БоФери, брат и сестра, вооруженные именем своего умершего отца, на два дня отправились на конклав. Они вышли оттуда улыбающимися, явно решив судьбы своих братьев и сестер, матери и всей прислуги в доме и на Чердаке. Но они хранили молчание, к ярости ПериАндри; они не торопились сообщать о своих решениях этим благодарным получателям. Хотя его собственная неуверенность, таким образом, продлевалась, Пери ничего не мог с этим поделать.
Первым самостоятельным решением Мако было организовать охоту на диких веретенников. Он объявил, что охота станет последним праздником в жизни его отца. Несмотря на собственное смятение, Пери вряд ли мог отказаться от участия.
Отряд из дюжины человек взобрался на нагруженных веретенников и галопом помчался вдоль Полки. Это была молодая компания; двадцатитрехлетний Мако был самым старшим из них. У него была пачка писем доброй воли для вручения мэрам городов, через которые они будут проезжать. И он уговорил свою младшую сестру КелАндри вести карту их путешествий; мир был еще не настолько хорошо изучен, чтобы больше нечего было наносить на карту.
Пока они ехали, рев Фу позади них стих, и вскоре Форо затерялся в тумане. Вероятно, им потребуется много дней, прежде чем они хотя бы мельком увидят своего первого дикого веретенника. Говорили, что после Грозной Ласки веретенники пришли пастись в самые развалины древних заброшенных городов, и убить или схватить их живыми было несложно; но по мере того, как поселения у подножия утеса снова разрастались, найти дикие стада веретенников становилось все труднее. Но само путешествие было приятным. Компания погрузилась в комфортную монотонность верховой езды, разбивки лагеря, приготовления пищи, сна.
Из дюжины путешествовавших пятеро были мужчинами, семь женщинами, и было много шуток и флирта. Уже на вторую ночь образовались три пары.
Пери всегда был энергичным, спортивным, и надеялся, что охота отвлечет его от собственных проблем. Но он держался особняком, днем и ночью.
Дело было не в том, что он был неопытен. С пятнадцати лет его отец запрограммировал для него серию связей с местными девушками. Первая была хорошенькой, уступчивой, опытной, намерением Буты было обучать своего сына и укреплять его уверенность в себе и мастерство. После этого появились более яркие, решительные девушки, а за ними последовали более утонченные удовольствия, поскольку Пери научился строить отношения с женщинами, которые были его ровесницами. Хотя у него завязалось несколько прочных дружеских отношений, ничего постоянного пока не сложилось. Конечно, это был только вопрос времени.
Проблема заключалась в том, что теперь не отец будет подбирать для него потенциальных партнерш: нет, отныне это будет его брат Мако, возможно, с небольшим советом от Бо. Возможно, женщины, участвовавшие в этой поездке, были приглашены именно с этой целью — хотя Пери был уверен, что Мако попробует товары, прежде чем подпустить к ним своего младшего брата.
Все это, а также затянувшуюся неуверенность в своей судьбе, было трудно вынести. Казалось, он терял уверенность в себе. У него не было желания общаться с другими, ему нечего было добавить к их шутливым разговорам. И когда он лежал в своем кожаном спальном мешке, ощущая рядом теплое присутствие своего любимого веретенника, Пери поймал себя на том, что его мысли возвращаются к Лоре.
Он не забыл прилив беспомощной тоски, который испытал, изучая ее скромное лицо, небрежно очерченную фигуру. Она не сказала ему ни слова, как и он ей — и все же, хотя она была всего лишь служанкой, он чувствовал, что между ними было что-то неуловимое, но в то же время реальное, как статуя, что следовало бы изучить, если бы только у него была такая возможность. И как он жаждал этого шанса!
В своем навязчивом воображении Пери построил фантастическое будущее, в котором он будет искать девушку. Он покажет ей свою жизнь, возможно, заполнит неизбежные пробелы в ее знаниях — хотя и не слишком быстро; ему скорее нравилась идея произвести на нее впечатление своей светскостью. Они будут расти вместе, но не путем обольщения или демонстрации богатства: как говорится, их изображения будут взывать друг к другу. Наконец-то они укрепят свою любовь, и большая часть его детального воображения была сосредоточена на этом.
После всего этого, что ж, он представит их связь своей семье как свершившийся факт. Он преодолеет их предсказуемые возражения, заявит права на свое наследство и начнет свою жизнь с Лорой... В этот момент все становилось немного расплывчатым.
Конечно, все это было невозможно. В Форо было мало жестких законов; община была слишком молода для этого, но когда человек с Полки общался со служанкой с Чердака, это шло вразрез со всеми обычаями, разве что для чистого удовольствия. Но роман с Лорой не принес бы для Пери никаких осложнений для его связей с женщинами из города, никаких нежелательных последствий наследования и семейного союза — и никаких радостных манипуляций его брата, поскольку это был бы собственный выбор Пери.
Разработка этой утешительной фантазии облегчила переносимость дней и ночей охоты. Или, по крайней мере, так было до того, как Мако с почти сверхъестественной проницательностью разгадал, о чем думает Пери.
Было ясное утро, через пару недель после того, как охотники отправились в путь. Они преследовали небольшое стадо диких веретенников, возможно, около двух десятков животных, включая жеребят. Здесь Полка была сильно обработана водой, изрезана оврагами и берегами, а южные утесы переходили в пологие холмы. Отряд мчался галопом на предельной скорости, их запасные скакуны неслись за ними, и они подняли завесу пыли, которая растянулась по всей Полке.
Бег на шести ногах у веретенников выглядел неуклюжим, но был на удивление эффективным — смесь бега вприпрыжку с прыжками вперед за счет задней пары ног. Строение тела веретенников с шестью конечностями отличалось от строения большинства наземных животных Старой Земли, включая людей. Но тогда, как говорили, предки веретенников были не со Старой Земли. Без груза дикие веретенники, естественно, были быстрее своих родичей у охотников, но, запаниковав, они скоро выбились бы из сил.
Мако ехал рядом с Пери. Он прокричал на весь кортеж: — Итак, как сегодня утром поживает мой младший брат?
— Чего ты хочешь, Мако?
Мако был очень похож на своего отца в молодости — смуглый, красивый, сильный, — но в его мясистых щеках уже виднелись следы полноты Буты. — Мы говорили о тебе. Ты держишься особняком, не так ли? Голова, как обычно, полна мечтаний — не то чтобы в ней осталось место для чего-то еще. Дело в том, что, кажется, я знаю, о чем ты мечтал. Эта девушка-официантка: Лора. Твой язык высунут с тех самых похорон... — Он сжал кулак и сделал непристойные качательные движения. — Мысль о ней согревает тебя в твоем мешке?
— Ты отвратителен, — сказал Пери.
— О, не будь лицемером. Знаешь, ты хороший охотник, ПериАндри, но тебе еще многому нужно научиться. Я думаю, ты научишься. У тебя, конечно, будет масса возможностей.
Пери натянул поводья, чтобы с грохотом затормозить своего веретенника. Пораженный Мако проехал несколько метров, прежде чем остановился и рысцой вернулся назад. Два тяжело дышащих зверя наклонили свои длинные пыльные головы и потерлись носами друг о друга.
Пери, теперь уже разъяренный, сказал: — Если ты говоришь о моем наследстве, то скажи мне прямо. Я устал от твоих игр.
Мако рассмеялся. — Ты не очень-то хороший спортсмен, братишка.
Пери сжал кулаки. — Я стащу тебя с этой клячи и покажу, какой я хороший спортсмен. —
Мако поднял руки. — Ладно, ладно. Тогда твое наследство: на самом деле это одна из причин, по которой я организовал эту охоту — показать тебе, что я тебе дарю.
— Что ты имеешь в виду?
Мако широко развел руками. — Вся земля, которую ты видишь здесь, по всей ширине Полки — все это принадлежало Буте. Наш отец купил землю в качестве спекуляции у землевладельца в Пууле, последнем городе, полдня назад. Прямо сейчас здесь особо нечего предложить, кроме диких веретенников и низкорослой травы...
— И это будет моим, — медленно произнес Пери.
— Это хорошая возможность, — искренне сказал Мако. — В этом районе много воды. Некоторые из этих оврагов на самом деле могут быть ирригационными каналами, заиленными и заброшенными. Хорошие сельскохозяйственные угодья — возможно, не для нашего поколения, но, безусловно, для наших детей. Ты мог бы построить дом, оборудовать Чердак на этих холмах. Ты мог бы оставить здесь свой след, Пери.
— Это унылое место. Моя жизнь будет состоять в том, чтобы таскать камни и разбивать грязь. И мы в четырнадцати днях езды от дома.
— Это будет твой дом, — сказал Мако. Когда он говорил о наследстве Пери, Мако, казалось, вжился в свою роль, казался властным, даже мудрым. Но теперь вернулся насмешливый тон брата, лукавый, проникающий Пери под кожу. — Возможно, ты мог бы привести свою маленькую служанку. Она может готовить тебе выпечку весь день и позволить трахаться с ней всю ночь...
Пери выпалил: — Только обычай удерживает меня от нее.
У Мако отвисла челюсть. — Эй, ты же не серьезно относишься к этой кобылке, не так ли?
— А почему бы и нет?
Мако резко сказал: — Малыш, она живет на Чердаке. Там, наверху, за каждый день, который проходит для тебя, для нее проходит десять или двенадцать. Для нее уже прошли месяцы... Я знаю по опыту: эти девушки с Чердака милы, но они превращаются в пыль в твоих руках, пока ты не перестанешь на них смотреть. Твоя Лора, должно быть, уже стареет, это упругое тело обвисает...
Если бы это продолжалось минутой дольше, Пери, возможно, потерял бы контроль, даже ударил своего брата, и последствия были бы серьезными. Но с другой стороны равнины послышались крики. Пери увидел, что их группа загнала стадо веретенников в сухой овраг. Обрадованный предлогом сбежать, Пери пришпорил своего скакуна.
Загнанные в угол веретенники сбились в кучу. Взрослых особей было больше дюжины, жеребят, возможно, вполовину меньше. Они казались беспомощными, когда охотники сомкнули свой круг; старые и молодые, охваченные паникой, они выблевывали изо рта комки фекалий в уникальной манере веретенников.
Но затем четверо взрослых вытянули шеи высоко в воздух, и их головы, находившиеся в трех метрах над их телами, быстро повернулись. С громким ржанием четверка сорвалась с места, с грохотом поднимаясь по пыльной стене оврага. Движение было настолько внезапным и скоординированным, что они прорвались сквозь строй охотников и сбежали.
