Тем временем гастроли продолжались, сменялись города, страны, залы. Если и возникали какие-то проблемы, все они были достаточно мелкого организационного уровня, и их удавалось решить быстро и без особенных сложностей и потерь. Обратно в материковую часть Европы мы вернулись прямым паромом из Хельсинки в Росток, откуда спокойно доехали до Берлина на серию заключительных концертов. Мы выступили в великолепном Берлинском зале и поехали отдыхать, по пути заехав в Дюссель, где остановились на пару дней, чтобы потом продолжить путь в наше поместье, где нас ждали тепло, любовь, забота и уют. А пока мы будем отдыхать и потом улетим на гастроли по Азии, наши кемперы решено отогнать на фирму изготовитель, где будут проведены работы по небольшой модернизации некоторых выявленных неудобных моментов, регламентные работы, словом, нам пообещали, что всё отполируют до блеска и проведут профилактические работы...
Наши большие азиатские гастроли начинались в Джакарте — столице Индонезии, потом были Манила, Куала-Лумпур, Бангкогк, Ханой, Тайбей, Шанхай, Пекин, Пхеньян и на закуску Токио, где меня всё-таки сумели уговорить отступить от уже принятого мной правила — выступать только в залах высшего акустического класса и я согласился дать один концерт в "Tokyo-Dome". Ну, может у девушки промелькнуть крупица ностальгии, ведь в своё время будущий концерт в этом зале для меня стал почти фетишем и казался какой-то знаковой и недостижимой вершиной. А ещё, это статусное место, не только в связи с моими воспоминаниями, а для всех японцев. В Японии это не зал, это своего рода сакральный центр, где проводятся все самые главные выступления лучших борцов сумо, а сумо — фактически уже почти религия современной Японии. Так, что мой выход на арену этого зала — это само по себе настолько показательно, что звук тут уже не имеет особенного значения. Но до Японии, где наши гастроли закончатся ещё далеко, а мне предстоит покорить Азию, а это даже круче Востока из фильма про товарища Сухова. И чего я так и не смог понять, почему при таком широком охвате, куда попали даже Индонезия и Малайзия, в стороне осталась такая большая и серьёзная страна, как Индия? Но, не я составлял план гастролей, и видимо были какие-то резоны, которые привели к такому результату.
Тут речь о другом. Четыре первые страны — это народы, языка которых я не знаю, что для меня довольно сложно и необычно. И если во Вьетнаме я вполне могу выехать на исполнении песен на русском языке, к которому вьетнамцы относятся очень положительно, то какую фишку использовать в первых трёх пунктах я поначалу не представлял. И уже накануне нашего вылета вдруг сообразил, что мне нужно будет показать не только и не столько пение, сколько виртуозную игру на синтезаторе, то есть использовать ту самую универсальную надязыковую магию настоящей хорошей классической музыки, виртуозное исполнение которой я смогу показать прямо на сцене, что точно должно пронять слушателей. Фактически, это почти как исполнение живым голосом, когда не используешь фонограмму, в чистейшем виде мастерство и класс, не могут азиаты это не оценить. Понятно, что сыграть концерт для соло фортепиано Шарля Алкана на эстрадном концерте — это не то, что могут понять зрители, поэтому выбирать придётся из более коротких и зрелищных вещей. В результате я выбрал свою любимую "Польку" Рахманинова, которую объявлял как сочинение великой Пак Юн-Ми и вторым, уже как своё — фортепианную версию этюда Николо Паганини Франца Листа под названием "La Companella" (Колокольчик. Итал.). Исполнять этот этюд действительно очень сложно, безумный темп, очень сложная работа левой рукой с быстрым перемещением руки над клавиатурой, да и правой рукой приходится потрудиться. Но к счастью, предварительное разучивание этого сложного произведения мною уже было проведено ещё в конце музыкальной школы, когда мы спросили у нашего преподавателя, какое произведение он считает самым сложным для пианиста. Вот на спор и разучили, а ещё захотелось показать себя перед задаваками девчонками, которые перед нами всё время носы задирали. Для того, чтобы быть честным до конца, мне тогда ни разу не удалось сыграть этюд без помарок, как и моему приятелю, но наш преподаватель похвалил нас даже за тот уровень, какой мы с ним смогли показать. Теперь же я сыграл этот этюд по памяти без единой помарки с первого раза, и даже умудрился во время игры оценивать и делать соответствующее эмоциональное интонирование пьесы. Во время концертов, когда я исполнил сначала "Польку", а потом через несколько песен и "Компанеллу", зал стал мой весь с потрохами. И хоть я планировал, что буду использовать эти музыкальные произведения только в начале гастролей, но известия о них летели впереди меня, и мне пришлось играть их и на всех остальных концертах до Японии включительно. Дошло до того, что в конце моих гастролей в Японии по личной просьбе Императора мне пришлось дать ещё один концерт, на который приехала почти вся Императорская семья, где я не пел, а только играл классические произведения, половина из которых была под авторством Пак Юн-Ми, и я многократно упоминал, что бесконечно восхищаюсь этой талантливой девочкой, а в конце вообще закончил тем, что объявил весь этот концерт концертом её памяти. Зато у меня появилась законная возможность съездить и оставить цветы у памятника на аллее великих музыкантов рядом с залом "Tokyo-Dome". А так, как у меня ещё до выезда на гастроли в планах было исполнять произведения оформленные на Юн-Ми, то Карл Фишер заранее оформил разрешение на это от имени мамы Дже-Мин. Как оказалось, не зря, потому, что уже в Китае посольство Кореи официально потребовало прекратить исполнение без разрешения произведений являющихся культурным богатством их страны. Я в этом не участвовал, но Фред не отказал себе в удовольствии собрать большую пресс-конференцию, где предъявил официальное разрешение от законного наследника на исполнение этих произведений оформленное по всем правилам и заверенное юристами Германии и Испании. Тут же он ещё и проехался по поводу того, что из-за странного неадекватного поведения Кореи мы даже не стали включать эту страну в планы наших гастролей. Вы можете сказать, что не нужно было дразнить спящую собаку. Но я считаю, что они влезли сами, а ответить мы были просто обязаны. А исполнение произведений Юн-Ми я не считаю провокацией, они давно выложены в сеть и доступны любому музыканту, тем более, что кроме них я исполнял и свою композицию. И при выступлении только упоминал автора и говорил о моём уважении к нему, без единого экивока в адрес Кореи и того, что она делала, как говорится "Saрienti sat" (умному достаточно). Впрочем, для них это почти естественно, как вляпались в Германии с корейским принцем, и снова лезут на те же грабли. Я даже в сети на корейском не стал смотреть, как сами жители на это реагируют. А чего ждать? Как им скажут, так и будут реагировать, послушные такие...
А потом мы вернулись домой, и буквально через несколько дней взяли на борт Ниночку с мамой Дже-Мин и почти всех детишек усадьбы и пошли в море к Болеарским островам на нашей "Янжиме". Синее небо, голубое Средиземное море, белые паруса над головой и шорох воды вдоль борта. Так классно, что просто не описать словами. Разумеется, мне пришлось стоять вахты в смену с Гошей. На второй день нашего похода Жора получил радио, что в Средиземное вошёл фрегат Кригсмарине находящийся здесь в учебном плавании, и он готов обеспечить нам конвой, если мы пожелаем куда-нибудь сходить подальше береговой зоны Испании. Прогноз погоды спокойный на две недели вперёд, купальный сезон ещё не начался, поэтому на Ибице и Мальорке делать нечего. И мы пошли к Сардинии, к её южной оконечности в порт Кальяри, а испанский сторожевик береговой обороны передал нас под опеку немецкому фрегату "Ельбинг". И если обычно у нас за кормой чаще всего на расстоянии мили маячит небольшой сторожевик береговой охраны Испании, то сейчас на его месте появился гораздо более серьёзный боевой фрегат. Так вместе мы и дошли до Южной Сардинии, где сошли на берег и погуляли по твёрдой земле. Вскоре после швартовки к яхте подошли два немецких моряка, один из которых оказался командиром сопровождавшего нас фрегата. Мы с ним познакомились, он сообщил, что вступил в переговоры с местными морскими властями о нашем возможном дальнейшем маршруте, и что старшему офицеру корабля поручено силами прикомандированной морской пехоты обеспечивать мою безопасность на берегу. Оказалось, что зона нашей швартовки уже перекрыта не менее, чем семью восемью крепкими ребятами в немецкой морской форме, которые, стараясь это делать не слишком откровенно, разглядывают меня. Я вот совершенно как-то не подумал, что у военного корабля, пусть даже вполне дружеской страны могут быть серьёзные ограничения в территориальных водах другого государства. А капитан меня заверил, что в течение суток он сумеет все вопросы в этом аспекте решить и предложит устраивающие всех варианты в зависимости от моих дальнейших планов. А по поводу того, что во время прогулок нас всё время сопровождали немецкие морские пехотинцы, так и чего в этом такого уж страшного или неприемлемого? У них своя работа или служба, им приказали, и они выполняют приказ, который уж точно никоим образом не во вред мне или кому-нибудь из тех, кто со мной. Между прочим, наличие такого сопровождения даже немного дисциплинировало всю нашу мелкую ораву, которая в противном случае была бы наверно совершенно неуправляема. Как-то я этот момент не очень хорошо продумал, что на такую банду взрослых у нас маловато, а Гоша и Жора ещё и не могут от меня удаляться, они не няньки, а телохранители. Это на борту малышня точно знает, что можно, а что нельзя и их мы там сумели застроить, чтобы не волноваться постоянно, что кто-нибудь свалится за борт или ещё чего-нибудь случится. Гоша ещё в самом начале сделал судовое расписание, где не просто перечисляли всех пассажиров, в нём ещё и закрепляли за каждым его круг ответственности и обязанностей. К примеру, не просто абстрактная фраза, что старшие приглядывают за младшими, а чётко и прямо расписано, что Рамона отвечает за Стефанию, а последняя обязана её безоговорочно слушаться. А самым маленьким поручены какие-то конкретные вещи, например переносной запасной компас в небьющемся исполнении, который малявка должна спасать при необходимости, но у каждого есть дело и задача, как и место его нахождения по тем или иным командам. Гоша молодец, я бы до такого не скоро додумался, а мне вспомнилась фраза, что военная служба и не из таких идиотов людей делала. Часто армейские прямолинейные способы решения каких-то вопросов бывают как нельзя кстати. Мы погуляли по Сардинии, вернее по её неформальной столице Кальяри. Если бы мы не наняли местного ушлого гида, скорее всего даже не нашли бы на что поглядеть, но этот вымуштрованный многими сезонами разной тупости туристов сумел сделать нашу прогулку довольно любопытной. Вечером мы с Алёнкой, в сопровождении Гоши и Жоры сходили посидеть в местный милый ресторанчик и даже потанцевали с ней в своё удовольствие, к счастью меня не узнали и мы чувствовали себя достаточно уютно и расслабленно. Днём нашим самым надёжным прикрытием стала куча детей, которая роилась вокруг нас и мы временами с трудом удерживали эту стихию в узде. Ну, кому придёт в голову внимательно разглядывать воспиталок этого детского отделения махновского войска. Тем более что и мы были не особенно вычурно наряжены. С маленькими детишками красивые наряды? Шутить изволите? А вечером упала темнота, и узнать кого-то стало сложно. К тому же, сейчас на улицах ещё достаточно безлюдно и вся индустрия уже перестроенная на приём туристов, сезон которых ещё не наступил, сейчас работает едва ли в четверть своей мощности...
Из вариантов, на которые согласились официальные итальянские власти, нашему сопровождающему фрегату были разрешены только заходы на внешний рейд портов материковой Италии, а в Тирренском море не севернее северной оконечности Корсики. Мы обсудили эту ситуацию с капитаном корабля, и решили, что возвращаться тем же путём нам не интересно. Поэтому пойдём без заходов в Италию с огибанием Сардинии и без захода в Ольбию между Корсикой и Сардинией уйдём на запад домой, и фрегат проводит нас до территориальных вод Испании, где передаст береговой охране. Уже, когда мы прошли пролив между островами и взяли довольно свежий южный ветер, нам пришло сообщение от итальянцев с извинениями, что они не знали о моём присутствии, и они приглашают нас посетить любые порты страны, а сопровождающему нас кораблю будут разрешены заходы с нами в любые порты. Не знают они. Ага. А то, что у Кальяри подошёл итальянский корвет, который в стороне неотлучно сопровождал нас круглые сутки, это случайность. Впрочем, у военных своя логика, мне не ведомая. Только мы уже ушли из вод Италии, о чём мы и сообщили, поблагодарив за приглашение. А пришедшая в западное Средиземноморье чуть позже непогода застала нас уже входящими в нашу родную бухту, хотя это был не шторм, пока раздуло всего баллов до семи, но волна уже поднялась, и плавание перестало быть приятной комфортной прогулкой. Даже сопровождавший нас сторожевик зашёл вместе с нами, чтобы укрыться от начинающейся непогоды...
Дальше так жизнь и потекла. Я по мере сил отбрыкивался от всех, от каких мог церемоний и визитов, чтобы больше времени проводить с нашими малышами, так, что, фактически остались только непосредственно гастроли, которые я тоже попросил строить в максимально жёстком аккордном режиме, чтобы быстро отработать максимум запланированных концертов и вернуться домой. А дома мы наслаждались вознёй с детьми. Малыши всё увереннее держались на ножках и уже начали активно исследовать окружающий их мир. Я раньше даже представить себе не мог, как это интересно, ведь я делал это вместе с ними. И нам было интересно везде, хоть на пляже нашей малой бухты, хоть в море на борту яхты, хоть в полях или в лесу среди окружающих гор и долин. Мы ходили, гуляли, играли, пели и бегали, плавали и строили замки из песка или хижины из веточек в лесу. И редко, когда были только втроём или вчетвером, чаще всего наши выходы превращались в выход целой компанией, что даже приходилось брать одну-двух помощниц из других мам, потому, что нам с Алей с таким количеством детей было не справиться и не уследить, даже с учётом нашей постоянной охраны.
Иногда я смотрел на Серёжку и Валерку, таких разных и таких похожих. Даже, когда у них возникали размолвки, они их самих расстраивали, и мириться они спешили едва ли не раньше, чем успевали погоревать о размолвке. Между ними как-то не было особенной показной взаимной нежности, но даже при мимолётном взгляде было видно, что они родные и вместе. При том, что Валерка — огонь, егоза, капля ртути, подвижная и шебутная, как хорь, она даже говорит так, что в спешке иногда не успевает договорить одно и уже начинает говорить другое, что иногда её бывает не просто понять сразу. А Серёжка спокойный не только внешне, он, вообще, этакий основательный мужичок, не спешит, не суетится, но уж если делает, то делает основательно и серьёзно. И если не согласен, то не возражает, а набычивается и смотрит исподлобья молча, можно быть уверенным, что не отступит, но можно его убедить, что если он не прав. Но это не значит, что он не ведёт себя как все дети, он тоже носится, веселится, смеётся, а то, что я описываю, это скорее мои тонкие наблюдения и некоторое прогнозирование, как те или иные жесты разовьются со временем. Я их обожаю и могу смотреть за ними часами. И иногда у меня возникает мысль, что ведь и у меня, как у Серёжки могла бы быть сестрёнка или братишка, пусть не такая желтоглазка с уже начавшей расти будущей копной шикарных волос на гордо вскинутой головке, но главное, что рядом со мной был бы кто-то родной, и моя мама бы была не только у меня, но и ещё у кого-то. Не знаю, как бы я смог поделить её любовь с кем-то, может даже были бы какие-нибудь конфликты, но главнее, что после того, что со мной случилось, у мамы и папы бы остался ещё кто-то, кто помог бы им легче пережить мою гибель. А если заглядывать ещё дальше и под другим углом, может и правильно, что они не одни, что есть Ксюня, они вдвоём, может и ещё кто будет, у нас ведь ещё три дозы семени на хранении в резерве, что бы с нами с Алей не было, но они уже будут друг у друга...
