Он и сейчас помнил теплый песок тропинки, усыпанной сосновыми иголками; высокие сосны; обрыв, заросший крупными лиловыми колокольчиками, а внизу — море. Не синее и не серое — малахитовое, густое, плотное, упругое. Он бежал по тропинке, и песок осыпался под ногами.
На мелкой гальке, у самой кромки воды на коленях стояла женщина. Руки ее были обнажены, и на них таяли пенные брызги. Светились глаза цвета морской волны. Лорд Гаральд не сразу заметил в светлом ореоле волос золотую корону.
С трудом удерживая, женщина протянула ему большую бело-розовую раковину. В раковине пело море. Так незнакомку и звали — Песня моря, на языке Лильтере — Тантанирэй.
А потом они вдвоем стояли в лодке, и вода оказалась столь прозрачна, что видны были их тени, скользившие по разноцветным камешкам. Маленькие крабы прятались под корягами, мягко колыхались водоросли. Тантанирэй держала в руках чашу с морской водой, и в ней чуть шевелила щупальцами прозрачная медуза.
Лорд Гаральд ходил в море с рыбаками; научился грести; ставить парус; нырять с камнем, подражая ловцам жемчуга; вскрывать ножом раковины, добираясь до жемчужин. А вечерами сидел с рыбаками у костров и слушал их рассказы о море. Чаще всего они говорили о дар-жемчужине.
— Лишь раз в сто лет, — шептались рыбаки в темные ночи, — рождает море подобное чудо. Дар-жемчужина кругла, как полная луна и такого же чистого лунного цвета. Она продлевает молодость и врачует недуги. Она делает своего владельца счастливым.
Лорд Гаральд хорошо помнил о золотой короне в волосах Тантанирэй и удерживал слова признания.
Он вышел в море один, в лунную ночь, и море было бурным. Кинул в воду цветок, подаренный Тантанирэй, цветок закачался на волнах, и лорд Гаральд направил лодку ему во след. А когда цветок пошел ко дну, нырнул. Там, наверху, свистел ветер и вздымались волны, здесь, внизу, царил сладостный покой. Лорд Гаральд знал: должен взять первое, что попадется в руки, и подняться наверх. Ему дозволялось сделать лишь три попытки. Первый раз он добыл пучок водорослей, второй — обточенный водой камень. Нырнув в третий раз, он почувствовал под пальцами волнистую поверхность раковины. Иначе и быть не могло, ведь он кинулся в воду с именем Тантанирэй. Вынырнув, он перевалился в лодку и, не отдыхая, стал грести к берегу — вскрывать раковину следовало на твердой земле.
Лодка опрокинулась, прибой ударил лорда Гаральда о камни, он вывихнул плечо и сломал два пальца, но выплыл. И, едва выбравшись из пенных бурунов, здоровой рукой схватился за нож — раздвинул створки раковины.
Маленькая луна сияла в раковине — бесценная дар-жемчужина.
Лорд Гаральд готов был клятвенно подтвердить — все, о чем шепчутся рыбаки по ночам у костров — чистая правда.
Дар-жемчужина кругла и чиста. Она делает своего обладателя счастливым: суровый брат Тантанирэй отдал ему руку сестры. Жемчужина продлевает молодость — даже сейчас, спустя тридцать лет, ему достаточно коснуться рук жены, чтобы в глазах заиграли солнечные блики, а в ушах зазвучала песнь моря.
...В дверь постучали, заглянул юный паж.
Вельможа обернулся, но не тронулся с места. Стоял, сжимая руку жены.
— Прибыл гонец из столицы, — как бы извиняясь, промолвил паж.
Лорд Гаральд разжал пальцы и шагнул к двери.
Оставшись одна, леди Дарль посмотрела в окно. Ястреб все так же кружил в безоблачном небе. Вот он камнем ринулся вниз и вновь взмыл в поднебесье — промахнулся.
Леди Дарль медленно ходила по комнате, с нежностью касалась янтарных безделушек, некоторые брала в руки, подолгу не отпускала. Смотрела на них так, словно хотела запомнить на всю жизнь.
...Королева Аннабел переступила порог янтарных покоев. Леди Дарль — в сером дорожном одеянии — шагнула ей навстречу. Королева мягко и обеспокоенно спросила:
— Почему вы отказались от охраны, леди Дарль? Мы хотели дать вам втрое больше людей.
— Маленькому отряду легче проскользнуть, — улыбнувшись бледными губами, ответила леди Дарль. — А при встрече с войском Магистра и сотня человек не поможет. Полагаюсь на Менестреля. Он вызвался проводить нас до побережья тайными тропами.
— Леди Дарль, — волнуясь, заговорила Аннабел. — Вы проявляете такую отвагу и милосердие, что я... Я никогда не смогу вознаградить вас.
Все сказанное казалось Аннабел неважным и ненужным. Она непременно должна найти другие слова... слова, которые вспомнятся в разлуке, утешат и придадут сил... слова любви и благодарности...
— Вы очень похожи на королеву Ивену, — неожиданно сказала леди Дарль. — Особенно, когда краснеете... И волосы поправляете так же...
Леди Дарль, повторяя движение Аннабел, подняла руки к вискам.
— Вы хорошо знали королеву Ивену? Мне не было и трех дней, когда мама умерла.
— Я мало жила в столице... Думаю, если кто из знатных дам и был достоин венца, то разве леди Ивена. И я, и муж мой радовались, когда выбор короля пал на нее.
— Они любили друг друга? — спросила Аннабел.
— Они были достойны друг друга, — ответила леди Дарль, помолчав. — Тогда мне казалось, что любви их недостает пыла... Но ваш отец не женился вторично. А ему едва минуло тридцать, когда королева Ивена умерла. Они встретились совсем юными.
Она перевела взгляд на Аннабел.
— Я рада, что и вы, королева, так скоро нашли свою судьбу. Когда я выходила замуж за лорда Гаральда, мне исполнилось тридцать, а ему — тридцать пять. Почему мы не повстречались раньше! Теперь у нас было бы лет десять в запасе...
И вновь Аннабел не нашла слов, достойных подобной минуты. А еще подумала, что им со Стрелком тоже вечно будет не хватать полутора лет, проведенных в разлуке.
— Радует меня и ваш выбор, — продолжала леди Дарль. — Признаюсь, я никогда не любила Артура, хотя дружила с леди Арной — она была родом из Лильтере. И лорд Гирэй казался мне человеком славным.
— Мне жаль, что вы увезете дурные воспоминания об Артуре... — начала Аннабел, но тут в янтарную комнату вошел лорд Гаральд.
— Пора. Кони оседланы.
Леди Дарль посмотрела на королеву.
— Я приложу все силы к тому, чтобы убедить короля Лильтере отправить корабли к этим берегам. Тогда северные лорды не смогут придти на помощь Магистру.
Аннабел склонила голову и тихо отступила к двери.
Во дворе собрались все обитатели замка Дарль. Аннабел подошла к стоявшим рядом Менестрелю и Мелпу. Первому предстояло проводить Янтарную леди до побережья, второму — в столицу Лильтере.
Две борзых собаки, лежавших в тени, вскочили и завиляли хвостами. Появились лорд Гаральд и леди Дарль. Во дворе поднялась суматоха, крики, плач. Каждый из обитателей замка стремился оказаться поближе к леди Дарль.
Она остановилась подле конных носилок. Обернувшись, поблагодарила слуг, простилась с дамами и кавалерами своей свиты, улыбнулась Аннабел и Стрелку.
— Будьте счастливы, королева. Ваш избранник наделен спокойным умом и твердым сердцем.
И тут Аннабел нашла, наконец, желанные слова.
— Госпожа Тантанирэй, если судьба мне носить венец, я возведу на побережье город и назову его Песней моря.
Лорд Гаральд подошел проститься с женой. Она ничего ему не сказала, лишь коснулась руки.
Всадники взлетают в седла, Мелп подсаживает леди Дарль в носилки, занавески задернуты, отряд выезжает за ворота, борзые собаки бегут по бокам носилок.
На мгновение занавеска откинулась, мелькнуло лицо — белое, застывшее. Отряд удалялся, исчезли за горизонтом всадники, остались лишь клубы пыли на дороге.
Лорд Гаральд повернулся и, не обменявшись ни с кем ни словом, ушел к себе.
Стрелок с Аннабел остались в опустевшем дворе, думая о том, что им самим вскоре предстоит расстаться. Аннабел, не отрываясь, смотрела на лучника.
— Понимаю, что просьба: "Будь осторожен," прозвучит впустую. Но... мне однажды приносили известие о твоей смерти. Обещай, что не заставишь меня услышать такое вновь.
Улыбка осветила его лицо.
— Меня уже похоронили, Аннабел. Могу обещать: худшего не случится.
Они все смотрели и смотрели друг на друга, словно стремясь вознаградить себя за время, проведенное в разлуке.
— Впереди у нас целых три дня...
— Только три дня, — тихо поправила Аннабел. — Я ненасытна. Раньше, сидя взаперти, мечтала лишь о миге встречи. А теперь... Вечности не хватит — наглядеться...
— Я вернусь, — сказал Стрелок. — И леди Дарль вернется.
Аннабел не видела уже замка, синего неба, солнца — сплошная серая пелена застилала глаза.
— Леди Дарль не вернется. Она смертельно больна.
* *
*
Полтора месяца взаперти! Артур подходит к окну, возвращается к двери, снова бросается к окну. Час за часом, день за днем мечется он по комнате, и даже ночью обитатели дома слышат его нервные, торопливые шаги. Драйм хмурится, у Плясуньи слезы наворачиваются на глаза.
Ни на миг, ни на шаг нельзя переступить порог. Артур хватается за голову, очаг и стол медленно вращаются перед глазами. Сидеть взаперти, в полнейшем бездействии! Лишь десять дней прошло с той минуты, как Либурне разрешил ему вставать, и он заново начал учиться ходить. Десять дней отчаянного, бессильного кружения по комнате — до тошноты, до головной боли. Когда все вокруг начинает вертеться, Артур поворачивается и идет в другую сторону, но никуда не может уйти.
Аннабел, Аннабел! Она изнывала взаперти полтора года. Менестрель год страдал в темнице.
Артур хватается за спинку кровати, переводит дыхание. За десять дней он дошел до такого состояния, что готов биться головой о стену.
А Плясунья... Плясунья проводила подле него дни и ночи — пока был слаб. Теперь избегает. Каждым взглядом, каждым жестом спрашивает: что дальше? Он не может ничего обещать ей, доколе со старыми долгами не разочтется. Злую шутку сыграл сам с собой. Приневолил Аннабел, и сам оказался в неволе.
Артур присаживается на кровать, но тут же вскакивает, продолжает свой нескончаемый путь.
...Плясунья резала морковь, Гильда чистила рыбу. Сыпалась на стол серебристая струйка чешуи. Плясунья поминутно оглядывалась на дверь. Полтора месяца провели они, словно в осаде. Полтора месяца ходили на цыпочках, вздрагивали от малейшего шороха, прощались с жизнью при каждом стуке в дверь. Дважды являлись к Оружейнику стражи Магистра. Дважды удавалось ему отговориться больной рукой, и они уходили с угрозами. Что если, придя вновь, вздумают обыскать и мастерскую, и дом? Восемь человек в доме, восемь виселиц велит поставить Магистр. Никому пощады не будет. Ввечеру, ложась спать, каждый из обитателей дома думает: удалось прожить день. Просыпаясь поутру, гадает: переживет ли новый? А ежели ночью на площади стучат копыта и бряцают доспехи — прощай сон, всем восьмерым замирать от страха.
Девушки наклоняются ближе друг к другу, невольно понижают голоса.
— Он сказал что-нибудь? — спросила Гильда, тряпкой смахивая чешую со стола.
Плясунья покачала головой.
— Боится, — уверенно заявила Гильда. — Когда двое становятся — одно, разделяют и вину друг друга, и расплату. Вот и хочет искупить, прежде чем...
Плясунья отложила нож и сделала несколько шагов к двери. Гильда застыла с тряпкой в руке, прислушиваясь. Плясунья постояла мгновение и вернулась к столу. Ей все время чудились стремительные и беспокойные шаги Артура.
— Он король, — прошептала Плясунья. — Легко каяться и видеть истину, когда близок к смерти. Поправится, наберется сил — захочет ли расстаться с венцом?
— Думаю, захочет расстаться с королевой, — откликнулась Гильда. — А она с ним — уж непременно.
— Я боюсь. Он не бросит свою дружину. Прорываться в крепость — верная смерть, я слышала, Драйм говорил...
— Жены дружинников пробираются, — возразила Гильда. — Из города выскользнет, загримировавшись. А как Драйму уходить? Ни парик, ни фальшивая борода не спасут.
Некоторое время они молчали, и в тишине слышался только стук ножей. Затем раздались шаги. Плясунья вздрогнула.
— Это Либурне, — успокоила ее Гильда.
В кухню и впрямь заглянул Либурне.
— Настой готов? — по всеобщему обыкновению тихо спросил он.
— Сейчас процежу, — Гильда потянулась к кувшину.
— Мне нужен подорожник, лист одуванчика и тимьян.
— Сегодня найду, — отозвалась Гильда.
Она уходила за город и приносила полный мешок всяких трав и цветов, вместе с Либурне разбирала по стебельку. Лекарь велел запасать побольше. Выйдет войско из Турга — все пригодится.
— После обеда отправлюсь, — пообещала Гильда.
Либурне удалился. В дверях столкнулся с Драймом. Гильда тотчас оставила стряпню и, не дожидаясь просьбы, налила воду в таз.
— Спасибо, — он окунул испачканные руки.
— Устал? — Гильда коснулась его плеча.
Драйм помотал головой.
— Ковать нельзя, так хоть древки для стрел мастерим, ушки выпиливаем, наконечники прилаживаем — благо, у твоего отца старый запас был.
Гильда подала ему полотенце. Драйм взял, поблагодарив. Плясунья неожиданно почувствовала себя лишней, попятилась к двери, но уйти не успела — в кухню ввалился Оружейник. Хмуро глянул на стоявших рядом Гильду и Драйма.
— Полей-ка мне на руки, дочка.
— Как твоя ладонь?
— На беду, заживает. Если из города не уйдем, Либурне придется ею заняться.
— В третий раз? — ахнула Гильда.
— Ладно, пока тремя руками справляемся, — Оружейник исподлобья оглядел Драйма. — Сноровистый ты. Или раньше умел?
— Умел. Лорд Гирэй просил оружейника Ансельма обучить Артура, а заодно и меня. Чтобы могли, если понадобится, и сломанный меч перековать, и подлатать кольчугу, — отвечая, Драйм поглядывал на Гильду, а она — на отца.
Оружейник тоже посмотрел на дочь и велел Драйму:
— Ну-ка, пойдем. Поможешь...
— Мне тоже помощь нужна, — перебила Гильда. — Пусть... — она поискала глазами. — Пусть воды принесет.
Драйм подхватил ведра и поспешил во двор, к колодцу. "Может, Оружейник смягчится, узнав, что я лорд? Нет, вряд ли... Да и лорд я нынче такой же, как Артур — король".
Оружейник поднялся наверх. Ушла и Плясунья. Вернувшись, Драйм застал Гильду одну. Она старательно терла закопченный котел. Спросила:
— О чем вы так долго разговаривали вчера со Скрипачом?
— Со Скрипачом? — Драйм хотел перелить воду в кадку, но обнаружил, что она полна. Поставил ведра на пол, присел рядом с Гильдой. — Рассказывал легенды о затонувшем городе. Леди Арна их очень любила и записывала... Мы с Артуром прочли уже после ее смерти. Случайно я припомнил одну в разговоре, Скрипач попросил все поведать. Утверждает, — голос Драйма торжественно звучал в полутемной кухне, — что после этих сказаний ему снится музыка...
Гильда оставила работу.
— Я никогда не слышала о затонувшем городе.
— Говорят, в давние времена море плескалось там, где ныне шумит лес. И сейчас еще охотники находят осколки больших раковин или скелеты невиданных рыб... А тогда был белый ровный песок, синяя вода и город на сваях. Богатый, цветущий. Уверяют, что его можно увидеть и ныне, только это не всем дано. И тот, кто повидал волшебный город, не может жить по-прежнему. Короли слагают с себя венцы и отправляются странствовать. Воины вгоняют мечи в ножны и начинают пахать землю. Торговцы забывают о мешках с золотом и мастерят крылья. А иные получают дар прозрения... — Драйм помолчал. — Еще толкуют, будто многие жители прекрасного города прикипели к земле всем сердцем. Среди них была королева Инир. Она сказала подданным:
