Мы, волей судьбы, попавшие в доисторический мир, как-то освоились. Человек существо странное и непредсказуемое, массово заболевает от сквозняков, но пышет здоровьем после ныряния в прорубь, чем больше нас прессуют, тем крепче становимся, от диванного существования болят суставы и жизнь в тягость, а от хождения в горы забываем о болезнях и счастье переполняет душу, когда смотрим свысока. Мы любим, смотреть сверху вниз: на долины, покрытые белёсой дымкой; на далёкие города, на гладь моря ... на других людей. Может я сейчас шучу, но как же иначе, вокруг первобытное зверьё, которое ещё не приобрело страх перед человеком и не упустит момента, при случае, напасть. Проблема, из-за которой нас, некие силы, сдёрнули из настоящего и швырнули вместе с куском берега в прошлое, прямо перед нами — Разлом. Эти существа прибыли к нам из задворок Вселенной и обосновались в страшной трещине, они не нашей природы и дышат ядовитой аммиачной смесью, поэтому мы, никогда не уживёмся. Для того чтобы уничтожить людей, химеры собирают биологический материал и выводят жутких мутантов, но с ними как-то справляемся, но придёт тот день, когда они научатся выводить существ, и обликом и физиологией не отличающихся от человека и подчинят они властные структуры и начнётся всеобщее уничтожение нас как вида. Все войны, генномодифицированные продукты, однополые браки, повсеместная вакцинация и прочие "прелести" — звенья одной цепи, это война против человечества. Поэтому мы здесь, в момент, когда пришельцы только набирают силу. Мы смогли на некоторое время нейтрализовать химер, залив водой их убежище, но видно это не совсем то, что нам нужно. Я знаю, где-то в лабиринте пещер, есть противоядие от пришельцев, но страшно спускаться в подземный мир, там течёт своя жизнь. В своё время, с князем Аскольдом, я едва не погиб, только переступив его порог, поэтому сознательно отодвигаю тот миг, когда нам придётся идти под землю, но он придёт ... вода из Разлома уходит ... кто бы нас толкнул на героический поступок, а пока я сурово сдвигаю брови. Рядом вздыхает Семён — настоящий терминатор, но добрый и искренний друг. Князь Аскольд, как обычно, невозмутимо поглаживает тощую бородёнку, я часто намекал ему, чтобы её сбрил, а он лишь ухмыляется, старательно пряча в ней свой змеиный взгляд, враги прозвали его Аспидом, но для меня он верный товарищ и друг.
Князь Аскольд бросает камень в воду, он звучно булькнул, в разные стороны пошли круги: — Сколько воды испортили, — задумчиво изрекает он, — ничего здесь не живёт, даже комары дохнут, а на вид простая вода. Я так понимаю, напрасно мы замуровали подземные ходы у водопада, скоро нам придётся посетить сказочный мир пещер, будь они не ладны, — с сарказмом произносит Аскольд.
— В прошлый раз мы только потоптались на пороге и едва ноги унесли, — хмыкаю я, — но ты прав, меня прямо тянет туда, мочи нет, даже на голове волосы дыбом встают от грядущего развлечения.
— А может ещё с какого-нибудь озера воду сюда спустить, ещё годик отсрочка, — вздыхает Семён. Он опирается о рукоятку чудовищных размеров топора, это единственное оружие, которым он виртуозно владеет, а стрелять из лука и метать копья так и не научился, нормальный человек поднимает его топор с трудом, а он выписывает им такие зигзаги и круги, что лезвие исчезает, лишь гудит как рассерженный шмель.
— По близости озёр уже не осталось, конечно, можно попробовать вновь наполнить ущелье, поставив плотину, но время уйдёт, а с ним и вся вода из Разлома, — сокрушаюсь я.
— За четыре дня вода опустилась на три метра, это серьёзно, — Аскольд вновь швыряет камень.
— Хватит бросать! — возмутился Семён.
— Думаешь, кто-то выплывет и покажет нам лысую голову? — удивляется Аскольд.
— Ничего я не думаю, — смутился Семён.
— Действительно, не буди Лихо, — укоризненно говорю я.
— И без нас проснётся, через месяц оголится дно, — ухмыляется князь, нервно дёрнув бородкой.
— Так скоро? — меня ужаснули его слова.
— А может, ещё быстрее. Они отводят воду в одну из подземных полостей. Расширят отверстие, процесс пойдёт быстрее. Выжидать и сокрушаться, преступно, необходимо принимать срочные меры, — в голосе князя Аскольда звякнул металл.
— Что ж, другого пути нет, надо отправляться на поиски ... — я осекся, этот кувшин, с неким противоядием от химер, нечто зыбкое и неопределённое, он приснился мне во сне. В своё время я отнёсся к этому серьёзно, а сейчас меня до глубины души потрясли сомнения, ведь то был просто сон. А вот это, я смотрю на Разлом с уходящей из него водой — действительность. Боже мой, я совсем рехнулся, поверить снам! Надо искать другие способы уничтожения этой заразы! Может сжечь их? Вода не помогает, но огонь сожжёт всё! Порох есть, но он не поможет, лишь обрушит склоны, химерам это не помеха, если был бы термит, он плавит даже землю ...
— Ты лицом изменился. Что-то не так? — обеспокоился Аскольд.
— Всё не так! Как я поверил в свои сны, это просто какое-то недоразумение.
Мои друзья отступают на шаг. В глазах у Семёна возникает какое-то детское выражение, словно у него похитили любимую игрушку, а князь Аскольд с угрозой требует: — Повтори.
— Я повёл вас по неверному пути, заставил поверить в свой сон, это просто смешно ... если не было так ужасно. Надо смотреть правде в глаза, никакого артефакта со смесью против химер не существует. Способы уничтожения лежат, в реальном времени ... я думаю, надо готовить термитный состав.
— Что? — Аскольд нервно дёргает свою бороду. — Какой термит? Это совсем другая песня, нам не потянуть, для этого нужен целый промышленный комбинат, мы не успеем. А этот ... кувшин с ... — взгляд моего друга гаснет. — А ты прав, снам верить нельзя. Надо же, а я поверил, как глупо! — он бесшумно смеётся, но его глаза излучают смертельный холод.
— Как же так, все надежды в пропасть? — разводит руками Семён.
— Лучше поздно, чем никогда, — сокрушаюсь я. — Надо признавать свои ошибки, я ввел вас в заблуждение.
— Хорошее заблуждение! — Аскольд с силой вонзает меч в землю. — Да, Никита, ты зверь, так умело заставил поверить в свою сказку!
— Хватит читать нотации, — едва не рявкнул я, — самому тошно, меня внезапно осенило, что я не прав ... нужна горючая смесь.
Князь Аскольд выдыхает воздух, выдёргивает из земли меч, размашистым движением вкладывает в ножны: — Боюсь, скоро нас ждут смертельные схватки с химерами ... а термит ... напрягу учёных, кожу буду сдирать с их черепов, но они его изготовят, — зловеще произносит он и я понимаю, будут репрессии.
Въезжаем в Град Растиславль в подавленном состоянии, то, что мы видели в лесу, стремительно уходящая из Разлома вода, ставит нас на грань уничтожения. Необходимо поднимать природные и людские ресурсы, не жалеть ни сил, ни людей. Нехорошее наступает время, а мы думали, что вздохнуть можно: отстроились, по озеру Лады уже ходит небольшая флотилия из парусных судов, на древнем вулкане нашли залежи железа и сейчас изготавливаем токарные и фрезерные станки, скоро наладим производство огнестрельного оружия, а мечи, топоры, клинки разных форм и назначений — в каждом доме. А недавно приходили послы от Вилена Ждановича, хотят с нами торговать. У нас непростые с ними отношения, были мысли ударить по его поселению, пока они крепко не встали на ноги, но борьба с химерами отодвинули военные столкновения и я даже решил заключить с ними временный союз против пришельцев. В городе Господин Великий Ждан так же помнят о больших проблемах с химерами, до затопления Разлома, они утаскивали целые группы охотников за рабами, Вилена Ждановича это весьма беспокоило, поэтому, я надеюсь, союз против пришельцев мы заключим без особых проволочек.
У озера Лады я прощаюсь с Аскольдом и Семёном, замечаю в камышах сына, приветливо окликнул: — Как рыбалка?
Ярик поспешно нанизал на крючок червяка, забрасывает в воду, виновато улыбается: — Мы только пришли ... папа, знакомься, это Лиза, — из спутанных зарослей показывается смазливое личико большеглазой девушки. Она застенчиво улыбнулась: — Здрасте ... а мы тут рыбку решили половить.
— Смотрите, сильно не увлекайтесь, — я сурово свёл брови. — А не рано ... э-э-э ... рыбалкой заниматься?
— Что ты имеешь в виду? — лицо сына вспыхнуло от негодования.
— Ничего я не имею в виду, — я понял, что допустил бестактность. — А почему не в школе? — я лихо ухожу от неудобной ситуации.
— Папа, ты меня удивляешь, уже неделя как каникулы!
— Ах, да ... запамятовал, — я смутился, но продолжаю с интересом смотреть на очаровательную девушку.
Она поёрзала, поднимается, отряхивает свой костюмчик из шкуры косули, перекидывает через плечо изящный лук: — Ярик, пожалуй, я пойду, — она несмело глянула на меня из прикрытых ресниц.
— Лиза, подожди! — Ярик насупившись, так посмотрел на меня, что я понял, идти надо мне.
— Вы тут осторожнее, здесь омуты, рыбаки говорят, сома четырёхметрового видели, такой и человека утащить может.
— Мы не собираемся купаться, — Ярик улыбнулся, поняв, что я ищу пути отступления. — Маме скажи, мы к ужину придём ... с рыбой. Пусть зелени нарвёт, я сам её приготовлю.
— Взрослеешь, — неопределённо произношу я.
— Я давно умею готовить, — не понял моих мыслей сын, а Лиза скромно опустила взгляд.
— Хорошо, я маме скажу, а ты не застуди девушку, раз до вечера решили остаться.
— Я костёр разожгу, — счастливо улыбнулся Ярик.
— До свидания, дядя Никита, — радостно прощебетало большеглазое чудо, и я понял, и она меня выпроваживает, но весьма тактично. М-да, сын взрослеет, скоро семнадцать, быстро летит время, не успеешь оглянуться, и я стану ворчливым дедом. От этой перспективы даже закашлялся, поправил на ремне широкий меч, почувствовал, как привычно сжались мышцы и пробежались под кожей, с облегчением понял, до деда мне ещё далеко.
Легко взбежал на пригорок, с ходу заскакиваю в седло. Мой жеребец, по кличке Шпора, оскалился, возмущённо заржал, но кусать меня не стал, знает, могу дать по его лошадиной морде, впрочем — мы с ним друзья. С удовольствием глянул на город, он прекрасен: дома утопают в зелени, крыши почти все из красной черепицы, дороги вымощены плоскими булыжниками, сбоку проходит городской водопровод — трубы из гончарной глины, множество повозок, часто вижу запряжённых лошадей, но больше — прирученные быки. У центральной площади расположился рынок, тут же разные магазинчики, кафешки и столовые, кабаков нет, спиртное под запретом, лишь воинам и охотникам иногда даю испить немного медовицы — она не крепче лёгкого пива — но и то, после изнурительных тренировок и смертельных вылазок в первобытный лес.
Трезвый образ жизни внедрять было невероятно сложно, так как виноград растёт и в диком состоянии и в каждом приусадебном хозяйстве. Поначалу массово делали вино, готовили из жмыхов бражку, кто-то даже изготовил самогонный аппарат. Развелось немереное количество пьяниц, возникли проблемы в семьях, на работе, на службе. Ни уговоры, ни телесные наказания и тюремные заключения не смогли решить этой стремительно развивающейся напасти. Лишь после того, как князь Аскольд, прилюдно, влил по несколько литров кипящего самогона в глотки особо ярым сторонникам спиртного, от чего они скончались в немыслимо жутких муках, с алкоголем почти справились. Не все оценили такие жестокие меры, меня и Аскольда даже хотели убить, с десяток человек подкараулили в роще гинго и пытались зарубить топорами. Но мы хорошо владеем мечами, порубали их в кровавые ошмётки, а их головы, князь Аскольд, приказал нанизать на колья, и выставить на центральной площади в назидание всем. Конечно, дико ... но и мир, в котором мы сейчас живём, тоже дикий, у нас не прижились такие демократические ценности, как свободно и безбоязненно клеветать на других, однополые браки, изъятие детей из семей — если кто-то из родителей шлёпнет по попе своё изрядно зашалившее чадо. Может кто-то скажет, что я тиран и история меня осудит, не отрицаю, но разжижение в умах крайне опасно, поэтому я не вмешиваюсь в деятельность своего друга князя Аскольда, даже если он где-то перегибает палку, все мы учимся и он тоже.
Отпускаю поводья, Шпора фыркнул, повёл по сторонам острыми ушами, и мгновенно припал к сочной траве, его толстые губы и крепкие зубы синхронно заработали как мощная газонокосилка, словно, мой коник, неделю не ел.
— Хватит жрать, скоро бока будут отвисать как у борова! — я слегка ударил его по бокам пятками, Шпора с укором покосился розовыми глазами, встряхнул короткой, торчащей гривой, не спеша побрёл по грунтовой дороге, периодично хлопая по бёдрам своим как веник хвостом.
А вот и мой дом, сколько я потратил на его постройку труда. Помню то время, когда крыша была из соломы, а сейчас красная черепица, труба из кирпича и струится из неё лёгкий дым, Лада что-то готовит, в животе призывно заурчало. Въезжаю в ворота, спешиваюсь, стягиваю седло, ласково хлопаю Шпору по бедру, он моментально побрёл к своей кормушке — его любимое место. Бесцеремонно оттолкнул Соколика, лошадку моей жены, и уже чавкает словно матёрый кабан.
Лада выходит во двор, подтянутая, высокая, глаза как озёра, на её плечах накидка из шкуры смилодона, как всегда залюбовался женой. Она лукаво улыбнулась, обвила руками мою шею: — Как съездили? — её голос мягкий, но с тревожными нотками.
— Да так, без особых проблем, с хищниками не встречались, там сейчас пасутся степные мамонты, всех саблезубых кошек разогнали, — я целую Ладу в тёплые губы.
— А с Разломом что?
Я не стал юлить, говорю прямо: — Вода уходит, Аскольд уверен, через месяц оголится дно.
— Какой ужас, — Лада крепче прижимается к моей груди. — Что же делать? — она заглядывает в глаза, и я невольно вздыхаю, но тут же пытаюсь её ободрить: — Мы их сожжём, будем готовить термитную смесь.
— Здорово, — тихо произносит жена, но затем спрашивает: — А её сложно делать?
— Аскольд будет лично контролировать процесс. А он, если за что-то берётся, доводит до конца, ты же знаешь.
— Это так, но жёсткий он очень, — грустно произносит Лада, — а ведь какой он, в той жизни, был мягкий человек.
— Никогда он мягким не был, — усмехаюсь я, — просто мы его тогда ещё не знали.
— Всё-таки, как это плохо.
— Сейчас мне будет плохо, — я демонстративно повёл носом. — Что у нас на обед?
— Пироги с зайчатиной, Ярик настрелял, и морс из лесных ягод.
— Вот так, бате некогда охотиться, так родной сын нас едой снабжает, — улыбаюсь я, — а к вечеру рыбу принесёт, сказал, сам её приготовит.
— Ты его видел?
— На озере.
— С Лизой? — догадывается Лада.
— Хорошая девочка, — киваю я, — они вместе придут.
— Надо мёд в сотах из подвала достать, — засуетилась жена.
— Подожди, до вечера ещё далеко. А чья она дочка?
— Это из новых переселенцев, они года три жили в излучине реки Альма. Там было несколько небольших поселений, да на них наткнулись охотники за рабами, полгода отбивались от их набегов, большую часть хозяйств разорили, многих людей пленили, а родители Лизы успели податься к нам.
