Удары колокола стали чаще, сливаясь в монотонный бесконечный гул, тьма сгустилась еще больше, огоньки свечей не могли ее разогнать, стало холодно, как в погребе, в лицо ударил то ли ветер, то ли сквозняк. Принцесса протянула руку, чтоб защитить пламя, но огонек свечи и не думал колебаться, и он стал мертвенно-зеленым! Теперь было не до гордости, Матильда стремительно обернулась к Альберту, но брат исчез, рядом с принцессой стояла тоненькая черноволосая девушка с дерзким профилем. Она сама! Именно такой была Матильда Алатская, когда встретила Анэсти Ракана, встретила и осталась с ним, погубив, теперь она это понимала совершенно отчетливо, свою жизнь.
Юная Матильда ничего этого не знала, она шла вперед, не оглядываясь, и свеча в ее руке горела злым зеленым огнем. Вдовствующая принцесса окликнула девушку, но колокол глушил все звуки. Матильда хотела бросить ставшую страшной свечу, но пальцы не разжались, попытка покинуть процессию также оказалась безуспешной. Тело принцессы больше ей не повиновалось, Матильда могла лишь медленно идти вперед, туда, где виднелись огромные двустворчатые двери, украшенные изображением горящих свечей. Между тем, кто возглавлял процессию, и порталом оставалось десять шагов, восемь, пять, четыре… Двери начали медленно открываться, и глазам вдовы Анэсти Ракана предстала темнеющая, крытая колючками степь, на краю которой бушевало закатное пламя.
«Да спасутся те, кого можно спасти, да войдут они в хрустальные врата Рассвета, да успокоятся среди роз Полудня и да забудут о тех, кто отринул спасение в гордыне своей. Да канут гордые в пламя Заката и в лед Полуночи».
Шедший впереди кесарь Дриксена остановился и чихнул, возвращая Матильду на грешную землю. Принцесса с бешено колотящимся сердцем наблюдала, как распахнулись врата Храма Семи Свечей, новый Эсперадор шагнул на ярко освещенную площадь, и наряженные ангелочками дети стали устилать его путь бледными розами. Это был Агарис, это был свет, это была жизнь…
3
— Чужой бы побрал Эсперадора, нашел день избираться, — Матильда, опираясь на руку Альдо, выбралась из конных носилок, — сначала — Хогберд, потом эти…
О том, что ей привиделось, принцесса не вспоминала, не желала вспоминать! Просто она устала и хочет выпить, и вообще у нее день рождения.
— Зато все позади, — постарался найти в плохом хорошее внук. Он тоже был не в себе. Неужели Альдо тоже что-то померещилось? Может, такое случается со всеми, у кого загораются свечи? Она слишком много думала о прошлом, и оно ее настигло.
— Твою кавалерию! Через пару лет Юний помрет, — вдовица изо всех сил старалась быть беззаботной. — Все начнется сначала.
— Надеюсь, нас здесь уже не будет.
— Если ты станешь королем, тебе тем более придется тащиться на выборы Эсперадора, — строго сказала Матильда. — Ладно, ну его… День и вечер вышли мерзкими, надо их запить.
— Если твоя сука, пока нас не было, еще и вино вылакала, я… не знаю, что с ней сделаю! — расхохотался Альдо. Слишком громко расхохотался. Нет, положительно, с ним что-то не так, но не говорить же на ночь глядя о всяких ужасах.
— Дурак, — бабушка дернула внука за русую прядь, — как она выпьет, если бутылки закрыты?
— Закатные твари! Собака-то твоя, может, научилась открывать.
Вино, однако, оказалось в целости и сохранности, как и доставленный пирог, а обожравшаяся Мупа дрыхла на хозяйской кровати, положив голову на Матильдину ночную сорочку, и даже не соизволила поприветствовать хозяйку. Принцесса осуждающе покачала головой, но спихивать нахалку с постели не стала.
Внук и бабушка расположились прямо в спальне. Было тихо и тепло, волнующе пахло лилиями, золотистый свет гайифских свечей превращал вытканных на шпалерах коней в сказочные создания. Когда-то Альдо любил слушать про облачных коней, чьи копыта высекают молнии.
— Давай выпьем за Робера, — принцесса подняла кубок, — пусть вернется.
— За Робера, — Альдо с готовностью поднял стакан, — я по нему соскучился, и не только я, а… А что ты вдруг про него вспомнила?
— Сама не знаю, посмотрела на шпалеры и вспомнила. Зря мы беднягу к Адгемару отправили, дипломат из него никудышный.
— Да ничего с ним не станется. — Альдо ловко разрезал пирог. — Адгемар — скотина, но он на нашей стороне. Кстати, он хочет меня завтра видеть… А, Чужой с ним! Давай наконец выпьем за тебя. Я тебя люблю, и живи вечно!
Новый пирог был восхитительным, так же как и вино. Вечер незаметно перешел в ночь, заботы и страхи отступили, ушли в никуда, растворились в радостной усталости. Где-то звонил колокол, по стенам плясали тени, все сильней пахло лилиями. Мупа на кровати дрыгнула лапой и пискнула — ей наверняка снилась охота.
Последний кубок бабушка и внук выпили, как и положено Раканам, за будущую победу. Альдо почтительно поцеловал Матильде руку и ушел, обещав прислать камеристку. Матильда торопливо, пока не вошла Пакетта, подошла к кровати и пихнула Мупу.
— А ну слезай, сейчас злая Пака придет.
Мупа дернулась и визгливо тявкнула.
— Вставай, обжора! — Вдовица еще раз тряханула любимицу, но та осталась лежать.
— Мупа! Да что с тобой?!
Матильда трясла собаку, но с таким же успехом она могла трясти одеяло или подушку. Мупа была мягкой, теплой и неживой. Все было ясно, но принцесса для чего-то погнала Пакетту за лекарем. Прибежал одетый для улицы Альдо и остался. Свечи догорели, и пришлось их сменить, а вдовствующая принцесса так и сидела, положив руку на голову мертвой дайты.
Дура Пакетта наверняка сказала, что в помощи нуждается хозяйка, потому что худой лысый человек в лекарской мантии начал с того, что попытался схватить Матильду за запястье, та холодно отстранилась.
— Когда я заболею, я об этом скажу. Ей уже не помочь?
Лекарь меланхолично поднял собачье веко и резко опустил.
— Сударыня, что она ела?!
Принцесса непонимающим взглядом уставилась на врача.
— Какое это имеет значение?
— Боюсь, очень большое. Конечно, я могу ошибаться, тем более, что яд очень редкий…
— Яд?!
— Вы нашли вашу собаку мирно спящей и попытались разбудить?
— Да.
— Конечно, я должен буду провести ряд опытов, но девять из десяти, что она отравлена сонным камнем. Как это могло случиться?
Ответить Матильда не успела.
— Она сожрала пирог, — выпалил Альдо.
Пакетта заголосила, и Матильда, не узнавая своего голоса, прикрикнула на служанку.
— Что ж, — произнес врач, — это все ставит на свои места. Вы должны благодарить Создателя. Если б не случайность, вы и ваш внук были бы мертвы.
— С чего вы взяли, что это яд?
Зачем Альдо это знать? Убийцы редко пускают в ход один и тот же прием.
— Возможно, вы слышали старую легенду о том, что у Смерти синий взгляд, и его отражение застывает в глазах ее избранников. Взгляните, — врач еще раз поднял веко. Зрачки были совсем крохотными, а белки приобрели ярко-синий цвет, цвет кэналлийских сапфиров.
— Секрет сонного камня считался утраченным. Более того, многие полагали, что этот яд вообще никогда не существовал. Мы о нем знаем лишь из старинных книг. Высокоученый Ламбрианус описывал его действие следующим образом: отравленный в урочное время ложится спать и мирно засыпает. Если его не трогать, он будет спать очень долго. Иногда сон длится до семи суток, затем наступает пробуждение, и человек встает живым и здоровым. Но если его попробовать разбудить, он немедленно умирает. Обнаружить яд можно, лишь если принята очень большая доза. Тогда белки глаз становятся ярко-синими.
Собака уступает в размерах человеку, но она приняла порцию, предназначенную двоим людям, только поэтому мне удалось понять, в чем дело.
— Благодарю вас, — деревянным голосом произнесла принцесса, — вы очень знающий человек.
— Что вы, сударыня. Это знают все, кто получает диплом Академии. Я считаю своим долгом доложить о случившемся властям Агариса.
— Докладывайте, — с неожиданной кротостью согласилась Матильда. Руки ее дрожали.
— Я настоятельно советую вам выпить успокоительное.
— Давайте.
Принцесса двумя глотками осушила предложенный кубок, хотела поставить на стол — не дотянулось. Изящная вещица упала на ковер, покатилась и остановилась посреди искусно вытканной охапки пунцовых роз.
— Ваше Высочество, было бы весьма разумно исследовать труп. Вы не будет возражать, если я его заберу. Это вызовет…
— Забирайте и уходите… Пакетта вам заплатит за беспокойство.
— Я ничего не смог сделать, и я уношу отсюда новое знание. Вы мне ничего не должны.
Матильда сидела и смотрела, как лысый чужой человек заворачивает то, что было Мупой, в принесенное Пакеттой полотно. Если б не пришел Хогберд, они бы с Альдо были мертвы. Они бы умерли после избрания Эсперадора. Все бы решили, что гости уснули от скуки, их принялись бы расталкивать — и все!
— Сударыня, я настоятельно советую вам лечь. Я дал вам очень сильное средство, скоро оно начнет действовать.
— Уходите, я сейчас лягу. Когда вы узнаете, что вам нужно, верните Мупу мне. Я должна ее похоронить.
— Разумеется, Ваше Высочество. Вы очень добры.
— Уходите.
Он наконец ушел. Вместе с Пакеттой. Альдо запер дверь на ключ и повернулся. Если б не напомаженный боров, мальчишка был бы мертв.
— Закатные твари! — Принцесса швырнула подушкой в стену, опустилась на пол и зарыдала, утирая слезы рукавом, словно уличная девчонка.
Альдо смотрел на нее расширенными от ужаса глазами, и принцесса поняла, что внук впервые видит, как она плачет. Когда же она в последний раз ревела? Давно, очень давно… Одна из свечей наклонилась в сторону и чуть не выпала из гнезда, Альдо ее задул.
— Альдо, — глухо произнесла Матильда Ракан, — теперь у нас нет другого выхода. Твою кавалерию! Мы должны добыть эту проклятую корону, иначе нам не жить.
Глава 6
Вараста
«Le Quatre des Épées»[139]
1
Несколько всадников, ничуть не скрываясь, гарцевали на вершине пологого кургана, бесцеремонно разглядывая устраивающуюся на дневку армию. С каждым вечером бирисские разведчики подходили все ближе, их вполне можно было снять из мушкетов или, подстрелив лошадей, захватить в плен, но это было запрещено. Так же, как самочинные отлучки из лагеря.
Оскар Феншо со злостью глянул на горячащих коней бириссцев. Генерал рвался в бой, но все попытки убедить Рокэ начать хотя бы охоту за разведчиками беспощадно пресекались.
— Сколько можно тянуть? — пробурчал Феншо.
Ричард отнюдь не был уверен, что Оскар обращается к нему, но на всякий случай посоветовал не обращать внимания. Это было ошибкой.
— Не обращать внимания? А на что мне обращать внимание?! На кузнечиков? На рыбу в реке? Я — талигоец, а не аист, и я пришел воевать! Воевать, а не ромашки собирать! Десять с половиной тысяч человек третью неделю собирают ромашки…
Дик промолчал. Армия Проэмперадора шла вдоль берега Рассанны, шла, не выбиваясь из сил и вместе с тем быстро, так как Рокэ бросил в Тронко все, что замедляло движение. Поход не был трудным, чему немало способствовала прекрасная погода. Лошади имели сколько угодно воды в реке и пищи на покинутых полях, люди тоже не жаловались. На ночлег останавливались засветло на обширных, прилегающих к воде лугах, утром продолжали движение, не обращая никакого внимания на кружащихся вокруг бириссцев, которых, впрочем, было не слишком много. Через несколько дней «барсов», а вернее, их лошадей начали узнавать. Армию «провожали» около тридцати горцев, видимо, разведчики. Феншо не сомневался — основные силы бириссцев продолжают грабить Среднюю Варасту, но Проэмперадор упрямо вел войска западной окраиной провинции. Оскара это бесило, и его можно было понять.
— Пойми, Ричард. — Феншо еще раз посмотрел на маячивших неподалеку всадников и с отвращением отвернулся к реке. — Я восхищался Алвой, таким, каким он был пять, десять лет назад, но сейчас… Лучшее, что он может сделать, это погибнуть в бою, пока не превратился в такую же никчемную развалину, как дед Понси. Ты помнишь, как он начинал? Он послал к Леворукому покойного Рокслея с его приказами и пошел по тылам Гаунау. Если б не полковник Алва, Рокслей утонул бы в луже!
Дик знал эту историю от отца. Тогда оба — и Эгмонт Окделл, и Рокэ Алва находились в Западной армии, которой командовал Генри Рокслей. Его считали опытным военачальником, но он сначала недооценил опасность, исходящую от короля Гаунау, и позволил втянуть себя в сражение на невыгодных позициях, а потом запаниковал и приказал отступать. Крылу генерала Варзова, где находился и Эгмонт Окделл, выпало прикрывать отступление. В диспозиции значилось именно так, но Варзов понимал — у него лишь два выхода: сдаться или умереть.
Целый день арьергард на чудовищных позициях сдерживал напор превосходящего в несколько раз врага, и когда сил уже не было, произошло чудо. В тыл Гаунау ударили три конных талигойских полка, которые вел полковник Алва. Так Вольфганг фок Варзов стал маршалом, а Рокэ Алва генералом. Ему простили все, даже застреленного в упор генерала, отказавшегося подчиниться кэналлийцу. Победителей не судят, и Грегори Карлиона сочли убитым на дуэли. Отец признавал, что тогда Алва спас всех, хотя подобные действия для Человека Чести и неприемлемы. Через пять лет пути Эгмонта Окделла и Ворона вновь сошлись.
— Прости, Дикон, — Оскар Феншо положил руку на плечо юноши, — то, что Алва сделал с мятежниками, с воинской точки зрения было гениально. И он был прав! Свободу за чужие деньги не покупают. Гаунау, Дриксен и Гайифа платят не за победу Талигойи, а за крах Талига. Твой отец…
— Ты говорил о Вороне! — перебил Дик.
— Дикон, повторяю, я сожалею, но ты — мой друг, ты — мужчина, и ты — талигоец. Я не вправе тебе лгать, но в одном ты прав. Это важный разговор, мы его еще доведем до конца в другое время и в другом месте. Сейчас мы и на самом деле говорим о Вороне. — Глаза Феншо блеснули. — Алва достиг своей вершины, теперь он может идти только вниз. Его время уходит, он его пропивает, а ведь он мог стать много бо́льшим, чем стал.
Талигу надоел бездарный и бессильный король, но и чужаки нам ни к чему. У Рокэ было все — слава, удача, знатное происхождение, армия, деньги, наконец! Он мог спасти Талиг, мог искупить то, что сделал его проклятый предок, но ему было плевать на благо страны. Рокэ Алва всегда любил только Рокэ Алву, ему нравилось водить войска и сражаться, да и то, пока он был молод. Сейчас он пьет, развратничает и ничего не делает. Что ж, значит, пора уступить место тем, кто моложе…
