Между тем отделы СГБ утверждались в Керчи и Белостоке.
В Енисейске тоже сменился прежний воевода, отозванный в Москву, а вместо него приехал человек Грауля, штабной полковник Игнатий Русаков, отличившийся в боях с польскими мятежниками на Волыни и в Подолии. Гарнизон пограничного городка усилился пятью сотнями солдат, новой артиллерией взамен устаревших уже орудий, а также сотней лихих чубатых запорожцев. Едва прибыв в Енисейск, Русаков первым делом посетил Ангарский двор, занимавший приличную территорию на левом берегу Енисея. После официальных церемоний и недолгой прогулки с начальником двора, Андреем Варнавским, Русаков поинтересовался у него, скоро ли ожидается ближайший пароход на Ангару. С удовлетворением узнав, что 'Гром' нагруженный вологодскими и псковскими тканями, отходит от пристани Енисейска уже завтрашним утром, воевода попросил доставить его Ангарск.
— А покуда, Андрей Максимович, отправь радиограмму о моём прибытии, — с широкой улыбкой проговорил Игнатий. — Хотя нет, пожалуй, я сам, утречком и отправлю. Ныне такие станции в Москве, на Китай-городе, у Арсенальной башни мастера делают, знаешь ли? То-то.
В сопровождении угрюмого помощника, имевшего при себе объёмную сумку с документами и нескольких офицеров с остальной поклажей, Русаков отправился к ангарским пределам на борту судна, заполненного торговым людом. От предложения обождать несколько дней, чтобы продолжить свой путь в более комфортабельных условиях на борту другого парохода, Игнат отказался. Большую часть пути Русаков провёл в отведённой им каюте, несмотря на то, что она оказалась тесна для его группы. Иногда он выходил на палубу, чтобы молча постоять у борта, сложив за спиной руки. Сплошная стена тайги, перемежаясь с серыми скалами, медленно проплывала мимо, взгляд новоиспечённого енисейца лишь изредка задерживался на попадающихся в пути пристанях с угольно-дровяными складами, у которых стояло по два-три домишка. Практически всю дорогу до Владиангарска погода стояла мерзкая — моросящий холодный дождь сменялся мокрым снегом, так и норовящим упасть за шиворот, а студёный ветер с сопок становился день ото дня сильнее.
Во Владиангарске гостя встречал воевода Петренко-младший. Старший уже около полугода как отошёл от дел, передав их старшему сыну. Русаков, однако, для начала встретился со старым воеводой, с глазу на глаз проговорив с ним около двух часов. По окончании разговора старик первым вышел из кабинета, сохраняя на лице озадаченность в течение оставшегося дня. Гость же немедля продолжил свой путь, отказавшись даже от бани. Ему не терпелось как можно быстрее достигнуть цели, прибыв в столицу сибирской державы, чтобы встретится с её нынешним государем, сыном прежнего властителя.
— Что же, посмотрим, каков ты, Станислав, царь Сибирский, — проговорил Русаков, опершись рукой о борт отходящего от пристани парохода.
Ангарск
Приезд енисейского воеводы, пусть и в ранге императорского посланника не вызвал большого интереса в столице — объявленное заранее прибытие парохода с высоким гостем привело на причалы совсем немного освободившихся от учёбы школяров и свободных от смен ангарцев. Однако оркестр и почётный караул, к едва заметному удовольствию гостя, его всё же встречал — приличия были соблюдены. Соколов приветствовал Русакова на пороге Посольского дома в кремле, где посланнику подали чашу ароматного медового сбитня с пряностями.
Станислав с интересом оглядывал енисейца, задавая тому традиционные вопросы о здоровье императора, самого посла и его семьи да о трудностях, кои пришлось претерпеть в пути. Игнатий, склонив голову и приложив ладонь к груди, с не меньшим вниманием поглядывал на главу сибирской державы, учтиво отвечая на все вопросы. Наконец, Соколов с Карпинским и Русаков с молчаливым помощником, у которого в руках был небольшой кожаный портфель, прошли в залу для переговоров, где их оставили одних.
На сей раз залу украсили не так богато, чем было ранее, на переговорах с послами из далёкой Хивы. Четвёрка переговорщиков расселась по мягким креслам ангарской работы. На стоящих подле резных столиках были расставлены лёгкие яства — орехи, мёд, хивинские сухофрукты, а в чайниках томился ароматный напиток.
Соколов, к своему неудовольствию, чувствовал некую скованность, наблюдая за напротив, уверенным в себе гостем, а потому решил начать разговор первым — улыбнувшись, он чуть подался вперёд:
— Так с чем вы приехали, Игнатий Янович? И отчего сам Владимир Алексеевич не приехал? Он ведь желал снова вернуться в Ангарию.
— Императору предстоят важные переговоры с венгерскими повстанцами, — официальным тоном заговорил Русаков. — В Галич из Трансильвании тайно прибыл Ференц Ракоци со своими самыми близкими людьми. Явились и люди от породнившейся с ним семьи Зринских из хорватских земель.
Карпинский, представлявший Верховный Совет на встрече с Русаковым, вопросительно качнул головой.
— Государь хочет ослабить Австрию венгерским мятежом, — пояснил Игнат. — В идеале, поддержать венгерское государство, если оно появится.
— Но ведь Владимир заключил союз с Леопольдом! — удивился Пётр. — Зачем же сейчас ломать его, встречаясь с этими противниками Вены?
— Я вижу, вы владеете неполной информацией, — прищурившись, с явным удовольствием проговорил Русаков. — Леопольд Австрийский первым нарушил союз, заключив с турками тайный мир, в обмен на венгерские земли Трансильвании. Кроме того, обе стороны на переговорах в Никополе нашли полное понимание в вопросе опасного усиления их соседа — то есть Руси. Так что теперь у нас развязаны руки.
Соколов, хотевший было что-то сказать, на миг застыл и, хмыкнув, откинулся на спинку кресла.
— Почему ты удивлён, Стас? — кашлянув, проговорил Карпинский, покосившись на посланника. — Договор исполняется сторонами, только если он выгоден, либо если нет возможности его нарушить.
— Вот это верно, Пётр Алексеевич, — с улыбкой заметил Русаков, — главной скрепой международного договора служит сила армий договаривающихся сторон — до иного состояния дел цивилизация пока не дошла и дойдёт ещё не скоро. Вам ли не знать?
— Игнатий Янович, — вдруг подобрался Карпинский, устремив немигающий взгляд на гостя, — ты говоришь совсем не так, как принято на Руси.
Посланник промолчал, едва улыбнувшись. Соколов и Кабаржицкий заметно напряглись, в воздухе повисло неясное чувство тревоги.
— Игнатий! — повысил голос Пётр. — Откуда ты родом? Отвечай!
— Тут верный ответ будет в плоскости не откуда, а из какого времени — ухмыльнулся Русаков. — Хотя относительно этого мира я уж и сам не смогу объяснить из какого именно.
— Вот как, — сощурил глаза Карпинский, недоверчиво поморщившись.
— Да вы и не обязаны мне верить, — откинувшись в кресле, холодно отчеканил Игнат. — Я служу императору, как и в прежней жизни и буду служить до конца. Моя цель одна — ваши подписи под двумя копиями договора.
Русаков дал знак своему помощнику, не проронившему до сих пор ни слова, и тот подал Игнатию портфель.
— Он глухонемой, — пояснил посланец. — Очень удобно, знаете ли.
Расстегнув портфель, он достал тиснёную папку, на лицевой стороне переливался в отблесках света золотой имперский орёл.
— Вот два экземпляра договора, для изучения и сличения, — Русаков положил папку на стол перед ангарцами. — Завтра мы должны будем ещё раз встретиться, чтобы его подписать.
— И давно ты в этом мире? — холодно бросил Карпинский, даже не взглянув на папку.
— Достаточно давно, — усмехнувшись, кивнул Игнатий. — Причём, я не был первым. Но я точно последний.
— Были ещё царские 'советнички'? — проговорил Карпинский.
— Мой предшественник не смог проявить себя с лучшей стороны, — с явной неохотой ответил Русаков. — Он много раз ошибался, начиная с первых разведчиков, один из которых — церковный расстрига и вор, в итоге оказался на суку.
— Конан? — с недоумением произнёс Пётр после некоторой паузы.
— Он самый, — махнул рукой Русаков. — Но я приехал вовсе не для того, чтобы вспоминать былое.
Для Русакова разговор принимал неприятный оборот и он сразу понял, каков будет следующий вопрос.
— Нет уж, мил человек! — помрачнел Карпинский. — Если ты хочешь хороших отношений между нами, то без откровенности с твоей стороны они никак не сложатся. Смирнова вы умертвили? По твоему совету?
Русаков побледнел от гнева, но сдержавшись, через минуту отвечал уже спокойным голосом:
— Соколова мы не убивали, никакой надобности в этом не было. Он и ещё четыре человека были отравлены вином, купленным в лавке английского купца. В отравлении ангарских людей, после неудачной вербовки, он сознался сам, с помощью некоторых процедур. Было проведено расследование, следы ведут в Лондон. Дело Смирнова я привёз с собой. Копию материалов следствия, сведённых в это дело, я могу вам передать завтра.
— Надеюсь на это, — хмуро буркнул Пётр.
Стас, наконец, решился заговорить, кивая на лежащую папку:
— Я понимаю, чего хотят в Москве. Мы не можем рисковать, отдавая наши знания, наши умения, весь наш опыт во власть московских бояр, которые не смогут осознать, что попало в их руки и просто уничтожат накопленное нами.
— Я рад, что вы, Станислав, здраво мыслете, — ответил Русаков, — но, в то же время я сожалею, что у вас очень устаревшие представления о ситуации на Руси.
— Мы должны обсудить твои слова на Совете, — глухо ответил Соколов, стараясь не смотреть Игнатию в глаза.
— И снова здравые слова, — кивнул Игнатий, удовлетворённо улыбнувшись. — Не буду вас задерживать. До завтра.
И уже у порога, Русаков вдруг обернулся:
— Едва не забыл. Ваша аномалия. Она не проявлялась с тех пор, как уважаемый профессор Радек побывал на энергетической станции и в кабинете у моей матушки?
— Нет, — удивлённо выдавил из себя погрузившийся в тяжёлые раздумья Карпинский.
— Вот и славно! — в сей же миг повеселел странный посланник императора. — Надеюсь, она и дальше не потревожит вас. И нас.
Ангарский кремль, Соколья башня. Вечер того же дня.
Экстренное совещание Совета Ангарии шло уже несколько часов.
Не все члены Совета успевали приехать в Ангарск, а потому состав его был несколько усечён. Кто-то прибывал в процессе обсуждения предлагаемого Москвой договора и включался в работу.
Текст документа состоял из дюжины пунктов, написан современным для ангарцев языком и лишён присущих этому веку словесных нагромождений, титулования и прочего. Лаконичный и сухой, как типовой слог бюджетных организаций. Кроме того, в папке оказались и несколько листов бумаги, исписанных убористым почерком. Как оказалось, это 'Листы пояснений' к каждому из пунктов договора и они, в отличие от него, были написаны весьма живо и подробно. Автор этих пояснений очень постарался, чтобы читающие избежали неверного толкования.
Для экономии времени, Совет решил одобрять соглашение по пунктам, от простого к сложному. Некоторые требования были одобрены сразу — такие как помощь в освоении североамериканских берегов, поставку продовольствия и материалов для экспедиций. Не вызывали отторжения и поставки оружия, а также информирование Москвы о политико-экономическом положении дел соседей Ангарии, их взаимоотношениях с Ангарском. Введение в Верховный Совет представителя Москвы был принят со скрипом. Но далее шёл вопрос, на котором всё стопорилось — признание императора Руси государем и источником верховной власти Ангарии однозначно было отвергнуто Советом.
Договор решили править. В итоге исправленные пункты выписали на отдельные листы для вручения представителю Москвы. Большинство проголосовало за образование унии. А скрепляющим фактором унии должен будет стать династический брак. По мнению многих, именно так будет нужно для спокойного объединения земель в недалёком будущем.
Были и те, кто требовал оставления нынешнего де-факто независимого положения Ангарска. По их словам, накопленных сил хватит для обороны государства от любых посягательств извне. И только Радек пробовал настаивать на подписании этого договора без изменений.
— На Эдзо айну так и живут, — объяснял он. — Признали власть далёкого царя Ангарского, коего не видали и не слыхали, а сами живут, как жили прежде, только сейчас друг друга не режут за главенство.
— Мы что тебе, айну? — возмутился Кабаржицкий. — Сравнил нас с голоногими варварами! К тому же у нас там база флота и военные поселения. Нам что, тоже московские войска принимать?
Последние слова Владимира утонули в гомоне многих голосов, осуждающих Радека.
В итоге победило мнение сторонников унии и династического брака. При голосовании воздержались только Радек и глава Белореченска Иван Зайцев. На том прения закончились, и теперь совместными усилиями был выработан свой вариант договора. На двух копиях, подписанных со стороны Ангарска, были проставлены сургучные печати со знаком сокола. Уже светало, когда кабинет опустел.
Карпинский открыл окно, впустив студёного воздуха в душное помещение. Отчего-то он ощущал очень нехорошее предчувствие. Поёжившись от холода, Пётр поспешил затворить окно и уже вскоре он старался подремать на диване, укрывшись тканым пледом.
* * *
Русаков прибыл в Посольский дом к полудню, заранее известив принимающую сторону. Пройдя в зал вместе с молчуном-помощником, вставшем по его правую руку, он вопросительно посмотрел на ангарцев.
— Наверное, ночь прошла в обсуждении? — с сожалением отметив усталый вид переговорщиков, проговорил Игнат, передавая Станиславу объёмный пакет с делом Смирнова.
— Да уж, ночка была та ещё, — согласился Соколов и торжествующе добавил. — Но мы выработали единое решение.
— Отлично! — воскликнул Русаков, потерев ладони. — Договор подписан и я могу уезжать в Москву?
— Подписан, — начал было Карпинский.
Он выложил на стол папку с золотым орлом, к которой сразу же потянулся Русаков. Улыбка медленно сползала с его лица, когда он увидел незаполненный ангарцами договор.
— Мы подписали наш вариант соглашения, — Соколов с нарочитой осторожностью выложил на стол другую папку, — изменив два пункта. Вот, для изучения и сличения.
Разочарование Русакова было огромно. Он словно на автомате раскрыл предложенную оппонентами папку, пробежался глазами по тексту и глухо заговорил:
— Что же, очень жаль, что мы не смогли договориться. По всей видимости, вы будете настаивать, что имеете отношение к Рюрику-соколу, сыну бодричского князя Годслава и Умилы — дочери новгородского старейшины Гостомысла, сына Буривоя? — уже умиротворённо продолжил посланник. — Иначе я не могу объяснить, как вы можете стать на один уровень с императором Руси, чтобы предложить унию и брак.
Русаков степенно поднялся с места, дав понять собеседникам, что встреча их окончена.
— Я оставляю вам договор, — кивнув на папку с орлом, сказал Игнатий. — И возвращаюсь в Енисейск. Срок отпущенный мне на посольство — два года. Буду рад принять у вас подписанный документ в течение этого времени.
Ангарск, начало февраля 1675
Два года ждать не стали, уже в конце зимы Верховный Совет Ангарии решил отправить в Енисейск своих послов. В тот же день ушла в главный град земли енисейской и радиограмма для воеводы Русакова, дабы императорский посланник подготовился к визиту гостей.
