Разбирать свои мотивы Чарльз умел и быстро понял: синее небо. Точно как дома. Если в самом деле начнут раздавать участки, то как поступят с местными? Вряд ли как с индейцами. Времена не такие. Пролезут, наверняка, всякие там законники, аболиционисты, защитники прав угнетенных… Опять же: на планете точно есть русские. Начальство не хотело пересекаться с ними даже теоретически. Вон, приказало перенести колонию на другой континент…
Дорога пошла вниз. Море и холодный ветер остались позади, за гребнем. Впереди открылась полоска леса. Рыцарь свиты Дейнерис, воитель Барристан Селми, рассказал: по южную сторону реки Путеводной лес еще уцелел. На той стороне Королевский Лес порубили и пожгли при осаде Королевской Гавани братом погибшего короля, Станнисом Баратеоном.
Королевский лес, Королевская Гавань, тракт шириной в растянутый шарфик — и тот Королевский. Королей тут, как собак нерезаных. А еще всяких там дворян. Остальных за людей не держат. Формально на Вестеросе рабства нет, но долгом и силой можно согнуть любого. В Джорджии Чарльз прекрасно видел, как оно делается, когда надо сунуть носом в колени очередного выскочку.
Нет, надо им принести настоящую демократию, надо. Промахнулся Акелла — получай импичмент. Иди культурно в поместье, пиши мемуары. На твое место выберем кого иного, получше. Не придется, как сейчас, половину страны вытаптывать войной, а вторую половину разорять, чтобы оплатить войну в первой.
Если не влезет сюда демократия — влезет богопротивный коммунизм. Он как раствор, в любую щель затекает. Черт, этак придется всю Вселенную завоевывать просто, чтобы не уступить политическому противнику?
Чарльз покрутил головой. Капюшон свалился, и Беквит его поспешно натянул на макушку снова. Холодный все-таки ветер. Капли. Дождь срывается. Но недолгий. Пронесло тучу, можно радоваться, что дорога не раскисла.
Хорошо бы просто ехать в новую землю. Безо всяких политических головоломок. Выбрать место, поставить хороший дом. Америка заселялась именно так, именно так она стала великой.
Фургон только будет восемнадцатиколесный, и вместо мустангов трактора, и телефоны мобильные вместо почтовых голубей… А так вокруг привычный с детства ландшафт. Дома, поля, фермы, “ромашки” ветрогенераторов. Отсюда и до горизонта, и за горизонтом живут люди…
Что коммунистам не нравится? Откуда в них животная ненависть к подобным картинам?
Чарльз понимал: за действиями противника всегда есть смысл. Особенно — за действиями такого противника, способного первым послать человека в космос. Противника, сумевшего сколотить союз Китая, Индии, даже бешеных арабов, даже неграмотных негров из Касаи принудить исполнять общий план.
Как это можно сделать рыночным способом, Чарльз прекрасно знал. Но коммунисты отрицают рынок. Тогда чем же они правят?
Лицом к лицу с настоящими, советскими, коммунистами Чарльз пока не встречался. Видел следы их работы. Сельского священника, старосту и полицейского на одной ветке. Хозяев богатых домов, прибитых на собственные ворота. И стеснившихся в тупую массу “колхоза” деревенских, одураченных комиссарами. Да никогда все они не станут одинаково богатыми! Просто вместо банка начнут платить в gorkom, или как там называется комми-управа.
Вместо справедливости всегда связи, личная дружба, и никогда ничего больше. Капитализм честно говорит: “человек человеку волк”, а коммунизм наваливает груды словесной шелухи, отчего многие утыкаются в изнанку жизни только изрядно взрослыми, когда уже ничего не поменяешь, не выкинешь, как перекосившийся патрон.
Впереди показалась неровная черта мощеной дороги. Узкой, по сравнению с любой трассой самого медвежьего угла Северной Дакоты. Что говорить, в Джорджии сельские проезды шире.
Но — мощеная. Тут мощеные дороги ценились высоко. Говорили, что знаменитые прямые тракты Эссоса не менее знаменитые валирийские драконы выплавили прямо в камне. Вестеросу такого счастья не досталось. Просто хорошо сложенные тесанные булыжники. Виляющая грунтовка примыкала к твердому покрытию примерно за километр впереди. Вокруг перекрестка лес отступал, образуя площадку, заросшую низкой-низкой травой, охваченную кустарником… Каким-то кустарником. Чарльз поморщился. Только-только разобрался в ботанике Эссоса, теперь новые травы-деревья учить… Наверное, тут останавливались ночевать караваны.
Чуть поодаль, за перелеском, мощеный тракт нырял уже в настоящий лес.
На поляне сидели, видимо, сборщики пошлины. Бандиты бы спрятались, а эти очевидно ждали путников.
— Стой! Ты, на муле. Заплати за проезд по Королевской Дороге!
Чарльз выругался сквозь зубы. Трое в грязном. Ни форменной одежды, ни каких-нибудь жетонов или наплечников единой чеканки. Никакие они не сборщики. Бандитус вульгарис. Просто слишком наглые, чтобы прятаться. Достать подорожную? Так они все равно неграмотны. Бросить монету — еще хуже. Увидят, что при деньгах, вывернут карманы…
— Кто вы и для кого собираете пошлину?
Мужчины переглянулись, так и не обретя индивидуальностей. Черные плащи, сырые, как недалекая речка впереди. Под плащами то ли грузные, то ли тощие. Кисти рук перекошенные — должно быть, крутит подагра к перемене погоды! Лица заросшие. Запах изо рта слышно за два шага, мул — и тот ушами дергает.
— Слышь, борзый какой. Твое дело платить.
— И молиться. Обязательно пусть помолится.
— Точно, септон. Пусть помолится, чтобы ушел от нас на своих ногах.
— И без палки в заднице.
Ну что ж, в Египте не такие пугали. Там еще и с оружием, а эти на что полагаются? На вилы? Если у них, положим, стрелок с арбалетом в засаде, то где? Вон, ветка шевельнулась — там?
Чарльз предпочитал револьверы: не надо потом собирать гильзы, проще замести следы. Три хлопка, три осевших тела; прыжок с мула и перекат; что-то свистнуло над головой. Точно, стрелок с луком. Еще пуля в затрясшиеся кусты, и там вопль. Подбежать, контрольный…
Выругавшись, Чарльз натянул перчатки, чтобы не таскать антисанитарные трупы голыми руками. Может, стоило взять группу?
Нет. Пока нет. Один человек — посланник. Двое — вторжение. Сегодня он посланник. Если к нему не прислушаются, то там, за спиной, на юге Штормовых Земель, как раз началось вторжение.
Вторжение американцы подготовили со всем нешуточным умением. Кроме них, никто на Земле не мог перебросить морем несколько армий со всей техникой и высадить, если понадобится, на любой необорудованный берег. Отделение психологической войны выдало рекомендацию: здесь процветает культ силы. Если сразу ошеломить местных видом диковинных машин, громом неизвестного оружия — они сдадутся танкам, как за триста лет перед этим сдались драконам Эйгона Завоевателя.
Драконы, кстати, у Дейнерис тоже имелись. Под них отвели целый транспорт. Кто не желал сдаваться танкам, вполне мог коленопреклониться традиционно, перед Рейгалем, Визерионом или самим Дрогоном. Дракону, как гласила пословица, и королю поклониться не стыдно.
Высадку готовили почти год. Жители Миэрина успели надивиться и железным кораблям, не тонущим в море вопреки любым прежним знаниям, и накричаться на таки построенном ипподроме. Замысел Дейнерис удался частично: скачки в Городе Гарпий полюбили, но кровавые Бойцовые Ямы все равно не забросили.
Впрочем, что будет в следующих поколениях, вопрос. Дейнерис как-то услышала диспут жреца Р’Глора и забредшего в невероятную даль септона Семерых. Жрец говорил: в мире давно ничего не менялось. Боги открыли Врата, чтобы заставить людей снова идти вперед. Выдумывать новые сплавы, искать новые страны — а не вариться в котле, где меняются только имена королей. Септон возражал: мерило всему суть счастье человеческое. Надо ли ради счастья новые выдумки? Особенно столь чуждые и кровавые?
Меньше всего Дейнерис понравился третий участник. Мейстер с полной цепью, со всеми звеньями, слушал внимательно, жадно, хищно. Записывал речи спорщиков быстро, и при том очень уж злобно стискивал перо, едва не протыкал от ярости чернильницу. Дейнерис подумала: не приказать ли Варису выпытать у мейстера, кем послан? Или намекнуть карлику Тириону?
Но тут явился сам Варис и принес такие новости, что Дейнерис позабыла ученый спор мгновенно и почти навсегда.
Варис уговорил “Золотых мечей” разорвать контракт!
До сих пор в истории самого знаменитого наемного отряда такого не случалось. Репутацию “Золотые мечи” блюли тщательно. Они собирали под копье с позолоченными черепами десять тысяч бойцов. Полтысячи одних рыцарей, при каждом оруженосец и четыре боевых жеребца; конечно, полный доспех. Тяжелая пехота. Стрелки из восточных луков; стрелки из тисовых луков — беглецы с Вестероса.
Собственно, отряд начался с беглецов. Каждое восстание в Вестеросе прибавляло “Мечам” людей. Бежали от восстания Баратеонов, бежали от войны за и против Таргариенов, бежали от неудачной малой войны с соседом за кусок выгона и три кривых дерева… Бывшие лорды и нищие межевые рыцари, младшие сыновья и бастарды, наследники разорившихся домов… “Золотые мечи” принимали всех, способных держать оружие, и до сих пор никогда не разрывали контрактов.
Варис купил их возможностью вернуться домой. Домой, на Вестерос, о чем “Золотые Мечи” до самой смерти могли только мечтать. Сами они пытались вернуться яростно, постоянно, поддерживая всякий мятеж и всякое восстание на Вестеросе, лишь бы предводитель восстания обещал им дом. Увы, безуспешно. Последний раз Барристан Селми разбил подготовленную “Мечами” высадку еще на Ступенях, лично зарубив тогдашнего командира “Мечей”, и отодвинув их мечты о доме в неопределенное будущее.
Но Варис подбирал ключи к людям не первый год и преуспел-таки. Настал день, когда “Золотые Мечи” поднялись на стальные транспорта, которым нипочем осенние бури.
Дейнерис видела, как строили большие железные корабли. Все они выглядели одинаково: широкий высокий нос, округлая тяжелая корма, середина с белым домиком, не хуже иной пирамиды! — а между ними вставляли железные короба невообразимой величины, где лошадь могла встать на дыбы, и не допрыгнуть со дна трюма до палубы.
Впрочем, все это великолепие приплывало сперва на плотах по Скахазадхану: плоскими листами железа не толще ногтя, шириной с привратную площадь. Никто не мог вообразить величину молота, которым расковывали столь громадный лист. Отлили цельным? Не похоже, слишком тонкий. Для одновременной работы сотен молотов лист выглядел слишком гладким. Кузнецы Миэрина только зубами скрипели, не понимая, как тягаться с подобным и чем перебивать цену, буде такой лист внезапно появится на рынке.
Листы поднимались и удерживались все теми же стальными руками; соединялись вспышками голубых молний — куда там жрецам Р’Глора с огненными мечами, красивыми, но бесполезными.
Доносились, правда, слухи, будто магия возвращается. И жрецы Огненного Бога в самом деле кого-то там воскресили. Но, если даже и правда воскресили, жрецы Р’Глора неудачно выбрали, перед кем похвастаться.
Опыт воскрешения у Дейнерис имелся. Такой опыт, что всякий, заговоривший при ней о воскресших людях, рисковал сам не воскреснуть никогда. Из пасти драконов никакой бог не достанет, ни Огненный, ни Утонувший.
Кстати, почитателей Утонувшего Бога моряки “Плавучих дворцов” опомоили знатно.
Воины Виктариона Грейджоя привели в Залив Работорговцев сотни кораблей своего “Железного флота”, железного только по названию. Всего единственный “транспорт”, описав широкую дугу полным ходом, пять кораблей с кракеном на парусах опрокинул буруном, а два переехал. “Как телега собачье говно,” — крякнул от удовольствия Бурый Бен Пламм.
Виктарион утерся, но затаил. Поговаривали, будто возит он при себе Рог Валирии, с помощью коего можно повелевать и драконами — но Дейнерис этого не боялась.
Кто найдет управу на дракона, ляжет под гусеницы танков. Кто найдет средство от стальных быстроходных крепостей, не спасется от огня с неба. В замке Харренхолл драконий огонь плавил камень — а это, со слов кузнецов, хотя и проще, чем расплавить железо, но и то, и другое недоступно без хорошо устроенной кузницы с очень-очень мощным дутьем. Вряд ли любая армия противников сможет возить от битвы к битвы горн подобной мощи.
Так шли недели, месяцы, миновал год — на рейде Миэрина теперь дымило больше дюжины “транспортов”, подлинных плавучих дворцов. К ним прибавились еще корабли поменьше; на самом деле, их построили немало — но почти никто не замечал и не считал, сколько именно. Все глазели на “дворцы”, волны от которых выкидывали на пляж десятки рыбачьих лодок.
Корабельщики и капитаны Миэрина ворчали: состязаться с такими чудесами они не могли бы даже во сне. Ладно там один чудесный корабль, ну три. Или священное число семь. Но они же потоком сходят на воду! Когда синие молнии отпляшут на стальных бортах, под плоские днища подводят круглые мешки из шкур левиафанов — словно бы с цельного кита шкуру сняли “сосиской” — на этих-то надувных катках корабль сползает в залив. Капитаны думали в ужасе, что не всякий ветер поколеблет исполинов, их точно не выбросит на смертельно опасные берега Валирии!
К счастью, Дейнерис твердо и очевидно собиралась уплыть на волшебных кораблях далеко-далеко, в загадочный Вестерос. Вот и пусть себе плывет, вот пускай тамошних моряков и разоряет. Миэринские моряки отнесли бы Дейнерис на руках, если бы могли ходить по воде, аки посуху, только пусть она уже скорее убирается.
В неимоверных трюмах “дворцов” поместились и “Золотые Мечи” со слонами, и миэринские добровольцы, и немногие дотракийские смельчаки с лошадьми, и Безупречные Серого Червя — а главное, в них поместились танки чужаков. Настоящий Железный Флот, не жалкая подделка с кракенами на парусах, вышел из Миэрина под конец лета.
С началом осени флот подошел к Ступеням — затопленному когда-то перешейку между Вестеросом и Эссосом, теперь превратившемуся в множество островов, на которых с удобством гнездились пираты. Опасаясь мелей, громадные транспорта почти неделю простояли на якоре у острова Лис, пока мелкие кораблики волшебством чужих высматривали под водой безопасные глубины. Дейнерис не очень-то понимала, как оно получается, но и не слишком беспокоилась о железе.
Важнее всего руки, которые держат железо или творят магию. Дейнерис хотела понимать: что потребуют от нее пришельцы, когда она все-таки займет Королевскую Гавань.
Дейнерис начала знакомиться с чужаками, пользуясь королевским положением. Ее пускали на “ходовой мостик”, ей объясняли, почему не нужны паруса. Она в любой день могла проведать любой корабль и любой трюм, чтобы ободрить изумленное свое войско. Ведь особое колдовство или устройство делало так, что люди в трюмах почти не страдали от жары, и воняло там намного меньше, чем при плавании на “деревяшках” — даже на красивых больших трехмачтовиках Волантиса. Пресная вода среди соленого моря? Пожалуйста, сколько угодно. Мойтесь хоть каждый день, пейте до немогу…
