— Более или менее. — Улыбка Эсперансы стала кривой. — Это, конечно, не простое упрощение. Если на то пошло, я всего лишь один из нескольких Эсперанс, работающих над этой проблемой. Большая часть меня — а возможно, и весь я — начинали с того же самого момента принятия первоначального решения несколько столетий спустя, но к этому моменту в моем личном жизненном опыте, вероятно, уже накопился огромный опыт в различных других временных линиях и историях. На самом деле, я встречался с самим собой пару раз, хотя и понятия не имею, сколько таких, как я — нас? — существует на самом деле. Или будет существовать. Или, если уж на то пошло, было. — Он задумчиво нахмурился. — Полагаю, что к настоящему времени, в конце концов, довольно многим из меня удалось покончить с собой. Не имею ни малейшего представления, скольким именно.
— Ого-го. — Кармайкл попытался скосить глаза. Во многих отношениях он предпочел бы описание генералом директоров-мошенников тому, что говорил Эсперанса. На самом деле, попытка обдумать версию Эсперансы вызвала у него головную боль.
— Подождите минутку, — сказал он. — Я пока не готов к этому, по крайней мере, до тех пор, пока у меня не будет достаточно времени, чтобы подумать. Но, судя по тому, что вы говорите, вы — или, по крайней мере, "этот" вы — следили за моим графиком работы с рекрутерами теноча?
— Это почти точно.
— И когда они, похоже, решили меня завербовать, вы подсунули мне защитные очки?
— Да.
— Итак, что именно делают эти чертовы штуки и как?
— Я не знаю, — просто ответил Эсперанса.
— Что?
Кармайкл свирепо посмотрел на собеседника, и Эсперанса усмехнулся.
— Я не могу заглянуть в свое собственное будущее и задать эти вопросы. Я могу поделиться с вами "информацией о будущем", потому что вы не "в курсе" моей личной истории. И теоретически, по крайней мере, кто-то мог бы провести со мной аналогичную дискуссию при тех же обстоятельствах. Однако до сих пор никто не счел нужным сделать что-либо подобное. Так что, хотя у меня есть довольно хорошее представление о том, что делают очки, мое понимание того, как они это делают, не лучше, чем, скажем, ваше понимание того, как генерировать ахроническое поле.
— Так откуда же они вообще взялись, черт возьми?
— Из будущего, конечно. — Эсперанса пожал плечами. — Достаточно интересно, что, насколько нам — в данном случае, людям, которых вы назвали директорами-мошенниками, а не только тем, сколько Эсперанс, возможно, бегает вокруг, — известно, что на самом деле была создана только одна пара.
— Начинаю думать, что единственное, что должно меня по-настоящему волновать, — это то, что я понимаю хоть что-то из того, что вы говорите, — едко заметил Кармайкл.
— Я и сам так думал раз или два. — На этот раз тон Эсперансы был откровенно сочувственным, и он покачал головой. — Как я уже сказал, мы не знаем, откуда они взялись, но, насколько нам удалось установить, именно появление очков в прошлом в первую очередь привело к появлению теноча. Учитывая разнообразие временных линий, мы не можем быть абсолютно уверены, но, похоже, появление одной пары защитных очков привело к созданию оригинальной империи ацтеков в рамках единой временной линии. Однако, как только Европа вторглась в Новый Свет, эта временная линия разделилась на огромное количество дополнительных временных линий. В некоторых из них ацтеки исчезли на свалке истории; в большинстве они стали теноча, которые завербовали вас. Но в каждой из этих вспомогательных временных линий были — по крайней мере, изначально — защитные очки. Как правило, они были спрятаны под золотой маской, о которой, я уверен, вам рассказывал "генерал". Это означает, что сейчас их довольно много, но все они на самом деле являются лишь разными вариантами одной и той же пары.
— Это... безумие, — сказал Кармайкл.
— Конечно, это так! — фыркнул Эсперанса. — Если бы все было так просто, эта война давно бы закончилась, майор!
— Но если теноча появились на свет только потому, что у них или их предков были защитные очки, и если защитные очки дают то преимущество, о котором говорил генерал, почему они не использовали их, чтобы надрать задницы всем остальным?
— На самом деле, причин три, — быстро ответил Эсперанса. — Ну, возможно, больше трех, но три сразу приходят на ум.
— Во-первых, они работают только для одного человека одновременно, и поскольку они работают только для одного человека, использующего их, групповые цели могут быть достигнуты только в той мере, в какой они являются также личными целями.
— Что, конечно же, приводит ко второму фактору: природе человека. Очки обладают огромной силой, майор. Они могут помочь человеку достичь практически всего, чего он по-настоящему, глубоко желает. Подумайте об этом. Любые амбиции. Такова уж природа человека, что большинство людей поддаются искушению использовать очки в своих собственных целях, а теноча есть теноча, и их целями, как правило, является личная власть. А учитывая, в какие отвратительные игры они играют, подарить большинству теноча что-то подобное было бы все равно что подарить двенадцатилетнему парню — плохо социализированному двенадцатилетнему — гранатомет.
— Даже теноча достаточно умны, чтобы осознать обратную сторону этой ситуации! Никто из них не собирается доверять их своим товарищам; ни один из тех, у кого действительно есть пара, никогда не признается в этом кому-либо еще; и даже тот, у кого есть пара, в конце концов умирает. В этот момент очки либо оказываются у нового владельца, либо теряются, потому что старый владелец спрятал их так хорошо, что никто другой не может их найти. Если ни того, ни другого не происходит, то обычно это происходит из-за того, что они попали в руки официальных лиц, и в этот момент они подвергаются чрезвычайно строгому контролю, направленному на то, чтобы предотвратить их использование кем-либо из частных лиц. Конечно, ни одна администрация Теноча не доверит одному из своих агентов доставить их в поле! И, честно говоря, тавантинсуйу чувствуют себя примерно так же.
Эсперанса поднял обе руки в жесте "вот и все".
— И что? — после паузы подсказал Кармайкл.
— И что?
— Вы сказали, что есть три причины, по которым теноча ими не пользуются.
— О, да, я это сказал. — Эсперанса улыбнулся. — Ну, видите ли, третья причина — это я. Я вроде как... собирал их. Отчасти для того, чтобы они не попали в руки теноча, конечно. Но в основном для того, чтобы использовать их против теноча.
— Я думал, вы только что сказали, что они настолько опасны, что даже тавантинсуйу не доверяют их людям, — медленно произнес Кармайкл. — Разве это не относится и к вам?
— Что я на самом деле сказал, майор, так это то, что большинство людей в конечном итоге поддаются личным амбициям. Не все так поступают.
— И вы, конечно, обладаете достаточной самоотверженностью и силой воли, чтобы устоять перед этим искушением, — иронично заметил Кармайкл.
— Не совсем. — Эсперанса бодро покачал головой. — Хотелось бы думать, что мне может потребоваться немного больше времени, чтобы сдаться, чем некоторым, но не думаю, что в долгосрочной перспективе из меня получился бы лучший владелец. С другой стороны, я никогда не говорил, что собираюсь их использовать, не так ли?
VI
Чувствую себя персонажем очень плохого фильма о боевых искусствах, — размышлял Кармайкл, когда флаер Эсперансы возвращался в Пенсильванию 1776 года. — Я и мой таинственный, непостижимый наставник, и его непонятные высказывания. О, и давай не забывать о "мистическом оружии", которое он нам предоставил!
Не то чтобы он действительно видел Эсперансу в таком свете... по крайней мере, пока. И он все еще не был до конца уверен, что очки не манипулируют его сознанием. Но после двух месяцев, проведенных в компании Эсперансы, он был почти убежден, что агент директоров-мошенников был с ним откровенен, и это было больше, чем он мог сказать о теноча.
По крайней мере, сейчас.
Его губы сжались. Эсперанса, возможно, боялся, что он воспримет рассказы о разврате теноча как пропаганду, но Кармайкл настоял на том, чтобы ему показали правду. Не истории из вторых рук, не видеозаписи, которые можно сфабриковать, а правду. И вот, по технологии Эсперансы временно превратившись в типичного жителя теноча, он наконец-то посетил те пирамиды и общественные здания, которые, как он видел из окна своего дома в Теночтитлане, сияли, как драгоценные камни. Впервые он увидел их вблизи, из первых рук... и обнаружил, что истинная суть цивилизации теноча — это красота, срезанные цветы, кровь, агония и жестокость.
Неудивительно, что они не хотели, чтобы члены его команды общались с людьми, которые их наняли. "Временное заражение" было прекрасным оправданием, но истинная причина заключалась в человеческих жертвоприношениях, каннибализме, рабстве и "спортивных состязаниях", которыми мог бы гордиться Нерон.
И что бы они сделали, если бы ты все равно узнал? — спросил он себя сейчас. — Да, ты им полезен. По крайней мере, сейчас. Но если бы ты узнал правду, тебе пришлось бы уйти, не так ли? А что насчет Кейт? Собирались ли они когда-нибудь на самом деле помочь ей? И даже если бы это сделали, что бы случилось с ней, если бы они решили, что ты можешь представлять угрозу?
Кармайкл встряхнулся, отвлекаясь от своих мыслей, когда флаер бесшумно завис в воздухе, а мокрый снег шуршал по куполу.
Возможно, ты не до конца доверяешь Эсперансе, но веришь ему... по крайней мере, в том, что касается теноча. Конечно, если одна группа директоров может лгать тебе о достоинствах своих целей, нет причин, по которым другая группа не могла бы сделать то же самое. Что ставит тебя в интересное затруднительное положение, не так ли?
— Готов? — тихо спросил Эсперанса.
— Да.
Кармайкл взглянул на свою левую ногу. Его униформа была отремонтирована на микроскопическом уровне, пропитавшая ее кровь была тщательно удалена, а нанотехнологии Эсперансы скорректировали генную инженерию, которая сделала его временным теноча. Даже длина его волос осталась точно такой же, какой была в тот момент, когда Эсперанса забрал его. Единственная реальная разница между "тогда" и "сейчас" — помимо того факта, что из его искалеченной ноги больше не сочилась кровь — заключалась в том, что у него работало радио.
— Согласно моим приборам, ближайший оперативник тавантинсуйу находится в восьми милях к юго-востоку, — сказал Эсперанса. — Я также не улавливаю ни одного из их флаеров. Вам следует быть в стороне.
Кармайкл кивнул, хотя на самом деле не нуждался в заверениях.
Он потратил довольно много времени из своих двух месяцев на то, чтобы научиться пользоваться очками. Как сказал Эсперанса, они были рассчитаны на отдельных людей, а не на группы. На личные желания и амбиции. И он также обнаружил, что качество их реакции, по-видимому, в значительной степени зависит от ясности, с которой он может сформулировать свои желания. Его предыдущие видения были... неясными в значительной степени потому, что он на самом деле не знал, чего хочет — или чего боится. Большая ясность его видения событий до Трентона и тот факт, что оно было только одно, а не множество, которые он видел в ту ночь, когда Джефферсон завербовал его, были вызваны тем фактом, что его желание было очень простым и ясным: выжить.
Но для того, чтобы извлечь из них максимальную пользу, требовалось больше направления... что, наоборот, придавало механизмам свою собственную твердость. Чтобы дать им это направление, он должен был с гораздо большей ясностью определить, чего он хочет, и чем больше сложностей он привносил в свое планирование, тем больше возможных путей к его целям ему настойчиво показывали очки.
И не помогало то, что он не был уверен, будто может по-настоящему доверять мотивам Эсперансы.
Однако вернуться на землю и восстановить связь с Шэмрок было на удивление просто, и очки показали ему именно то место, где Эсперанса должен был его высадить.
Конечно, они не показали ему, что случилось бы с Эсперансой, если бы он случайно столкнулся с одним из тех, кто застрелил Баллока. С другой стороны, он, казалось, был способен позаботиться о себе.
— Удачи, — пожелал Эсперанса, открывая люк, и Кармайкл вышел в несколько сотен футов холодного, пустого воздуха, навстречу тяговому лучу.
Несмотря на то, что на базе Шамплейн тщательно поддерживалась внутренняя температура, в помещении ощущался сильный холод.
Кармайкл напомнил себе, что для остальных членов его команды прошло всего двенадцать часов. Они все еще переживали катастрофический исход своей первой операции... и тот факт, что Баллок больше не вернется домой. По крайней мере, инки, казалось, неплохо справились с уборкой обломков после воздушного боя, но все были удивлены мощью и открытостью действий другой стороны.
Остальные выжившие члены команды — и особенно Шэмрок — также были явно озадачены характером этих действий. Они ожидали, что инкам придется вмешаться, чтобы переправить Вашингтона через реку. Без информации, полученной Кармайклом, они не могли знать, что руководители Тавантинсуйу ожидали, что переправа пройдет успешно в отсутствие вмешательства теноча. С этой точки зрения, численность и характер сил, которые они развернули, имели большой смысл. Не то чтобы он был в том положении, чтобы поднимать этот вопрос.
Теперь те, кто выжил, сидели и смотрели на плоский экран, с которого на них глядел мрачный Джефферсон.
— Ну что, у нас ничего не вышло, не так ли? — сказал он без предисловий.
— Да, не вышло, — согласился Кармайкл, но в его тоне не было извинений, и он спокойно выдержал взгляд Джефферсона.
Джефферсон нахмурился. В конференц-зале на несколько мгновений воцарилась тишина, но затем агент теноча поморщился и махнул рукой.
— Мы все еще анализируем спутниковые данные, — сказал он тоном, который был гораздо ближе к нормальному. — У нас было несколько соображений на этот счет, но я хотел бы узнать ваше мнение о том, что пошло не так, майор. С вашей точки зрения.
— Думаю, что это довольно просто, — ответил Кармайкл. — Во-первых, инки присутствовали в гораздо большем количестве, чем ожидалось. Во-вторых, они были готовы действовать гораздо более жестко, чем предполагалось на брифингах нашей разведки. И, в-третьих, мы были слишком самоуверенны.
— Понимаю.
Джефферсон посмотрел на него без всякого выражения, и Кармайкл ответил ему бесстрастным взглядом. Они оба знали, что его первые два пункта были обвинениями в том, какие разведданные предоставили Джефферсон и основной персонал теноча, и жителю Новой Англии было интересно, как на это отреагирует полевой агент.
— Расскажите мне о чрезмерной самоуверенности, — попросил Джефферсон через мгновение. — Чья это была самоуверенность и как ее можно было избежать?
— Мы все были слишком самоуверенны, — сказал Кармайкл. — Несмотря на то, что все мы — я имею в виду тех, кто находится здесь, на базе Шамплейн, а также вспомогательный персонал — продолжали говорить друг другу, что это будет только первая стычка, я думаю, что в глубине души большинство из нас действительно понимали, что она будет решающей. В конце концов, этот момент в значительной степени был решающим в нашей собственной истории. Мы забыли об одном из основных принципов, которому вы учили нас на тренировках: ничто не является неизбежным, пока это не произошло. Мы ожидали, что... инициатива будет на нашей стороне. Были там только для того, чтобы убедиться, что все происходит так, как "должно", поэтому не были готовы к тому, что они начали действовать по-другому.
