— Могу сказать о тебе то же самое, Виктор. Я оказался недостаточно осторожен, а ты гораздо лучше, чем мы предполагали. Это надо же! Суметь засечь наши приготовления! Если бы пару дней назад один из твоих пауков не влез в мой охранный барьер, мы бы так и не узнали, что за нами уже следят. Прими мои поздравления — ты действительно стал достойным и сильным противником. Не зря Лексус в последний момент решил прихватить твою сестру и Кану в качестве дополнительной гарантии от твоих излюбленных грязных приемчиков.

— А вот тут я с тобой не соглашусь, Фрид. Он это сделал как раз зря. Очень зря! Если до этого я собирался просто повозить его мордой по земле, то теперь буду бить наверняка. А умрет он или нет, мне уже будет не важно. И пусть впоследствии мастер проклянет меня и вышвырнет из гильдии, я пойду на любые шаги и любые жертвы, чтобы вытащить своих девочек. И раз уж ты сам пришел ко мне, не согласишься ли стать первой жертвой?

— А это мы еще посмотрим — кто из нас двоих жертва! — полностью материализовавшийся из письмен Фрид, попытался атаковать Виктора своей артефактной шпагой, благодаря которой он мог мгновенно наносить на тела своих противников простейшие письмена, но прозвучавший долей секунды раньше выстрел вмешался в его планы. Наполненная огненной манной пуля чиркнула по кисти, хотя Виктор стрелял просто навскидку в силуэт, дабы не тратить время на прицеливание.

Откинув ногой в сторону упавшую на землю шпагу, Виктор, не давая своему противнику затушить объятую пламенем руку, тут же насел на него, выстреливая в тело Фрида удар за ударом, каждый из которых являлся гарантированной смертью для любого обычного человека. Да и слабенький маг имел все шансы потерять всякую возможность к оказанию малейшего сопротивления уже после одного такого — все же с разорванными легкими или сбившимся с ритма сердцем не то что сопротивляться, жить было попросту невозможно. Не имея долгое время возможности отрабатывать связку техник, позволяющих наносить столь убийственные удары, Виктор уже начал опасаться, что ничего не выйдет, но стоило только начать и тело само все вспомнило — не зря он в свое время устроил натуральный геноцид лесным вулканам, сызнова нарабатывая эти навыки для своего нового тела. Да, строение их тел заметно отличалось от человеческого, но тут главным было поймать то самое чувство полной неспособности тела противника сопротивляться твоему удару. Вот и не успевший выплеснуть ману Фрид прочувствовал на себе всю губительность истинного гнева скромного артефатора. Буквально выплюнув имевшийся в легких воздух, он уже не смог сделать новый вдох по той простой причине, что легкие сдавило, как в тисках. Лишь благодаря своей магии он смог восстановиться, нанеся на самого себя руну дыхания, но только для того, чтобы в следующий раз получить удар уже в голову.

В отличие от артефактора, уделявшего основное внимание родным еще по предыдущему миру навыкам рукопашного боя, Фрид куда больше тяготел к освоению своей шпаги, но в отличие от когда-либо видимых Виктором спортсменов его мира, согильдиец развивал боевой стиль владения своим оружием. Именно наработанные при этом рефлексы, а также руна ускорения позволили ему отделаться легким чирком по скуле вместо полноценного нокаутирующего удара.

— Темное писание — Тьма. — не смотря на то, что голову все же повело, Фрид успел активировать письмена, что некогда были нанесены на его собственное тело. Магия, что считалась запрещенной из-за огромной опасности угрожающей самому применяющему ее магу, тем не менее, пользовалась популярностью у тех немногих, кто смог освоить письмена и руны на высоком уровне. К величайшему сожалению Виктора, сам он до таких высот дорасти так и не смог. Тут уже никак не хватало понимания письмен, как языка программирования. Для воздействия непосредственно на живое существо требовалось чувствовать магию рун. У кого-то подобная способность пробуждалась со временем, у кого-то не появлялась никогда, Фрид же мог похвастаться обладанием таковой с рождения.

Прошли какие-то доли секунды, прежде чем перед Виктором вместо "старого доброго" Фрида предстал натуральный демон. Да, рунная магия Тьмы вливала в тело мага столько энергии нижних планов бытия, что он на время получал силы демонов. Вот только далеко не у каждого впоследствии получалось возвращаться обратно в человеческую форму и со временем такие неудачники демонизировались полностью. Однако, в данный конкретный момент артефактора куда больше волновал вопрос достаточности собственных сил для противостояния подобному, заточенному исключительно на бой и разрушение, противнику. Все же все те демоны, с которыми ему приходилось сталкиваться ранее, не успевали нанести по нему какого-либо удара и проигрывали по той простой причине, что Виктор бил из своих артефактных игрушек первым и наверняка. Здесь же ситуация была совершенно иная — мало того, что противник находился на расстоянии вытянутой руки, так еще все мало-мальски тяжелое вооружение таскать с собой было невозможно по причине скромных характеристик собственного пространственного кармана. Потому, в бою с обновленным Фридом приходилось надеяться лишь на крепость собственного организма, да тяжесть удара.

Как же хорошо, что хоть пару раз он смог уговорить Миру провести с ним тренировочные спарринги максимально приближенные к боевым, находясь в демонической форме. Тогда, в первый раз, его просто-напросто размазали по земле, да еще и поизмывавшись в ходе боя с присущей всем женщинам толикой коварства. Второй раз они уже смогли разойтись вничью, но только по той причине, что никто не осмелился пускать в дело заклятия и оружие действительно способное убить на месте. В общем, лишь благодаря полученному тогда опыту боя на ближней дистанции практически с реальным демоном, Виктор понял, что если и сможет справиться собственными силами, что отнюдь не было гарантированно, с таким сильным противником, каким являлся Фрид, то силы его будут на исходе. А ведь впереди еще был главный мордобой вечера!

Отведя первые пару серий ударов Фрида в стороны, Виктор краем глаза заметил мелькнувшую в конце улицы знакомую фигуру Эльфмана и внутренне расплылся в гаденькой улыбке от мгновенно пришедшей в голову мысли. Все же кто как не монстр должен был сражаться с монстром. Единственная проблема заключалась в том, что во время войны с фантомами Эльфману так и не пришлось преодолевать свою психическую блокировку и принимать полную форму зверя, поскольку спасать Миру не требовалось от слова "совсем". Тогда, наоборот, противников следовало спасать от не на шутку разошедшейся Дьяволицы. Вот и бегал до сих пор Штраус с одним лишь преобразованием руки, что в свою очередь виделось артефактором совершенно недостаточным для противостояния будущим противникам.

— Братик, спаси! — вцепившись при очередной атаке во Фрида руками и обхватив его талию ногами, Виктор принял облик Лисанны и зашелся в отчаянном крике, привлекая внимание Эльфмана. — Фрид, пожалуйста, не надо! Не делай этого! — продолжил надрываться Виктор, вогнав в ступор своего противника так, что тот даже попытался сам отодрать от себя вцепившегося артефактора, но вовремя подбитое колено и свернутое в нужную сторону тело, закономерно закончившееся падением, привели к совершенно иному результату. Любому стороннему наблюдателю могла прийти в голову лишь одна мысль от вида распластанной на земле молоденькой заплаканной девушки с выражением полнейшего отчаяния на лице придавленной сверху мужеподобным монстром. Особенно, если прислушиваться к ее мольбам не делать с ней "это".

Вот и пробегавший мимо Эльфман подумал именно то, на что рассчитывал артефактор. С ревом раненого медведя Штраус со всего маха влетел в барьер ограждавший пространство поединка Виктора с Фридом, но даже не заметил разбитого вдребезги носа, из которого фонтаном хлынула кровь. Все его внимание было сосредоточено на полном отчаяния и мольбы о помощи лице младшей сестры. Годы прошли с тех пор, как он видел ее предполагаемую смерть. После того жуткого боя, когда он поглотил зверя, спасая своих сестер, Эльфман получил огромную силу, но, будучи не в силах справиться с психологической травмой от осознания своей вины в смерти Лисанны, намертво ограничил собственные возможности. И вот теперь Виктору выпал идеальный шанс исправить то, чему он не дал произойти, самим фактом своего вмешательства в ход событий. Показательно дергаясь и извиваясь под все более охреневающим Фридом, в которого сам при этом намертво вцепился, Виктор продолжил изображать театр одного актера. Он умолял Фрида остановиться, он в просьбе помощи протягивал руку в сторону неистово бьющегося о защиту барьера Эльфмана, а под конец показательно приложился затылком о землю при очередной попытке Фрида оторвать его от себя и затих. В общем, как посчитал сам артефактор — Станиславский остался бы доволен отыгранной им ролью.

По всей видимости, Эльфман тоже по достоинству оценил его актерское мастерство, поскольку, сперва, чувство опасности взревело от огромного количества выплеснувшейся в округу силы тьмы, а после послышался хрустальный звон осыпающегося барьера и рев, которым было бы не стыдно гордиться даже легендарным драконам. Как недавно Мира в момент распечатывания своих сил случайно уничтожившая его дом потоком неимоверного количества скопившейся в теле энергии, так и Эльфман здесь и сейчас снявший с себя все ограничения, оказались чудовищно сильны именно в этот момент. Тело не то что переполняло энергией, оно бурлило от ее переизбытка, и потому каждый удар сопровождался не просто потоком, а полноводной рекой разрушительной силы тьмы. Потому не было ничего удивительного, что всего лишь с одного пинка полностью преобразившегося Эльфмана Фрида снесло метров на десять и впечатало в каменную стену оказавшегося на пути его полета дома.

— Братик. — голосом умирающего лебедя и вновь протягивая руку к Эльфману, простонал с трудом приоткрывший один глаз Виктор — Отомсти ему за меня. — Совсем уж гробить психическое здоровье Штрауса он посчитал чересчур жестоким, поэтому отказался от отыгрывания смерти и ограничился лишь показательной потерей сознания. Но и этого оказалось более чем достаточно, чтобы завести Эльфмана по полной.

— Сделал гадость — в сердце радость! — довольно потер руки артефактор, проводив взглядом одного монстра улепетывающего от другого. После Лексуса именно Фрид виделся наиболее опасным и проблемным противником из состава Громовержцев и то, что его удалось сбагрить на кого другого, было самой настоящей удачей. Впрочем, расслабляться отнюдь не следовало. Наоборот, следовало максимально собраться с силами и возможностями, чтобы отыскать Эвергрин.

Забившись в какую-то вонючую подворотню, Виктор вновь принялся связываться со своими многочисленными артефактными зверушками, в надежде обнаружить зеленоволосую стерву. Вот только вскоре она сама обнаружила себя, пустив в ход свою взрывоопасную пыльцу. Сколько унижений ему пришлось в свое время пережить, выпрашивая эту самую пыльцу для своих мин, гранат и разрывных патронов. И ведь все оказалось зря! Изрядно поводив его за нос, Эвергрин лишь презрительно хмыкала и задрав нос, гордо удалялась, оставляя Виктора, фигурально выражаясь, оплеванным с ног до головы. А учитывая, что подобное действо повторялось отнюдь не единожды, какой-либо любви или хотя бы симпатии к этой зазнайке он не испытывал. Потому и наблюдал с немалым удовольствием, как Эльза, встреча с которой для Эвергрин явно оказалась неприятной неожиданностью, уверенно брала верх в их противостоянии.

— Ты паразитка, но ты все еще являешься членом Хвоста Феи, Эвергрин. — пригвоздив противницу мечами к стене, но весьма ювелирно, так что лезвия не оставили на ее теле ни одной царапинки, удовлетворившись лишь пробитой насквозь одеждой, Эльза отмахнулась очередным призванным клинком от последней порции взрывающейся пыльцы. — И потому я все еще верю в тебя. Прекрати валять дурака, верни всех в норму и я не причиню тебя вреда.

— Ха-ха-ха-ха! Пусть ты и сильна, Эльза, но даже в подобном положении именно я являюсь хозяином положения! Похоже, ты не знала о еще одной особенности моих глаз. Дистанционный контроль! Одно мое желание и все, кого я обратила в камень, рассыпятся в пыль! А теперь пади передо мной на колени!

— Как порой любит говорить мой брат — похоже, мы не договоримся. — вздохнула Титания и сменив доспех на Сенбонзакузу расправила крылья. — Как же я не хотела доводить до этого, но если ты так жаждешь стать победителем в нашей схватке, что готова не только забрать жизни наших друзей, но и пожертвовать своей собственной — так тому и быть. — с ее последними словами крылья доспеха начали опадать, являя взору мгновенно взмокшей Эвергрин десятки клинков, что, зависнув в воздухе, принялись дрожать, как будто от непреодолимого желания испробовать человеческой крови. — И когда я буду забирать твою жизнь, то, полагаю, что с лихвой смогу отомстить за души тех, кто погибнет по твоей вине.

— Ты...ты...ты...ты не сделаешь это. — обливаясь холодным потом, едва выдавила из мгновенно пересохшего горла с трудом различимые слова Эвергрин. Вот только одного взгляда на суровое и решительное лицо Эльзы оказалось достаточно, чтобы понять — сделает!

— Она права, сестренка. Ты этого не сделаешь. — раздалось из-за спины Эльзы и в комнате проявился сбросивший маскировку Виктор. — Но не потому что не сможешь. А потому что этот грех я возьму на себя. Ты и так потрудилась на славу. Спасибо тебе за это. А теперь, уступи, пожалуйста, место мне. Незачем тебе еще пачкаться и в этом деле. Причем, пачкаться, что в прямом, что в переносном смысле. Лучше тебе вообще выйти из помещения. Честно говоря, я бы не хотел, чтобы ты видела, насколько жестоким я могу быть, когда речь заходит о спасении жизней моих родных и близких. — Демонстративно медленно вытянув из-за спины нож, Виктор настолько мило улыбнулся Эвергрин, что ту начало бить в нервной дрожи. — Правильно. — расплылся в отработанной у зеркала улыбке маньяка артефактор, обращаясь уже к своей будущей жертве. — Для тебя все игры закончились. Впрочем, я не покривлю душой, сказав, что здесь и сейчас для тебя в принципе закончится все. Помнишь, как-то давно я обещал тебе, что пристрелю, если ты позволишь себе некорректные шаги по отношению к нашим согильдийцам? Ты уж извини, у меня осталось слишком мало патронов, чтобы тратить их на тебя, так что давай обойдемся старой доброй заточенной сталью. — слегка покачав ножом, чтобы заставить противницу сконцентрировать все свое внимание на нем, Виктор демонстративно медленно поднес лезвие к правой кисти волшебницы. — Ты знаешь, я мог бы простить тебе многое. Все те насмешки и издевательства, что мне приходилось год из года терпеть с твоей стороны. Я бы даже мог простить тебе нападение на меня. Но ты покусилась на тех, кого я люблю. Мира, Кана, Эльза — за любую из них я, не задумываясь, убью кого угодно. Но тебе не повезло вдвойне. Знаешь почему? Не знаешь? Так я тебе отвечу. Совсем недавно я узнал, что мне пора готовиться стать папой. Но та, что носит под сердцем мое дитя, оказалась под воздействием твоего заклятия. Сама понимаешь, что в результате сейчас я нахожусь в состоянии холодного бешенства. И именно по этой причине я пока держу себя в руках, вместо того чтобы начать рвать тебя заживо на мелкие кусочки. И даже если ты все же убьешь тех, кто составляют всю мою жизнь, я тебя не убью. Нет! У меня на тебя будут куда более красочные и грандиозные планы. Ты будешь жить, Эвергрин. Хотя, скорее не жить, а существовать. — проведя лезвием ножа по ее щеке, отчего девушку передернуло, Виктор уткнул острие клинка в ее ногу и слегка надавив, на пару сантиметров вогнал холодную сталь в живую плоть. — Поверь, я сделаю все, чтобы твое сердце не остановилось, и ты смогла пережить все то, что я с тобой сотворю. Сперва, ты увидишь, как я отрезаю твои пальцы, затем очередь дойдет до кистей, локтей, плеч, потом я примусь за твои холеные ножки и обкорнаю их до самой задницы. — потихоньку вдавливая клинок, Виктор дико хихикнул и заботливо промокнул слезы, что полились из глаз девушки, — Затем очередь дойдет до носика, — игриво щелкнул он по носу Эвергрин, — ушек, язычка и глазика. Я превращу тебя в неподвижное глухо-немое бревно, что только и сможет смотреть на мир одним единственным глазом. А после начну заботиться о тебе, чтобы в подобном состоянии ты смогла просуществовать как можно дольше. Я куплю где-нибудь на отшибе домик, обустрою его, поставлю тебе кровать прямо у окна и зафиксирую намертво твое тело, чтобы как бы ты ни старалась, не смогла бы рассмотреть ничего кроме потолка. Ты будешь чувствовать, как ласковые лучики солнца нежно греют твое лицо, ты будешь осознавать, что в каких-то жалких сантиметрах от тебя за окном задорно чирикают птички, витают ароматы трав и цветов, природа цветет и радуется жизни, но вот ощутить или увидеть хотя бы жалкую толику этого праздника жизни ты уже не сможешь никогда. Для тебя будет существовать лишь потолок и заботливо кормящий тебя с ложечки я.