По счастью, никаких серьезных последствий ее легкомыслие не повлекло. Теперь София с ужасом понимала, что в пылу чувств, которым она предавалась так безоглядно, она вполне могла остаться с ребенком на руках, и тогда ее участь воистину была бы незавидна...
Воспользовавшись задумчивостью хозяйки, домовая по всем правилам военного искусства блокировала противника, перекрыв входную дверь шваброй. Увидев это, госпожа Чернова сначала лишилась дара речи, а потом рассмеялась от души: очень серьезная Лея держала это страшное орудие, будто гвардейцы на часах держат алебарды, и была столь же серьезно настроена не пустить никого через охраняемую дверь.
Но не успела София ничего сказать, как в круг света с громким пыхтением выкатился домовой, волоча за собою невесть где добытый маленький дамский пистолетик. Немного отдышавшись, он взял свое оружие наизготовку и браво отрапорновал супруге, что готов идти на разведку. Сурово кивнув, Лея выпустила мужа, по-прежнему перекрывая путь госпоже Черновой.
Гадалка расхохоталась и опустилась на ступеньки, не в силах удержать рвущийся наружу смех и закрывая лицо руками. Волнения последних месяцев вырвались истерическим хохотом, и Лее пришлось отпаивать хозяйку чаем...
Разведка, предпринятая отважным домовым, показала, что господа Шоровы под покровом темноты торопились выбраться из собственного дома. Отчего они так шумели, Стену уразуметь не удалось, он опасался подбираться слишком близко. Впрочем, поутру загадка разяснилась — в бывшем шпионском гнезде остались только голые стены. Хозяева вывезли все, от штор до старинных подсвечников, вмурованных в стены. Немудрено, что разгром имения произвел столько шума! Госпожа Чернова попыталась представить целый обоз с вещами, "скрытно" движущийся в сторону Муспельхейма, и снова рассмеялась...
Следующие недели в Бивхейме царила благословенная тишь, только отъезд госпожи Дарлассон и господина Нергассона, а также шумная свадьба Ферлай несколько разбавили мерное течение дней. Прощание с госпожой Дарлассон вышло скомканным: они давно уже все друг другу сказали, а теперь было неловко обещать обмениваться письмами и приезжать в гости. Напоследок госпожа Дарлассон подарила Софии новый роман госпожи Одинцовой "Драконье пламя" — повествование о жаркой любви некоего сына стихии и человеческой девушки, весьма перекликающееся с ее собственной историей (разумеется, это лишь забавное совпадение!). Помнится, София еще недоумевала, отчего господин Рельский, увидев подарок, так разъярился...
Зато на свадьбе гоблинши было куда веселее. Девушка небезосновательно считала, что без помощи гадалки это счастливое событие никогда бы не состоялось, а потому настоятельно просила старшую подругу сыграть роль матери невесты.
София с легким вздохом вспомнила, как все действо с трудом сдерживала слезы, а потом танцевала (куда больше положенных двух танцев!) с господином Рельским, и как ей было уютно рядом с мировым судьей. Впрочем, тому в немалой степени способствовало выпитое вино и особая, свадебная, атмосфера, но все же тот вечер она была почти счастлива...
С этих радужных дум она, разумеется, перескочила на мысли о своем женихе. С присущей ему деликатностью Ярослав избегал бесед о своих чувствах и — еще более того — о Шеранне. К тому же он, по-видимому, подговорил и своих домашних не касаться в разговоре этих предметов, так что Софии не приходилось краснеть, проводя вечера в Эйвинде, и она была безмерно благодарна за это будущему супругу. Он делал все, чтобы ни на мгновение не заставить ее жалеть о принятом решении, и это давало основания полагать, что брак их будет счастливым, невзирая ни на что.
Размышления молодой женщины о предстоящем замужестве прервал какой-то шорох и взметнувшаяся у окна тень.
С оглушительно забившимся сердцем она вскочила и повернулась.
"Это, верно, птица!" — промелькнуло в голове, но рука сама собою взметнулась к горлу в приступе иррационального страха.
У окна в неверном свете луны угадывалась мужская фигура, и не успела София всерьез испугаться, как ночной визитер шагнул вперед, и на его лицо упал отблеск свечи.
— Шеранн... — выдохнула молодая женщина и пошатнулась, с трудом удержалась на ногах, тяжело опираясь на туалетный столик.
Дракон улыбнулся и шагнул к ней.
Не в силах шевельнуться, София молча смотрела на него, и даже не отреагировала, когда Шеранн завладел ее рукой и поднес к губам.
— Я вернулся, — тихо сказал он, глядя на нее своими невозможными огненными глазами — такими яростными и нежными, такими до боли знакомыми...
Мгновение — и дракон уже целовал ее ладони. Вот рука его скользнула к вороту ночной рубашки, легко его развязала...
И только тогда София опомнилась — вскинулась, с яростью оттолкнула Шеранна.
— Что вы себе позволяете?! — прошипела она гневно.
— Ничего такого, чего не позволял раньше, — пожал он плечами, хотя не сделал новой попытки ее коснуться. — Помнится, тогда тебе это нравилось...
Улыбка дракона сделалась такой многозначительной, что молодая женщина вспыхнула и чуть прикрыла глаза, пытаясь совладать с острой вспышкой боли и — что греха таить? — с упоительными воспоминаниями.
И это интимное "ты" было для нее как нож в сердце.
Шеранн же с любопытством и каким-то злорадным удовольствием наблюдал за ее душевной борьбой.
— Уходите, — наконец произнесла она решительно, справившись с собой.
— И не подумаю.
Дракон сложил руки на груди и, казалось, ничто не могло его сдвинуть с места.
— Я закричу! — предупредила София с отчаянной решимостью.
— Кричи, — разрешил Шеранн безразлично. — Любопытно, что могут сделать твои домовые...
Будто поняв, что хозяйка не рада ночному гостю, к нему кинулась Искорка. Зашипела, вздыбливая шерсть, ударила агрессора по ноге когтистой лапой. Кошачья память коротка (впрочем, как и женская), и она уже не помнила этого чужака, к тому же остро пахнущего опасностью. Зря говорят, что кошки не привязываются к хозяевам, просто не всякие хозяева достойны их привязанности. Дракон оскалился, полыхнул глазами, и защитница метнулась под кровать, где и затаилась.
Молодая женщина отступила назад, хотя отлично помнила, что спрятаться негде. Впрочем, отчего она должна прятаться?
Однако они оба прекрасно понимали, что скандал ей отнюдь не нужен, к тому же дракон был совершенно прав — слуги тут не помогут.
Шаг, еще один... и София уперлась спиной в стену.
— Вот ты и попалась, — довольно провозгласил Шеранн, проводя пальцем по ее шее, по груди в вырезе сорочки, и она задрожала от этого вкрадчивого прикосновения.
Его лицо — близко-близко, в нескольких сантиметрах, его руки, нетерпеливо рванувшие рубашку...
Но к трепету примешивалась боль. Есть вещи, которые можно простить, но забыть — никогда.
— Уходите, — повторила она неожиданно спокойно и твердо, подавив желание закрыться руками. — Я не хочу вас видеть!
Он ответил ей долгим взглядом, раздраженно передернул плечами, в мгновение ока оказался у распахнутого окна и легко перемахнул через подоконник.
София бросилась к окну, затворила ставни и задвинула засов. Потом опустилась на пол, дрожа от пережитого и охватив руками колени.
Он вернулся...
Сбылось то, что так долго виделось ей в грезах.
Последнюю неделю ее ночь за ночью преследовали видения, как он уходил, уходил все дальше, но потом оборачивался и... мчался обратно!
София ненавидела себя за слабость, но каждый день ждала этих снов. Ждала, чтобы снова увидеть Шеранна, его нежный взгляд, как он возвращается...
Теперь же, когда сон сбылся воочию, ее терзали бесконечные сомнения. Три месяца назад молодая женщина бросилась бы за ним без оглядки, но сейчас ее разрывали противоречивые желания, чувства и доводы рассудка. Дракон уехал, и тем самым позволил ей вынырнуть из пучины любви и здраво взглянуть на все обстоятельства...
"В моей душе нет больше места для него. Я не безделушка, которую можно походя подарить приятелю, а после потребовать обратно!" — сердясь, твердила она себе.
София просидела всю ночь без сна, страшась даже на мгновение смежить веки. Чего она боялась? Быть может, что утром все окажется сном? А быть может, что Шеранн вновь проберется в ее душу и сны...
Глава 41.
Господин Рельский стоял у окна, бездумно разглядывая открывающийся взору пейзаж. Пропорциональные, подчеркнуто геометрические, будто начерченные под линейку линии сада всегда его успокаивали, позволяя мыслям течь неспешно и плавно. Созерцание привычного с детства вида словно напоминало, что жизнь по-прежнему хороша и приносило ощущение защищенности...
"Жизнь хороша!" — повторил про себя джентльмен и невесело криво усмехнулся уголком губ, потер виски, ноющие от очередного приступа. На столике у окна стыла чашка кофе — единственное средство от привычной изматывающей боли, впрочем, помогающее далеко не всегда.
Мировому судье грех было жаловаться на норн — они одарили его своей благосклонностью, отмерив вполне обеспеченный удел. Положение в обществе, богатство, связи, вполне приятная внешность и недурное здоровье (за вычетом головной боли), а также острый ум и умение добиваться желаемого — щедрые дары богинь судьбы...
Пожалуй, господин Рельский затруднился бы назвать некую совершенно невыполнимую для него мечту, буде о том кому-нибудь пришла бы фантазия спросить. Разумеется, речь о заведомо возможном. Все, к чему он стремился, доставалось молодому джентльмену без особого труда, и казалось, что для него не существовало никаких препон и бед. Даже любимой женщины он в конце концов добился, пусть и ценою немалых переживаний и душевной боли. Едва истечет срок траура, госпожа Чернова пойдет с ним к венцу, дабы разделить свою жизнь... с нелюбимым.
Мужчина с силой сжал кулаки, подавив возникшее вдруг острое желание что-нибудь выпить. Он полагал, что больше всего сил ему потребуется для памятного разговора с Софией, чтобы суметь стереть из памяти ее недолгую связь с Шеранном. Но реальность оказалась куда непригляднее. У него достало благородства и воли, чтобы простить ее чувства к дракону, но вот извинить отсутствие оных чувств к себе было куда сложнее. Благородства... Пожалуй, в его поступке смешались толика великодушия и бездна расчета. Разве мог он упустить такой шанс сделать ее своею? Тем паче, что выбора у нее действительно не было. Стать гувернанткой, но тогда пришлось бы позабыть и о гадании, и о привычном образе жизни и круге знакомств. Помириться с сестрой, но и это, во многом его же собственными усилиями, стало для нее почти недоступным. Или продавать себя ради пропитания. Впрочем, почти так она и поступила. Оскорбить Софию предложением сделаться его содержанкой он не мог, а тем паче — бросить ее в столь сложном положении. Но это лишь означало, что за свое согласие она получила и благоустроенную жизнь, и респектабельность. Только невыносимо видеть тоску в ее голубых глазах...
Ярослав прекрасно понимал, что ему решительно не в чем укорить невесту. Она покорно сносила знаки внимания, со временем даже слегка оттаяла и сделалась приветливой и доброжелательной. Но и только. Иногда в ее взгляде мелькало сочувствие и даже некая робкая нежность. Вот только это лишь обостряло боль...
Господин Рельский с силой стукнул по стене, да так, что жалобно задребезжало стекло. Он принудил себя отбросить тоскливые мысли, отошел от окна и залпом выпил остывший кофе. Хватит себя жалеть!
Его ждали дела...
Ранним утром Лею разбудил настойчивый стук.
Раздраженно ругаясь вполголоса и кутаясь в халат, она распахнула входную дверь и обомлела: на пороге обнаружился Шеранн.
— Вы?! — задохнулась от негодования она. — Да как вы посмели сюда прийти?!
Она попыталась захлопнуть дверь, но дракон не дал ей это сделать. Он шагнул вперед, легко сдвинул с пути маленькую домовую и попросил взволнованно:
— Пожалуйста, позвольте мне поговорить с Софией. Клянусь вам, я все исправлю.
Лея колебалась, исподлобья глядя на него. С одной стороны, дракон причинил хозяйке много боли, а с другой... Домовая прекрасно понимала, что госпожа Чернова до сих пор его не забыла, и для нее не была секретом причина бессонницы и слез молодой госпожи.
— Хорошо, — пробурчала она наконец, отступая. — Но только посмейте ее обидеть еще раз!
— Никогда! — клятвенно заверил Шеранн, улыбнулся и залихватски подмигнул покрасневшей Лее.
— Хозяйка еще в своей спальне, — сообщила та смущенно.
— Спасибо!
Он бросился наверх...
Сказать, что София была сконфужена его появлением — это ничего не сказать. За истекшую ночь она успела много передумать и приняла решение, которое полагала правильным.
— Вы? — воскликнула она, узрев на пороге Шеранна, и потянула на себя одеяло, стремясь прикрыться от жадного огненного взгляда.
— Я, — сознался дракон хрипло, закрывая за собой дверь.
Быть может, зря он дал ей время успокоиться и примириться с мыслью о его возвращении? Возможно, стоило ночью закончить дело, сломить сопротивление одной мощной атакой? Но в ее глазах было такое отчаяние, такой ужас... Не принуждать же ее силой, в самом деле!
— Что вы здесь делаете? — с трудом выдавила она, вжавшись в подушки, когда он приблизился и уселся прямо на постель.
— Я пришел сказать, что я люблю тебя, — произнес Шеранн серьезно и торжественно, и сделал паузу, будто ожидая оваций и слез радости, — и прошу тебя уехать со мной.
Молодая женщина с трудом перевела дух, отстраненно замечая, как колотится сердце.
— Уехать? — переспросила она растерянно.
— Да, — кивнул дракон, глядя на нее невозможно нежным взглядом.
— Но вы женаты! — воскликнула она с отчаянием.
София даже не думала, сколь тяжело ей будет придерживаться принятого этой ночью решения навсегда позабыть о Шеранне.
— Да, — вновь повторил он, чуть склонил голову набок и соврал, как многие мужчины до него: — Я давно разлюбил жену, нас связывали только дети и быт.
— Это неважно, — покачала головой молодая женщина, с трудом отведя взгляд. — Вы женаты, а я — невеста господина Рельского.
— Но... — начал дракон.
София не дала ему договорить:
— Я помолвлена, и как только закончится срок траура, выйду за него замуж, — произнесла твердо, лишь посмотреть на Шеранна не смогла. — Знаете, наверное, это к лучшему, — призналась вдруг она, задумчиво и как-то очень светло улыбнулась: — Господин Рельский — замечательный, могу вас в этом уверить!
— Не сомневаюсь, — кивнул дракон, однако в голосе его послышались рычащие нотки.
Он помолчал, вглядываясь в лицо молодой женщины, силясь разобрать выражение ее глаз.
— А как же... я? — промолвил он наконец почти обиженно. — Ты ведь любишь меня, а не его!
Ну как же — вернулся, позвал за собою... А ему все толкуют о достоинствах соперника!
София заговорила спокойно, будто бы ни к кому не обращаясь:
— А ведь я оказалась куда романтичнее и легкомысленнее тех девушек, которых самоуверенно почитала юными глупышками. Я готова была забыть обо всем, уйти на край света... ради призрачного чувства к мужчине, которого вовсе не знала. И что же ждало меня там? Разочарование, боль и бесконечный позор. Нет, мой выбор сделан!
