"Как-то уж очень неправдоподобно, чтобы один чернокнижник мог настолько понравится трёхголовому, чтобы тот так нёсся да и сожрал в один заглот целую тушу. Разве что его специально вызвали. Совсем этого Сосновского не понимаю: зачем так экстравагантно с собой кончать. Или это был коварный план побега? Тогда не понимаю тем более".
Разобраться в ситуации, когда голова и без того была переполнена обилием впечатлений, теорий и новых мировоззренческих конструктов, у чародейки не получилось. Девушка устало потёрла переносицу, уже предвидя обширную и затяжную мигрень.
— Ладно, — махнула рукой на царящее безобразие бывшая перфекционистка. — Давайте ваш контракт. Будем рассматривать перспективы моего размножения, только с рядом условий.
Отложив в сторонку удачно вытянутый прут, вернуть обратно который девица просто не представляла, как, Яританна Чаронит уселась посреди громадного стола, подтянула к себе один из листов, что на ощупь напоминали чуть тёплую кожу, и со всей присущей себе методичностью принялась выписывать пункты будущей договорённости с небесными покровителями. Глядя на сосредоточенное личико миловидной девицы, великие Могучи, древнейшие некроманты и непобедимые правители былых времён вдруг пожалели, что при планировании наделили последку умом вместо силы.
Алеандр пришла в себя от странного ощущения. Ей казалось, что холодная жидкая манная каша, пребывающая в том самом отвратительном состоянии между хлюпающей жижей и бронебойным скользким комом, затягивает её вглубь кастрюльных недр, настойчиво щемясь в нос, глаза и уши. Благо, при падении она умудрилась каким-то чудом захлопнуть рот, и омерзительная субстанция не забилась в глотку.
"Это какое-то продолжение кошмара, — подумала травница. — Сперва убегающие деревья, потом великаны и пропажа чар, а теперь долгая и мучительная смерть в озере каши".
Отважно борясь с приступами нарастающей гадливости, девушка пошевелила руками. На ощупь тряское нечто под ладонями оказалось довольно упругим, хотя и чуть липким от сочащейся изнутри влаги. Эл с трудом приподняла голову и приоткрыла один глаз, левый. Левым, как ей казалось, значительно проще рассматривать что-нибудь жуткое и совершенно безрадостное. На радостную картинку, она уже особенно не надеялась. И точно! Вокруг простиралась зеленоватая, покрытая черными разводами болотная купина, словно спина старой расползшейся жабы, что медленно покачивалась в бурой безрадостной трясине отчаянья и безвыходности. Тут травница слегка преувеличила: трясина хоть и была бурой, пустой и порядком зловонной, совсем уж безрадостной её назвать было трудно. По крайней мере, в неё вносили живость и разнообразие ползающие на руках серые человекообразные головастики, хныкая и ноя. Возможно, их стенания и могли нагнать тоску, даже вызвать печаль и уныние, но после чёрного леса с его оглушающей тишиной их стоны заметно бодрили.
Девушка встряхнула головой, точнее попыталась это сделать, осторожно проверяя не сломана ли шея и есть ли она вообще. Страх незаметно для себя окончательно перейти в мир мёртвых засел в ней довольно крепко, так что поднималась травница предельно осторожно. Помимо пронзительной синевы некоторых участков кожи, парочки глубоких царапин и одной нагло торчащей из-под гипса ветки, беглый осмотр не выявил существенных повреждений. Феноменальная везучесть Алеандр Валент, ставшая легендой и предметом зависти для всего класса, сработала и в этот раз.
— Божечки мои, — простонала травница, растирая болящую спину: с некоторых пор она остерегалась поминать Триликого всуе, свято следуя заповедям жрецов. — Это ж как меня так знатно шандарахнуло. А, главное, чем? Неужели где-то прятался ещё один гигант или то самоходное дерево нас-таки догнало? Слабо мы его шуганули, нужно было рассказать про алхимические способы консервации и берёзовый сок. Хотя нельзя недооценивать артиллерийскую выгоду от такого приобретения. Вот кто бы наверняка смог сшибить чернокнижника, так это оно! Знать бы ещё, где это Оно сейчас... и где чернокнижник... и где я сама...
Всё, что могла разглядеть юная Валент, — это бескрайнее, исходящее унынием и отчаяньем болото, с одной стороны, и перекрывающая горизонт безмолвная громада мёртвого леса, с другой.
— Вот же астрагал мне в падуб! Да я могу тут вечно бродить и так на Танку не наткнусь. Её же скорее сожрут, чем я смогу здесь куда-либо выйти! — от глубины чувств и для поддержания общего боевого настроя травница пнула ближайший шишковатый нарост, на всякий случай, ещё и хорошенько размахнувшись.
Не успели колебания от удара разойтись, а нога от столкновения с неожиданно твёрдой поверхностью заболеть, как некогда пассивная кочка дёрнулась, закатилась внутрь, повернулась и недоумённо моргнула, обращаясь большим налитым кровью глазом. Девушка испуганно икнула. Она очень хотела заорать, но язык словно прирос с нёбу, стоило ей разглядеть, как сквозь кажущееся однородным месиво к поверхности поднимаются другие органы. Глаза, носы, уши медленно всплывали подрагивающими буйками, попирая подобным действием все законы животного мира и расшатывая представления о здравом смысле. Последней каплей в чаше её выдержки стал распахнувшийся под ногами провал рта с уходящей в глубины месива трубкой пищевода. Так спешно Алеандр не улепётывала даже из разорённого кабинета по прикладной алхимии, когда перепутала реагенты. А тогда за ней гнался случайно оживлённый бюст Квартикуса Первого верхом на преподавательском стуле. Мерзкие телеса странного образования расплывались под ногами тряскими складками набегающих морщин, дергались, скользили. Травница скакала по ним из последних сил, но ноги так и норовили подкосится. Топкая грязь унылых трясин меж тем всё отдалялась. Мельчали спины стонущих головастиков, редкие бочаги отчётливо чернели провалами, ширилась линия причудливо изогнутого горизонта — монстр величественно поднимался из лужи.
Вся расторопность, брошенная ранее на спуск, была спешно перенаправлена в противоположную сторону: нырять в трясину с такой высоты было равноценно самоубийству. Бесформенный гигант, тянулся вверх, исполинской амёбой, выжимая фигуру из покрытых топью запасов. Пребывающая в постоянном движении поверхность его, уходила из-под ног и в следующий же момент оказывалась на месте, не давая возможности, удержаться в пространстве. Казалось, в любой момент под тобою разверзнется пропасть, погружающая прямиком в тряское брюхо. Девушка наверняка была бы на гране отчаянья, если бы имела хоть одно свободное мгновенье, чтобы оценить ситуацию. Она просто пыталась удержаться на поверхности, не попавшись под свободно плавающий орган.
Вдруг под рукой жёстким росчерком промелькнуло что-то вытянутое толстой струной. Эл тут же клещом в него вцепилась, радуясь хоть какой-то конкретной опоре. Опора же дрогнула и резко рванулась ввысь, утягивая за собой и излишне цепкую прилипалу. Не успела девица и глазом моргнуть, как, пролетев сквозь слой студенистой субстанции, оказалась болтающейся в воздухе. Над ней, обвисая широкими складками, высилась почти сформировавшаяся, плосколицая лысая голова с широкими храпистыми носами в количестве трёх штук, выпяченными губами и сбившимися в районе подбородка глазами.
— Мать моя женщина, — сдавленно вякнула травница, начиная осознавать, как глубоко и основательно вляпалась.
Раскачиваясь на усе трёхголового монстра, для Валент самое время было растеряться, но девушка его бездарно упустила, тупо рассматривая лично подбитый глаз из грозной кучки. Глаз тоже на неё пялился и словно узнавал. Во всяком случае, взревела не до конца оформившаяся громадина очень грозно и обиженно. Травницу едва не снесло звуковой волной.
— Ах, ты ж... — зашипела девица, морщась от звона в ушах, и упрямо поползла наверх.
План её был прост, изящен и до конца, разумеется, не продуман, что, впрочем, уже не смущало. Расположившись на достаточно затвердевших плечах пробудившейся махины, чародейка исхитрилась перехватить второй ус на манер вожжей. Упершись коленками в удачно расплывшиеся складки жира, она лихо свистнула и для острастки врезала закованной в гипс рукой в раздражённо косящийся на наездницу глаз.
Скакун взвыл!!!
Никто из обитателей этого затхлого местечка, да и всего Межмирья, пожалуй, не мог бы себе даже помыслить, будто кто-либо из смертных дерзнёт оседлать божество настолько древнее, что успело пережить собственный разум и сущность. Подобное попрание всех правил приличия и норм благовоспитанности должно было привести любого поборника религии в ужас, а среди кишащих в болоте существ и вовсе прошёл возмущённый гул. До конца не сформировавший себя мутант бодро уносился вдаль, крича и пытаясь стряхнуть с закорок цепкую наездницу. Им в след летели проклятья, оскорблённых в лучших чувствах обитателей болота.
Алеандр Валент же могла на это сказать лишь одно: ездить на трёхголовых монстрах не труднее, чем на метле, лошади или ступе. А опыт вождения у любящей скорость девицы был не маленький. Система управления — интуитивная, рулить по-другому просто не было возможности, аки широкий сплюснутый затылок перекрывал весь обзор, но на любое дёрганье усов монстр реагировал чутко и, как правило, громко. Посадка комфортная: после полёта в град на старой барахлящей метле с полустёртой палкой любая посадка, позволяющая втиснуть чуть больше половины задницы, автоматически считалась удобной и в редких случаях расслабляющей. Прекрасная амортизация позволяла игнорировать любые погрешности дороги. Это транспортное средство вообще всё игнорировало: и дорогу, и деревья, хлещущие по бокам. Единственной загвоздкой в подобных поездках была безопасность, но обмотанный за лодыжку конец жидкого уса вполне мог сойти за страховку, а огромным лапам всё равно не хватало гибкости, чтоб дотянуться до собственной шеи.
Всё было потрясающе. Нет! Даже лучше! Всё было точь-в-точь как в самых дерзновенных мечтаниях юной героини, что ещё со времён увлечения "Капитаном Элом" представляла себе лихую скачку на каком-нибудь чудесном звере, одним видом повергающем врагов в трепет. В её фантазиях зверь, конечно, был четвероног и больше походил на лошадь, но общего впечатления это не меняло. Шальная душа юной авантюристки ликовала. Наконец-то настоящая героиня влилась в общую погоню на достойном своего величия скакуне и готова к битве! Никто не решится её остановить! Любой враг будет повергнут! Ветер с воем и посвистом, развевает волосы! Ревёт разгорячённый скакун! Ещё бы чуть-чуть простора, чтобы верхушки деревьев не стучали по икрам...
Только вырвавшись на поляну, Алеандр вспомнила об эпической подоплёке собственного героического заезда, и то исключительно потому, что зацепилась взглядом за циничную усмешку чернокнижника. Второй раз промазать мимо этой ехидной твари она не могла себе позволить! Резко рванув на себя усы-поводья, бесстрашная наездница заставила дикого скакуна круто развернуться и ринуться на новый заход. Обзор был ужасен, где-то поблизости маячили всесильные психопаты с преступными наклонностями, но девушка была настроена решительно, тем более, что промахнуться такой громадиной было действительно сложно.
Раздался треск.
Услышать его в создаваемом трёхголовым шуме Эл никак не могла, но отчётливо ощутила, когда в плечо врезался осколок раскуроченного камня, а по ноге шкрябнуло что-то горячее и мохнатое. Пыточный столб был благополучно сшиблен с пути и торчал у неадекватной твари где-то в районе подмышки. Оборачиваться, чтобы проверить, не отвалился ли в процессе сшибания сам пленник, девушка не стала, да и не могла: ретивый скакун вновь врезался в густые заросли мёртвого леса, с удвоенной силой тряся башкой и размахивая конечностями. Получив в брюхо с добрых три метра цельного камня, мутант совершенно обезумел. Ярость в нём смешивалась со страхом и болью, туманя чахлые побеги сознания, и заставляя кидаться на любое препятствие с отчаяньем раненого вепря. Деревья, камни, какие-то ямы и совершенно невозможные холмы появлялись на пути так стремительно и так лихо преодолевались, что лишь крепкие толчки и всё нарастающая вибрация указывали на их разгром. Жестокий резонанс трясущегося тела, что бесновалось в слепом желании крушить всё на своём пути, перекинулся и на наездницу, изматывая уже тем, что приходилось одной рукой держаться за вожжи и пытаться балансировать на колышущейся волнами шкуре.
"Ещё чуть-чуть, — в отчаянье подумала девушка, — и я отсюда слечу, как блоха с лысой кошки!"
— Ну и что дальше? — раздался совсем близко искажённый хрипами голос, когда деревья перед беснующимся монстром сменились просторами бескрайних долин и невыносимый грохот сошёл на свист ветра.
— Э-э-э? — только и смогла из себя выдавить Алеандр, затравленно оглядываясь по сторонам.
На широкой, собранной художественными фалдами спине гиганта, висел человек. Натурально так себе висел, всей позой изображая комфорт и довольство жизнью. Благодаря нескольким всаженным в крепкую шкуру странным изогнутым ножам, за которые чернокнижник держался, и служащему опорой осколку колонны, расположился он едва ли не удобнее самой травницы. Во всяком случае, на лице его была полнейшая невозмутимость, перерастающая своей отстранённостью в качественное презрение.
— Останавливаться, как планируешь, целеустремлённая ты моя? — учтиво, даже с толикой нежности поинтересовался мужчина так, что ядом его в пору было захлебнуться.
— Э-э-э? — жалко протянула девица, совершенно сбитая с толку таким поведением спасаемого.
— Ты веришь, что действительно им управляешь? — насмешливо уточнил чернокнижник, всем видом демонстрируя терпение, точнее его пределы и ограниченность в конкретной ситуации.
Алеандр нервно сглотнула. Что-то во взгляде замученного чародея показалось ей настолько знакомым, что по позвоночнику скользнула обжигающая волна холода и вцепилась в затылок. Изувеченное чувство самосохранения заставило спешно отвести взгляд от светло-голубых, выцветших почти до белизны прищуренных глаз. Девушка растерянно замялась:
— И... и что мне делать!?!
Чернокнижник кашлянул и сплюнул через плечо кровь.
— Молись.
Прозвучал совет так, будто в следующий момент в девичью спину должен был вонзиться один из страшных некромантиях ножей. Эл испуганно замерла, невольно прижимаясь к жирной шее разъярённого монстра.
— П-простите? — проблеяла она, спешно вспоминая молитву, на случай немедленного усекновения, даже зажмурилась и затаила дыхание.
— Ох... — тяжело вздохнул мужчина, давя рвущуюся ругань, и с заметным усилием, стоившим ему последних крох выдержки, затянул первые строки "Великой Хвалы": — Услышь, услышь рабов своих...
— ... услышь — свой взор напра-а-авь, — нервно и очень испуганно вторила ему Алеандр Валент.
Хриплые слабые голоса, почти растворяющиеся в завываниях ветра, звучали призывом последней надежды, а трёхголовый монстр, меж тем, успокаивался.
Стасий Ригорьевич Валент вглядывался вдаль. Взгляд его был хмур и сумрачен настолько, насколько позволяла сводить брови разрывающая череп головная боль подкравшегося похмелья. За то время, что молодой человек вынужден был предаваться праздному созерцанию однообразных пейзажей, он успел основательно протрезветь до того самого состояния, когда ясность мыслей уже успела вернуться, а хаос, созданный алкоголем, никуда не делся, и теперь каждой мыслишке приходилось мучительно пробираться сквозь нагромождения хлама, создавая невыносимый шум и тряску. А мыслей было много. Неожиданно много, если учитывать, что трезвость настигла его относительно недавно. Вероятно, за всю свою жизнь он столько не думал, как за то время, что вынужден был в гордом одиночестве пялится в неумолимо однообразный горизонт. Сидя на своём выступе и даже успокоившись настолько, что смог выпустить из рук ногу забытого в другой реальности товарища, чародей детально изучил все переливы и оттенки странного неба, рассчитал упругость поверхности, четыре раза повторил малую систему алхимических реагентов и пришёл к выводу, что Равелий не слишком рьяно следит за гигиеной ног. Не сложно догадаться, что трезвеющему артефактору было отчаянно одиноко и скучно, раз он стал принюхиваться к чужим носкам. Точнее он испытывал ужасную тревогу и поистине онтологическую обречённость, когда отчётливо понимаешь, что тебя, скорее всего, бросили, но гордо уйти на самостоятельные поиски страшно, авось, ещё вернутся. В таком состоянии к человеку обычно и приходят самые странные и глубоко-философские мысли о смысле жизни, собственном предназначении, фатуме и, иногда, съедобности совершенно несъедобных вещей. Стасий, к примеру, пробовал грызть прыгучий субстрат, но без особого успеха.
