Но ещё интереснее, доживём ли мы до всего этого. Коронация, посвящение.... Маги не показывались, то ли прятались, то ли покинули армию и сейчас могут находиться где угодно и что угодно замышлять... а то и осуществлять. Тёмное пламя — сердце дракона, оно во мне, но даже чёрный огонь бессилен против подлости и предательства.
В Илливиан войско вступило, изрядно поредев. В триумфальном возвращении Кодара сопровождали командиры отрядов, бароны, графы и герцоги, оставившие при себе лишь необходимую свиту. Зато теперь всадники выглядели весьма внушительно. Породистые кони, сытые и ухоженные; блестящие, выправленные и вычищенные доспехи; яркие шелка флагов, парадных плащей и попон; ровные ряды с одинаковыми интервалами, лошади идут ноздря в ноздрю — красота! И никаких деревенских кляч, или частокола кривых колов, вздымающегося над толпой ополченцев, одетых в невообразимое рваньё....
Принц ехал впереди, на молочно-белом жеребце, как и полагается победителю, а мы с Аллиэлем держались по бокам и чуть сзади. За нами следовала троица оруженосцев (и все — мои!), а за ними — музыканты, знаменоносцы и лорды со своими дружинами. Мне оказали огромную честь и доверили везти императорский штандарт. Толстое древко полагалось упирать в стремя, но ввиду отсутствия не только стремени, но и седла, и прочей упряжи, я держала знамя на весу, подняв руку повыше, чтобы полотнище, обвисая, не хлопало меня по уху. Кодар, по-моему, как-то неправильно сие истолковал — уж больно надменную физиономию он скроил. Хотя, возможно, я придираюсь.
В таком же порядке мы миновали распахнутые ворота; по широкой, мощёной булыжником улице проследовали сквозь Внешний город, обиталище не самой богатой части населения, и, добравшись до второй стены, вступили в город Внутренний, украшенный множеством затейливых особняков. Здесь под копыта коней из окон и с балконов бросали свежие цветы, а из толпы, собравшейся поглазеть на триумфальное шествие, летели многочисленные здравицы императору. Что особенно радовало, так это отсутствие сточных канав вдоль улиц, по которым мы проезжали.
Дворец оказался на удивление впечатляющим. Строгое, соразмерное и величественное сооружение словно парило над землёй. Возможно, такое впечатление создавал контраст цветов: серо-голубой камень стен и тёмно-серые с чёрными прожилками плиты, покрывающие центральную площадь. Посреди широких ступеней, ведущих к парадным дверям, располагался фонтан. В бассейн из чёрного мрамора с тихим шелестом падала струя воды, извергаемая чёрной же, похоже, обсидиановой зверюгой, отдалённо напоминающей дракона. Тварь изогнулась и раскинула крылья, пронзённая мечом серебряного воина; оставалось только поражаться искусству неведомого скульптора, точно передавшего боль и отчаяние погибающего зверя. При этом мастер вырезал в камне каждую чешуйку, каждое сухожилие, и даже сумел сделать перепонку крыла просвечивающей на солнце. Тот, кто отливал серебряного истукана, подобных высот в своём ремесле не достиг.
Любуясь фонтаном, я пропустила целую речь, которую Кодар произнёс, не слезая с коня. Видимо, он упомянул о трауре, поскольку громкие выкрики тут же стихли, площадь прекратили устилать цветами, а толпа разряженных дам и кавалеров начала довольно быстро редеть. С несколькими вельможами будущий император перебросился парой слов о каком-то имперском совете, который следовало собрать как можно скорее.
Наконец площадь опустела, Кодар слез с коня, и это, видимо, послужило сигналом для остальных. Лошадей знати брали под уздцы гвардейцы в парадной форме и уводили от главного входа. Разумеется, я, Аллиэль и оруженосцы отправились за ними, на конюшню. Никаких проблем с этикетом не возникло — Тайфун при приближении "коновода" по-змеиному изогнул шею, пряча маленький ещё рог под длинной и густой чёлкой, злобно взвизгнул и захрапел, кося глазом и скребя копытом камень. У парня напрочь отпала всякая охота даже просто подходить к зверю, не то что брать и куда-то его вести. Тем более что без уздечки этого коня брать особенно проблематично....
Маги не показывались. Я их не видела, не слышала и не ощущала поблизости никакой активной ауры. Или прячутся, или спят, все скопом, или их здесь нет. Хорошо бы они сбежали как можно дальше, оставив Кодара и Алькартан в покое! Нет, о возвращении на Острова я не думала, но вот отправиться куда-нибудь вглубь непроходимых болот, в северную пустыню или на пики Аридара хотелось все сильнее. Там нет людей!
Жизнь в императорском дворце казалась Инии волшебным сном, и вовсе не роскошь комнат и залов служила тому причиной. Полированный камень стен, ковры и гобелены, резные колонны и прекрасные статуи, мраморные вазоны с живыми цветами и бесчисленное множество слуг, готовых исполнить любую прихоть почётных гостей... графская дочь проходила мимо всего этого, словно выросла в подобной обстановке. Девушка не замечала ничего вокруг; она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что небезразлична Аллиэлю. То, что смертная влюбилась в эльфа, называлось безнадёжной глупостью. А как назвать то, что эльф полюбил смертную?
Иния не думала о будущем и не вспоминала о прошлом; даже тот факт, что их безумный отряд сумел одержать победу, когда это уже казалось невозможным, и закрыл Злу дорогу в Алькартан, отошёл на задний план. Ежедневные встречи с эльфом, случайные и запланированные, конные прогулки, тренировки, полуночные посиделки и вылазки за город — вот что составляло её "здесь" и "сейчас". Разумеется, и в этой бочке мёда без ложки дёгтя не обошлось: отец, граф иль Ноэр, обязательно будет присутствовать на коронации, он же входит в императорскую свиту. Не захочет ли он забрать блудную дочь в Но и выдать замуж за одного из соседей, как и собирался? Иния не секунды не сомневалась, что к замужеству её не смогут принудить даже силой; если Кодар дипломатично решит не вмешиваться в семейные ссоры, то Виа точно не откажется помочь, а они с Аллиэлем, если возникнет такая необходимость, весь Илливиан по камешку разберут.... Но скандала хотелось избежать.
На эльфа графская дочь наткнулась по пути на конюшню. Солнце уже почти зашло, так что в парке не осталось ни придворных, ни садовников, ни прочих слуг. Вряд ли Аллиэль специально прятался в кустах, скорее, просто ждал девушку и наслаждался обилием зелени после суровых гор, но Иния не заметила его, пока от зарослей не отделилась невесомая тень и не скользнула навстречу.
— Ты же собирался ждать меня за городом. — удивилась юная леди.
— Тссс... — вместо ответа эльф прижал палец к губам и поманил девушку за собой, в переплетение ветвей и листьев.
Аллиэль сквозь кусты просочился бесшумно, словно и впрямь тень бесплотная; по сравнению с ним графская дочь ломилась, точно бешеный вепрь, с треском и хрустом. Но, преодолев зелёную преграду и оказавшись на небольшой полянке, со всех сторон окружённой густыми зарослями, девушка позабыла о своей неуклюжести. На фоне тёмной, почти чёрной растительности застыло сияющее чудо. Шерсть небывалого серо-голубого, со стальным блеском, цвета, словно светилась в сгущающихся сумерках. Молочно-серебряная грива закрывала шею и мягкими волнами падала на плечо, немыслимо густой хвост того же оттенка доставал до коротко подстриженной травы, а длинная чёлка свисала набок, закрывая один глаз. Второй, тёмно-голубым мерцанием напоминая драгоценный камень, пристально смотрел на Инию, и та, встретив этот взгляд, спокойный и мудрый, невольно вздрогнула. Статью скакун походил на Тайфуна, отличаясь разве что меньшим объёмом грудной клетки, более тонкой костью и не столь мощной мускулатурой. Рог графская дочь заметила в последнюю очередь, наверное, потому, что почти чёрное украшение на фоне быстро темнеющего неба не слишком бросалась в глаза, особенно по сравнению со всем остальным.
— Иди! — эльф слегка подтолкнул Инию. — Вы найдёте общий язык, я уверен.
— А... как его зовут? — несмело произнесла девушка.
— Вот у него и спроси. — странные слова и загадочная усмешка, как обычно, ничего не объясняли.
Помедлив ещё чуть-чуть, леди иль Ноэр двинулась вперёд, осторожно, маленькими шажками, словно подкрадывалась к пугливому зверьку. Единорог не шевелился, наблюдая за её приближением, и во взгляде его, как показалось графской дочери, снисхождение мешалось с любопытством.
Коснувшись наконец серо-голубой шкуры, Иния поразилась, насколько шелковистой та оказалась. Шерсть Тайфуна гораздо больше походила на лошадиную, а это чудо на ощупь напоминало и шёлк, и бархат одновременно.
Единорог фыркнул, привлекая внимание, девушка обернулась и вновь встретилась со взглядом, который так и тянуло назвать разумным. И Иния, повинуясь внезапному импульсу, произнесла:
— Ты — настоящее чудо. Я словно в балладу попала. Да, в песне герой бы так тебя и назвал — Чудо. Но, может, у тебя уже есть имя, и ты позволишь мне узнать его?
Графская дочь ждала чего угодно, но только не того, что увидела. Картина перед глазами сменилась стремительно, место тихой лужайки заняла степь, придавленная тяжёлыми, сизо-чёрными тучами, бешено мчащимися по воле бушующего урагана. И сине-белая ветвящаяся плеть, рассёкшая небо, возникла одновременно со словом: "Аэльвэйр".
— Молния... — прошептала девушка, изумлённо уставившись на единорога, когда вновь смогла его видеть — давшая зверю имя вспышка словно отпечаталась в глазах.
— Аэльвэйр — так эльфы называют не все молнии, а только те, что бьют в самую сильную грозу; способные превратить застигнутого на равнине всадника в чадящий факел, а вековое дерево — в обгорелый пень. — пояснил Аллиэль, подошедший, как всегда, беззвучно. — Ну что, поехали?
За спиной эльфа стоял невесть откуда взявшийся Шорох, но Иния восприняла очередное чудо без всякого волнения — её способность удивляться временно иссякла.
Вскочив на Молнию, девушка не стала даже пытаться ей управлять — а зачем? Кобылица сама порысила вслед за Шорохом, и мир вокруг исчез, скрылся в серебристой мгле на несколько шагов. Графской дочери уже приходилось перемещаться подобным образом, но тогда она сидела на Рыцаре. Сейчас, ощущая коленями работу мышц единорога и касаясь шёлковой гривы, Иния словно плыла в потоке призрачного света, и наслаждалась неведомым доселе ощущением силы, спокойствия и свободы, недоступным для человека. Увы, волшебное наваждение, как и в прошлый раз, длилось недолго. Дымка рассеялась, возвращая всадников в привычный мир, на опушку леса недалеко от Илливиана.
Вечер плавно перетекал в ночь, и под деревьями уже сгустился мрак, но чудесные скакуны бежали, не замечая темноты — похоже, видели в ней не хуже эльфов. Аллиэль держался впереди, выбирая дорогу. Вскоре они выехали на берег то ли широкого ручейка, то ли мелкой речки, и остановились у двух поваленных деревьев. Иния с трудом заставила себя расстаться с единорогом и слезть с Молнии. Мысль о том, что эта ночь кончится и эльф уведёт её, причиняла почти физическую боль. Поэтому неудивительно, что, устроившись у небольшого костерка, графская дочь завела разговор о чудесном звере.
— Аэльвэйр — красивое слово. И имя красивое. А она вообще чья?
— Твоя. — невозмутимо ответил эльф. — Или, вернее, она сама по себе, но пока останется с тобой.
— Это... подарок? — осторожно спросила Иния.
— Единорога нельзя подарить... или купить, или обменять. Только встретить. И, если найти общий язык, то он может остаться. Не в моей власти приказать Аэльвэйр служить кому бы то ни было; я мог лишь рассказать ей о тебе и попросить об этой прогулке. Остальное — её решение. Вот то, что я с ней поговорил, можешь считать подарком. Как там у людей это называется... "свадебный дар", так?
Иния заметно покраснела и уставилась в костёр.
— Знаешь... наверное, нам лучше обойтись без свадьбы. — медленно произнесла девушка и тут же поспешила пояснить, увидев выражение лица Духа. — Понимаешь, свадьба без родительского благословения — это не очень хорошо, но случается. Но свадьба против воли отца... нас ни один жрец не поженит, если мой родитель на церемонии, при всех, заявит, что против этого союза. А он заявит, если ему не понравится мой выбор. Знаешь, он всегда мечтал породниться с соседями, расширить границы графства....
— И какой-то там эльф в качестве твоего мужа его не устроит. — завершил Аллиэль сбивчивый монолог девушки. — Мне нелегко это понять. У нас нет таких сложностей. Элльвио просто выбирают себе спутника жизни и живут вместе, пока их пути не разойдутся. Только Хранящий Жизнь официально представляет всем свою супругу и мать возможного наследника, и только он не совсем свободен в выборе. У людей всё гораздо... запутанней.
— У нас брак — это на всю жизнь. Конечно, многие заводят друзей и подруг вне дома, но супруг должен быть один. И сделать нас мужем и женой может лишь жрец одного из храмов, но при активном сопротивлении родителей ни один богослужитель не согласится провести церемонию. А если после брачной ночи выяснится, что невеста шла к алтарю, уже будучи женщиной, то муж имеет полное право зарезать её, как свинью, а на весь её род ложится позорное пятно. Поэтому я никогда не выйду замуж так, как хочет отец. Я ведь жила в плену у разбойников... два года жила. Сначала меня насиловали все, потом — только атаман. Как же я жалела, что не умерла в первую же ночь.... — Иния не отрывала взгляда от огня и не заметила, как эльф оказался рядом, только вздрогнула от неожиданного прикосновения, когда он обнял её, прижимая к себе.
— Забудь об этих скотах, они ведь сполна расплатились за всё совершённое зло. Не позволяй воспоминаниям отравить тебе жизнь. И знай — для меня это ничего не меняет. Я от тебя никогда не откажусь. Не думай о свадьбе, если твой отец будет против, мы просто сбежим, как влюблённые в ваших балладах. В мире множество мест, где мы сможем жить, и которые я хотел бы тебе показать: моё убежище на Закатном Озере, Огненные Острова, Ледяной Чертог.... — Аллиэль шёпотом рассказывал о далёких, напоенных магией уголках, и девушка расслабилась, чувствуя, как полные стыда и беспомощности воспоминания о годах плена растворяются и исчезают без следа, вместе со страхами и сомнениями. Пусть отец устраивает скандал, оруженосцу может приказывать только его господин, а Виа на их стороне. В худшем случае придётся уйти, куда-нибудь в горы... или в леса... или на Острова.... Единорогов никто не догонит, и следов они не оставляют. Отец станет долго ругать магов, возможно, даже проклянёт непокорную дочь — ну и гори оно всё драконьим огнём!
Илливиан принял Кодара на удивление спокойно. Не равнодушно, нет — уж чего-чего, а равнодушия по отношению к претенденту на престол лорды империи себе позволить не могли; но спокойно. Словно никто и никогда не обвинял юношу в измене и подготовке переворота, никто и никогда не лишал его титулов и не приговаривал к смерти... словно никогда не стоял бывший наследный принц посреди малого турнирного поля, готовясь к последнему бою, который и боем-то назвать трудно. Не было такого! А юноша во всех подробностях помнил позорное обвинение, сырое, холодное, кишащее крысами подземелье, безнадёжную покорность Вильяма, весёлую злость Инберта, и собственное отчаяние, постепенно вытесняемое всепожирающим огнём ненависти к дяде. Нет, к императору — этот... это существо, кроме короны и внешности, более ничего общего не имело с братом деда Кодара. И вот вам: ни лорд-хранитель Илливиана, ни лорд-канцлер, ни верхушка жречества из многочисленных столичных храмов — никто ни взглядом, ни намёком не напомнил будущему властителю о его недавнем прошлом. И простолюдины, встречая рыцарей, искренне воздавали почести победителям северной орды, напрочь забыв, как предвкушали на трибунах зрелище казни наследного принца. Да, император официально его простил и вернул все титулы, но кто об этом знает? Те немногие лорды, что лично возглавили свои дружины в походе к Тихому перевалу. Да, ещё маги — не стоит забывать про магов! Может, это спокойствие — вообще их рук дело?
