Так, салатики есть. С трудом, но нарезал. И как Аля только каждый день готовит? Это же так муторно... Теперь надо найти в этом бедламе бокалы...или хоть что-то на них похожее...
Легонько стукнула входная дверь. Алик пришла, понял Леш.
Он вышел навстречу, обнял...начал целовать...
— Леш...не надо... — она выскользнула из его рук.
Ну во-от!.. Блин. Ну что за...
Алик посмотрела на разочарованного мужа и хитро прищурилась.
— Леш...мне придётся сообщить тебе несколько неприятную для тебя новость...
Что?! Так, судя по её лицу, новость не смертельная...вроде бы...
— ...мы...короче, некоторое время нам придётся...тебе придётся обходиться без моего внимания к тебе как к мужчине...
Э-э-э-э...то есть? Ну ни фига ж себе! За что-о?!
Леш окончательно впал в ступор. Что-то она того...это...блин, ну почему он не умеет читать мысли!!! Хотя бы своей жены...
— Аля, что случилось?
Ну! Догадайся же! Ну!!! Ле-еш, сделай усилие!!! Господи, ну почему все мужчины такие...непонятливые, а?!
Какая-то она...загадочная...как будто тайну происхождения жизни на земле узнала. Стоп. Тайну. Происхождения. Жизни. Жизни?! Жизни!!! Ну-ка, ну-ка, ну-ка...и это она называет неприятной новостью?!!
— Аля, иди сюда... — он хотел состроить ну очень строгое лицо, но не вышло. Его губы непроизвольно растянулись в совершенно глупую и довольную улыбку... — Алька!!!
— Эй, полегче, медведь!!
— Не-а, леший! — он подхватил её на руки.— Аля-а-аа!!!
— Да я здесь, здесь! У тебя на руках, между прочим! Леш, ты чё?!
А он был готов любить весь этот сволочной мир, каким бы поганым тот ни был...
— Поставь меня обратно! Вернее нас!!! — она отбивалась в шутку, и Лешак это чувствовал.
Их...на место...их...ч-чёрт, как неимоверно быстро он привык к слову "их"...
— Леш...скажи это вслух.
— Что сказать? — он подумал. — Аля... Я. Тебя. Люблю.
— А дальше?
Ммм?
— Я. Буду. Папой! — какое приятное слово. Вкусное. Я — и папой. Здорово!!! — Аля, а когда это...ну...случилось?
— Ну...вроде бы тогда, когда Нат ночевал на балконе, — отпущенная Алик не спешила поправлять растрёпанные волосы.
— Алька-а... — Лешак обнял её и как-то неуверенно дотронулся до её живота. Здесь уже живёт маленький человек. Совсем-совсем маленький. Его даже не видно. Скоро он подрастёт, начнёт двигаться, потом захочет увидеть, что там, снаружи...
И я, так меня растак, имею к этому вполне определённое отношение.
Снова на лице появилась довольная, слегка офигевшая, улыбка.
Алька радостно рассмеялась, глядя на мужа. Почему-то она не сомневалась, что будет мальчик...и тогда в её доме будут жить два Леших: большой и маленький!
— Аля, — серьёзно сказал Леш, усаживая её на табуретку за стол. — С этого дня никаких репетиций, беготни по городу, работы по дому. Если буду к тебе приставать, можешь бить...по голове... — тут он слегка улыбнулся, а ещё через мгновение уже смеялся, опустив голову, чтоб хоть как-то закрыться волосами от Алик.
— Ну да! Как же! Ни репетиций, ни беготни...вот работу можешь забирать себе. И ещё... — она плотоядно сощурилась. — Это мы ещё посмотрим, кто к кому приставать будет!..
— Так...сама же сказала... — он понял, что бесполезно ставить ей рамки. Всё равно будет так, как она решит. Упрямая.
— Ну...эт... Мы подумаем, и я решу...
Леш мысленно пообещал, что за всё время ни разу к жене не притронется...блин, а ведь уже охота...притронуться. Ладно, буду, только не так часто...ну, подумаешь...что такое какие-то семь месяцев? Так, мелочи...блин.
Он снова улыбался, глядя на неё.
У нас будет ребёнок.
Натан, громко матерясь, пытался вытащить ногу из ботинка. Мат не помогал, но ему становилось легче просто от процесса издавания звуков. Из комнаты вышел Леш.
— Нат! Не шуми!
Господи, да я тих, как никогда! Если б я шумел...
Он посмотрел на друга. Тот выглядел, как человек, получивший мешком цемента по голове...ну, или хотя бы кирпичом...по ней же...
— Ле-еш, — позвал. — Ты где летаешь?
Вместо ответа он потащил Ната на кухню.
— Эй! Друг, какая муха тебя укусила?!
— Тише! Ты их разбудишь!
Их? Кого их? Объясни-ка!
Тем временем из холодильника были извлечены две бутылки пива. Последние...
— Скоро у моего ребёнка день рождения. А праздновать мы начнём сейчас!
— Ребёнка?! Леший, проснись, у тебя же нет детей!
Нат озабоченно пригляделся к другу. Вроде ничё, на психа не похож...разве что самую малость...что? А кто в этом мире, стесняюсь спросить, хоть немного не похож на психа?! Нет таких!
Только признаков безумия, как Нат ни старался, на счастливой физиономии Лешака не обнаруживалось. А старался он обнаружить их очень хорошо...знал, где искать.
Тогда...только один вариант...
Нат расплылся в довольной улыбке. Блин! Значит не зря я...на балконе!
— Дру-уг! Поздравляю!
ВНУКИ
Натан резко затормозил на краю тротуара.
— Ты чё? — обернулся к нему Леший.
Нат стоял неподвижно и внимательно во что-то вглядывался. Леш покосился на друга подозрительно, потом проследил за его взглядом... Навстречу ковыляла бабка. Небольшого роста, вся сгорбленная...лицо маленькое круглое — в глубоких морщинах, словно сетью опутано...волосы белые седые завязаны сзади в пучок...взгляд — в землю...руки — верёвки, венами переплетённые, крепко держат две огромные кошёлки. Кто ещё кого держит... Леш и не заметил бы её, если б... Нат, ты чё?
Бабка подошла поближе и обнаружила, наконец, что привлекла чьё-то внимание.
— Что стали поперёк дороги?! — крикнула гневно. — Лбы здоровые!
Глаза старушки превратились в две тоненькие щёлочки, по лбу побежали морщины. Сумки тяжёлые были, видимо, но она их на землю не опускала.
— Баб Зин?.. — проговорил Нат, сомневаясь.
Старушка глядела на него в упор секунд десять, не меньше. Что в её маленькой ссохшейся голове творилось за это время, один бог ведает. По выражению строгого и, пожалуй, даже гневного, лица было не понять. Наконец, глаза чуть приоткрылись, и она снова закричала:
— У-у-у, стоят! — старушке даже удалось немного махнуть сумкой. — Руки в карманы позасовывали, псы такие, глядят, как бабка старая уродуется! Ну-ка, на! — она расторопно сунула каждому по сумке.
Откуда-то вдруг взялся ещё и пакет. Полный картошки. И тяжёлый, подлюга. Она доверила пакет Лешему, и, махнув нетерпеливо рукой, повела куда-то через двор. Ходит она быстро, надо признать. Даже летит.
Двор как везде несуразный, как везде грязный. Где-то провалы и ямы, заполненные дождевой мутной водой, где-то целые горы жёлто-серого песка. Видимо, песок — это детям — на площадку. Наверное. Только на кой он им нужен?..
— Это кто?.. — шепнул Леший и кивнул на старушку.
Нат только усмехнулся.
Бабка даже не притормозила у подъезда, а сразу, без лишних пояснений, скрылась в его темноте. Дом был серый, немного охристого оттенка, из блоков, пятиэтажный. Вокруг бегали мелкие вертлявые собаки, гоняли котов...малые дети в комбинезонах, шапках, натянутых практически на глаза...стайка жирных наглых голубей оккупировала разбросанные на асфальте семечки...под балконом первого этажа лежали остатки какой-то еды, кости собакам, скелеты рыб...пара газет, измазанных жиром...Натан почему-то не сомневался, что им обязательно надо на пятый. На самый последний этаж. Как на самый последний вагон поезда...
Леший уже ничего не спрашивал, а только пофыркивал где-то сзади. Подъезд был неудобный, с невозможно узкой лестницей, кривыми ступеньками, торчащими на разные лады и под совершенно произвольными углами...тёмный...с шатающимися деревянными перилами...с многочисленными надписями на стенах...
— Чтой-то, баб Зин, внук к вам приехал?
Женщина на лестничной площадке улыбается. Лет сорока, но старательно это скрывает, в каком-то двусмысленно ярком зелёном плаще и высоченных сапогах на шпильках. Баба Зина только сморщила нос, гремя ключами в кармане, и проворчала:
— Да в гробу я видывала таких х..вых внуков!
Леший, там, сзади, чуть не упал, бедняга. Да...Натан чуть поморщился и усмехнулся. Ох...бабка! Остра! Леш, ты там жив? Жив. Только смотрит ошалело и ни фига не понимает. В правой руке — картошка, в левой — ноги какие-то свиные, замороженные, хлеб, лук торчит из сумки... Конечно, что тут, блин, поймёшь. Встретил друг на дороге какую-то бабку и тащит теперь неизвестно куда её сумки... Эт ничего, Лешак, эт нормально.
Баба Зина отворила дверь. Из квартиры пахнуло какой-то выпечкой, теплом, котами...
— Ну, проходь, чего встал, сивый мерин? — вскинула голову.
Гхм...
— Давай, давай, нечего холод в дом пускать.
Это уже Лешему. Он немного опустил голову, перешагивая через порог — низковато, на него не рассчитано. Баб Зин, вы тут живёте? В этом городе?..
Квартира небольшая, причём, заставлена мебелью так, что развернуться вообще негде. Это так бывает. Ковры разноцветные на стенах, тумбочки старые, шкафы высоченные, антресоли, секции...
— Сюда, сюда, — командовала баба Зина озабоченно. — Сюда, говорю тебе. Картошку на пол не ставь! — тычет пальцем. — Ох, царица небесная...— руками разводит. — А рыбу в умывальник! Ох...оболтуи... Садитесь! Не мешайтесь мне тут!
Сели. Столик маленький квадратный, у стенки стоит. В кухне душно, всё кастрюлями и банками заставлено. Много-много полочек со специями, плита чёрная вся от старости, но тщательно вымытая, обрезанные пластмассовые стаканчики с землёй на подоконнике. Видимо, там что-то посадили. Теперь ждут.
— А вы... — начал было.
— На пенсию я ушла, — перебила его бабка, суетясь у плиты. — Давно уже.
А...понятно. Скатерть цветастая, лимон, чуть подсушенный срезанный с одного боку на тарелочке лежит...чай недопитый в оранжевой кружке...и взгляд Лешего. Упёрся локтем в край стола и смотрит то на меня, то на бабку.
Тут баб Зина выключила газ, обернулась к нам и быстро поставила на стол белые глубокие тарелки. Кинула рядом ложки, вилки, хлеб.
— Да мы не голодные... — запротестовали мы.
Тарелку окрасил яркий красно-жёлтый борщ.
— Не, не, не... — отмахиваемся.
Поздно. Бабка встала в позу. Смешно это у неё получилось: маленькая, руки в бока, губы поджала. Борщ, котлеты, холодец... Не, не...
— Эт ещё чё? — прищурилась подозрительно. — Мужики вы или нет?
Ну...ясно дело...
— И тапки оденьте, — пригрозила зачем-то. — Пол студёный.
Нат вздохнул. Боже...тапки...с ума сойти можно. Кинула под стол две пары тапок.
— А сами? — спрашиваю.
— Ты жуй, — сказала баба Зина тоном, не терпящим возражений, — и лишнего не болтай.
Взяли ложки. Борщ густой, похоже, в нём только мясо, свекла и капуста. Не суп — каша. Леший одобрительно закивал. Я тоже. Бабка усмехнулась: ей одобрение не нужно, она и так знает, чем мужиков кормить надо. Пытаемся что-то бормотать, но она только кулаком по столу постукивает грозно и чайник на огонь ставит.
Тепло у неё тут, на кухне. Свой странный мир. Даже настенные часы...вон висят...и то остановились. Не знаю, когда, не знаю, почему, может, батарейки сели. Может, сломалось что. Только стрелки стоят. Висят в воздухе призрачно... Даже эта...мелкая, юркая, самая быстрая и нещадная...
Леший уже не хмурится. Ему уже на всё плевать, он начинает посмеиваться.
Свист чайника на плите и кружки с чаем — на стол. Запах шиповника по кухне распространяется. И ещё каких-то сушёных фруктов...яблок, что ли...
— На, милок, сахарку... — говорит баба Зина Лешему.
Он чего-то сказать хотел, возразить, но она перебила:
— Ишь ты! Да если б этот сахар солдатикам во время войны...
Всё. Едим. Вдвоём. Ложками.
— Едим, едим... — кивает Леший с готовностью.
— У-у... — бабка головой качает, но...вроде как улыбается довольно. — Волосатые-то какие, господи боже...
— А то... — Леший тоже расплывается в улыбке.
Чай горячий. Благодарим. Она только чуть щурится. И ещё... Улыбается она. Нет, всё-таки она улыбается. Не может быть...она рада нас видеть. Сидеть вот здесь, кормить незнакомых мужиков...ну, или почти незнакомых. Да и какие мы для неё...мы ей как внуки, наверное... Может...ей просто одиноко? Кстати, внуки у неё вроде были...или мне так только казалось...или мне так только хотелось...
Пар от кружки поднимается куда-то высоко-высоко, к самому потолку.
— Да разругалася я с дочками... — отмахивается бабка.
— Да, баб Зин, язык у вас... — киваю.
— Ой! Ой, ой, — старушка покачивает седой головой из стороны в сторону. — А у тебя-то самого? А?
— Ну, — пожимаю плечами, — и у меня тоже.
Леший смеётся.
— Ничё...чего надо будет, так сразу прибегут...— сказала она, подумав немного. — Правильно говорю?
— Конечно, — кивнул Леший.
Я тоже кивнул. Конечно. Конечно...
...— Пирожков возьмите, — баба Зина не спрашивает, она запихивает пирожки нам в карманы. — С капустой, с картошкой... Возьми, говорю! У-у! Злыдень!
Эх... Ладно, будем теперь кормить Алик. А Леший бабке понравился, кстати...Ну, это так, к слову.
Лестница вниз бежит, баба Зина прощается, бурчит что-то, ругается немного, я уже не пойму на что... В подъезд проникает свет из квартиры...
— Женихов водите?.. — это, видимо, уже другая соседка.
Леший ухмыляется.
— Ой, ой! — ворчит баба Зина. — Мне старой только женихов водить и осталось...— потом, уже тише, на соседку: — Вертихвостка!
— Мож тогда они и ко мне как-нибудь заглянут... — лукавый такой голосок.
Мы с Лешим оборачиваемся на этот голосок. Переглядываемся. Он смеётся, я только головой качаю. М-да...
— Мож и заглянут, — говорит баба Зина.
— Не, баб Зин, — улыбаюсь старушке, — я вас люблю.
— У-у... — грозит мне кулаком.
Но она снова улыбается. Это не скроешь, она, правда, улыбается.
Бегу по лестнице за Лешим...
НАЕДИНЕ С СОБОЙ
Тишина... Только дверь скрипнула. Тихонько так, словно ей лень было полноценно заявить о моём появлении. Завизжать истерично, застонать, как от неразделённой тоски по нарушенному покою.
Это я её потревожил. Достал ключ, крутанул его в замке. Два раза. Почти до упора повернул ручку. Вот теперь она в полный голос поёт, здоровается со мной. Здорово!
Мне порой совершенно простые вещи нужны. Запах. Тепло. Свет. Чтоб чисто было. В душе. Ну...просто в квартире и убрать можно, это легко. А вот...
Воду включаю сразу на полную мощность. Чтоб ванна немного прогрелась, пока я раздеваться буду. Как ни странно, я раньше не обращал внимание на температуру воды, воздуха... Мог мыться хоть ледяной водой. А теперь...
Старею.
Хлёсткие струи бьют по коже. Это приятно. Стая маленьких водяных ос летает рядом, кусают, а я их не гоню. Я люблю воду, хоть почти и не умею плавать. Так, держаться на воде... А вот Аля плавает великолепно. Хм... Мне всегда больше нравилось наблюдать за ней, чем самому бултыхаться в воде у берега.
Ну...мне так просто...приятнее!
А потом можно уединиться. Просто побыть вдвоём. Вместе. Когда больше никто не знает, где вы, можно представить, что вы в полном одиночестве. Что весь мир вокруг вас исчез. У меня в детстве мечта была, чтоб не стало всех людей в мире. Только я и мои друзья. Правда, пришлось сделать кучу допущений!.. Вроде бы продукты не портятся, болезней нет и всё такое... Ха! Я мечтал о весёлых и неопасных приключениях, где я всегда всех спасал... В конце концов, снова появлялись люди, и мы становились героями — так долго жить в одиночестве!!! Ха. Ха. Ха.
