— Пошутил, — подтвердил Славка уже практически совершенно спокойно. — Не бойся. Я не трону замполита. Обещаю.
— Точно? — не отставала Наташа.
— Точно! — сделав над собой усилие, усмехнулся Шувалов. — Ну что ты, как маленькая. Ты что думаешь, я из-за этой мрази в тюрьму хочу сесть? Глупее уже ничего не бывает!
Наташа, как бы нехотя выпустила Славку из своих объятий. Потом медленно провела ладонью по рукаву его кителя, закрыла глаза рукой и отвернулась, словно попрощалась навсегда.
— Иди, — сказала она глухо.
Шувалов быстро, пока Наташа не передумала, выскочил из квартиры.
Сбегая вниз по ступеням, офицер бросил взгляд на металлические прутья перил лестницы. Он присел, взялся руками за два соседних прута и с силой потянул их в стороны. Физическое усилие помогло выпустить остатки пара. Почти успокоившись, он продолжил свой путь, оставляя за собой в перилах огромную дыру, образованную согнутыми прутьями. В нее теперь вполне могла бы влезть голова Птицына, даже не снимая фуражки.
Выскочив из подъезда на улицу, Славка остановился, внезапно осознав, что не знает, что теперь делать. Он медленно двинулся вдоль дороги. 'Где же выход? Где же выход?', — билась в голове одна мысль. — 'Господи, если ты есть, помоги мне! Может быть, я — плохой человек. Может быть, я не заслуживаю счастья. Накажи меня, как угодно, но, пожалуйста, не отнимай у меня последнего! Подскажи, что мне делать'.
Неожиданно рядом с ним остановился мотоцикл с коляской. На мотоцикле восседал Рекун в летной куртке без знаков различия.
— Шувалов, может подвести? — предложил особист.
Славка очнулся и отрицательно помотал головой:
— Спасибо, товарищ майор. Не думаю, что нам в одну сторону.
— Как знать, как знать. Все равно я собирался с тобой повидаться, а тут по дороге бы и поговорили о делах наших старых.
— Я уже вам все давно рассказал по тому делу. Больше мне добавить нечего.
— Мне кажется, появились новые обстоятельства. Ох, старлей, ты, что же выходит Яковлева, из-за бабы его приговорил?
У Шувалова, в очередной раз за день, все поплыло перед глазами от бешенства. Хорошо понимая, с кем имеет дело, Славка изо всех сил прикусил губу. Резкая боль вернула ему самообладание. Почувствовав во рту соленый привкус, он ответил на обвинение, тщательно подбирая слова:
— Извините, товарищ майор, но ваша информация не соответствует действительности.
— А вот мои оперативные источники уверяют, что это так.
— Пожалуйста, передайте вашим источникам, чтобы не вводили в заблуждение органы госбезопасности. До смерти Яковлева, я не был знаком с его женой. Если хоть один человек в полку видел меня разговаривающим с ней до того дня, когда произошла катастрофа, можете меня расстрелять без суда и следствия.
Особист на секунду смутился, но тут же взял себя в руки:
— Узнаем, проверим. Не волнуйся, у нас без суда и следствия никого не расстреливают. Здесь тебе не Америка. Но в любом случае, общаться нам с тобой Шувалов еще ни один раз придется, пока ты служишь в нашем гарнизоне. Ну, бывай. Пока...
Рекун включил первую скорость, резко газанул и лихо, развернувшись на месте, исчез за поворотом.
'Бога — нет!', — обреченно подумал Славка. — 'Права Наташа, все против нас. Бесполезно идти против судьбы. Лететь ей к родителям в Питер, а мне продолжать прогибаться под замполита и особиста. По крайней мере, до тех пор, пока я служу в этом гарнизоне.... В этом гарнизоне.... В этом гарнизоне!'.
Решение, неожиданно пришедшее ему в голову, было таким простым, что он даже остановился на месте. Затем радостно присвистнул и бегом устремился в сторону гостиницы.
Капитан Колесников — начальник ТЭЧ с удивлением увидел на пороге своей квартиры бывшего зама, с которым они не общались со времени столь памятной для них обоих аварии.
— Можно войти? — прервал молчание нежданный гость.
— А что у тебя ко мне? — после некоторой паузы, поинтересовался хозяин.
— Дело.
— Ну, хорошо, проходи.
— Кто там пришел, Степа? — раздался из комнаты женский голос.
— Это ко мне, Даша. Смотри телевизор, — ответил Колесников, потом обратился к Славке. — Пошли лучше на кухню.
Они прошли на кухню и сели друг напротив друга. На капитане был тренировочный костюм и тапочки на босу ногу.
— Слушаю, — капитан взял сигарету из пачки, лежащей на столе и открыл форточку.
— Еще помнишь тот случай? — начал Шувалов.
— Если ты пришел старое ворошить, так это зря.
— Нет, я не за этим. Помнишь, тогда мы были друзьями?
— Мне очень жаль, что так получилось, но я ничем не могу тебе помочь, — Колесников нервно мял в руках незажженную сигарету. Было видно, что этот разговор ему крайне неприятен, и он торопится, поскорее закончить его.
Славка почувствовал, что очень скоро его аудиенция подойдет к концу, и решил брать быка за рога.
— Можешь! — твердо сказал он.
Хозяин вопросительно вскинул глаза на гостя.
— Послушай, я хоть один раз о чем-нибудь тебя просил для себя лично?
— Вроде, нет, — неуверенно протянул капитан.
Славка достал потрепанный старый портфельчик, который стоял у него в ногах, открыл его и достал оттуда две бутылки коньяка. Это был неприкосновенный запас, который Абрек хранил на самый крайний случай. Теперь такой случай, кажется, настал.
— Ух, ты! — восхитился Колесников, когда разглядел этикетки. — Армянский, ереванского разлива! Где достал?
Его удивление объяснялось легко — такой коньяк был большим дефицитом в СССР. В ответ Славка лишь отмахнулся, показывая, что это сейчас совсем не важно.
— Семеныч! Степа! — как когда-то давно, назвал по имени своего бывшего начальника Шувалов. — Помоги! Обложили, как волка. Если бы не крайняя нужда, не стал бы беспокоить. Последняя надежда на тебя.
— А в чем дело то? Расскажи.
— Так может, я, того... Разолью? Чтоб мне легче было рассказывать, а тебе слушать.
В первом часу ночи друзья стояли на лестничной площадке перед дверью в квартиру, пьяно обнимаясь.
— Вот же уроды! — хлопал капитан Славку по спине. — Уже и в постель чужую свой нос норовят засунуть. Ну, ничего, еще посмотрим, чей козырь сильнее. Раз вы — так... То тогда и мы тоже — так!
— Спасибо тебе, Степан! Я — твой должник. До конца жизни водкой поить буду.
— Погоди, не благодари. Я еще ничего не сделал, я только собираюсь. Может, еще не получится.
— Что ты, при твоих то связях. Обязательно получится! Да все хочу тебя спросить: а что ты сам то до сих пор в этой дыре?
— О, у меня вариант сложнее. Я ведь не просто перевестись хочу, а с повышением. Как говориться, место под солнцем я себе уже нашел. Теперь жду, когда оно освободится. А тебя, наверное, и равноценная должность устроит?
— Равноценная..., — горько усмехнулся Шувалов. — Да я на простого техника согласен. На все, что хочешь!
— Знаешь, Славка, — сказал Колесников неожиданно трезвым голосом. — Ты все-таки прости меня, растерялся я тогда. Да, и что уж врать — испугался. Одним словом — подставил тебя. Ты только не думай, что раз человек генеральский внук, то обязательно — паскуда.
— Все, кончай. Проехали уже. Ты трем хорошим людям жизнь спасаешь. Побольше бы таких паскуд!
Через месяц старший лейтенант Шувалов вместо Украины поехал к новому месту назначения — в группу советских войск в Германии, на равноценную должность. Вместе с ним ехала молодая жена и ребенок.
* * *
— Вика, открой! — Гулянюк колотил ладонью в дверь комнаты.
— Пошел к черту! Нам не о чем больше разговаривать! — донеслось в ответ.
— Вика, я хочу тебя видеть! — офицер продолжал стучать.
— Отстань, я не одна, — прозвучало из-за двери.
— Не ври. Я видел, как ты заходила. Я сейчас сломаю дверь!
— Давай, попробуй. Будешь иметь дело с хозяйкой, а через нее и с Рекуном.
Имя особиста подействовало на Адама отрезвляюще. Недовольно бурча, он поплелся назад к себе в комнату, где выпил еще несколько бутылок пива, после чего выбрался на свежий воздух.
На улице стояла непроглядная темень. Гулянюк обошел гостиницу вокруг, выискивая взглядом Викино окно. Окно располагалось на последнем третьем этаже. Оно было открыто, и ночной ветер свободно играл белыми тюлевыми занавесками. Адам осмотрелся. Рядом ни высокого дерева, ни водосточной трубы. Абсолютно ничего, что могло бы помочь добраться до цели. Гулянюк выматерился с досады, но тут же хлопнул себя ладонью по лбу.
Он вернулся в вестибюль, где стоял единственный в гостинице телефон. Никаких цифр для набора номера на телефоне не было. Адам снял трубку и прорычал в нее:
— Станция, мне одиннадцатого.
Под цифрой 'одиннадцать' на коммутаторе значился батальон обеспечения. Наконец, сквозь треск и хрипы в трубке раздался голос, как будто бы откуда-то с Дальнего Востока:
— Одиннадцатый на связи.
— Это старший лейтенант Гулянюк, — представился Адам. — Дежурного по батальону мне. Валентиныч, ты что ли? А чего тогда прикидываешься? Слушай, у меня к тебе пол-литровое дело. Да, пустяки для тебя. Можешь мне к гостинице пожарку подогнать? Прямо сейчас. Зачем? Да вот двери в комнату заклинило, а с администраторшей я в контрах. Хочу через окно влезть, чтобы все было по-тихому. Литр? Ты что Валентиныч, совсем сбрендил? Тут же на пять минут делов. А когда тебе в прошлом месяце понадобилась бомба для рыбалки? Вспомнил? Ну, то-то. Жду.
Когда пожарная машина, наконец, подъехала, Адам предупредил водителя, чтобы все было сделано тихо, и даже для верности показал ему свой увесистый кулак. Солдат понял все сразу и, аккуратно лавируя в темноте между соснами, подогнал автомобиль к обратной стороне гостиницы. Гулянюк показал, к какому окну выдвигать лестницу, поплевал на ладони и полез наверх.
Вика проснулась от какого-то непонятного шума. Шум шел со стороны окна — что-то громко ударило о металлический подоконник. Девушка открыла глаза и замерла от ужаса. В комнату через оконный проем влезал какой-то огромный зверь. Он ловко спрыгнул на пол и замер, видимо оглядываясь в темноте.
— Помогите! — заверещала Вика.
Это было ее ошибкой. Больше она не успела произнести ни слова. Животное мгновенно кинулось на звук и крепко зажало ей рот.
От пришельца пахло пивом и оружейной смазкой. Девушка сразу успокоилась. Это были звери хитрые, но не опасные для жизни. В худшем случае поматросят, а потом все равно отпустят на все четыре стороны. Они только выглядели угрожающе, но на самом деле сами всего боялись. Поняв это, Вика уже безо всякого страха укусила державшую ее руку.
— Ты что, с ума сошла?! — раздался из темноты знакомый голос. — Это же я.
Пальцы мгновенно разжались, освободив девушке рот. Вика не замедлила этим воспользоваться:
— Это ты с ума сошел! Я сейчас позову на помощь! — решительно пообещала она, почему-то переходя на шепот.
— Дуреха, я же с честными намерениями. Ты же знаешь, что я люблю тебя!
— Зато я тебя презираю! — голос девушки дрожал, то ли от злости, то ли от волнения. — Иди к своей Катьке!
— Вичка, ну что ты? Я тебе все про Катьку наврал. Я на тебе жениться хочу.
— Адам, опять врешь?
— Честное слово — женюсь. Ну, поцелуй меня.
— Не хочу. Пусти...
Вика не договорила — Гулянюк зажал ей рот поцелуем. Вырвавшись из его объятий, девушка потребовала:
— Правда, женишься? Клянись!
— Клянусь!
— Сильно клянись! Здоровьем своим!
— Клянусь, — голос Адама звучал глухо. Вика почувствовала, что он избавляется от рубашки.
— Нет, лучше здоровьем родителей и детей клянись!
— У меня нет детей.
— Тогда клянись здоровьем своих будущих!
— Клянусь...
— О-о-о! — Вика застонала и, обняв одной мужчину за шею, повалила его к себе на кровать. — Иди ко мне Адамчик! Любимый...
Гулянюк лежал, навалившись на девушку всем весом своего огромного тела. Только по тяжелому дыханию можно было понять, что он до сих пор жив. Вика разглаживала на его лбу слипшиеся от пота волосы и нежно целовала в щеки, тихо нашептывая:
— Так, что Адам, когда?
— Что, когда? — любовник, наконец, пришел в себя и слегка пошевелился.
— Свадьбу, когда сыграем?
— Свадьбу..., — протянул Гулянюк и, облокотившись на локти, начал вставать. — А оно тебе надо? Смотри, как нам хорошо...
Договорить он не успел. Острая коленка Вики с силой вонзилась ему прямо в расслабленную от удовольствия плоть.
— Ой-е... Твою мать! — заорал Адам, корчась от боли. — Психичка! Я же пошутил...
— Это я освободила тебя от клятвы про здоровье и будущих детей. Ни того, ни другого у тебя больше уже не будет! — злорадно прошипела девушка и резким толчком скинула мужчину с кровати на пол.
* * *
Электричка тронулась с места и стала быстро набирать скорость. За окном проплывал лесной эстонский пейзаж. Перед перебазированием на Украину мы решили в последний раз съездить в Таллин, в ресторан. Предвкушая предстоящее удовольствие, я и мои друзьями расположились в креслах, обтянутых коричневым кожзаменителем. На одном из кресел синей авторучкой по-русски для истории была зафиксирована дата, когда в этом поезде ехал Витя. На другом, краткая надпись по-эстонски уверяла, что Карин — женщина низких моральных устоев, не брезгующая случайными связями с мужчинами.
Гусько посмотрел на надписи, потом откинулся на спинку сидения и сладко потянулся всем телом так, что хрустнули кости.
— Эх, бабу бы сейчас! — мечтательно произнес он. — Как же все-таки несправедливо устроена жизнь.
— Ты это о чем? — поинтересовался Алик.
— Вот мне сейчас так хочется, что аж челюсти сводит! А какая-нибудь женщина сидит сейчас в этой электричке и страдает по той же самой причине. И мы о друг друге не знаем. Как там, в песенке из 'Иван Васильевич меняет профессию': 'С любовью встретиться задача трудная...'. Или как-то в этом духе... Так, где же справедливость, я вас спрашиваю?
Эта простая мысль настолько поразила нас, что мы замолчали, задумавшись над несовершенством этого мира. Юра между тем привалился щекой к окну и закрыл глаза.
— Раз уж такая нерпуха, чуваки, я лучше пока в астрале посижу, — широко зевая, сказал Гусько.
— Давай, Юра. Надеюсь, что сегодня ты сможешь материализовать свой миллион, — пожелал ему удачи Алик.
— Во, дает! — не выдержал я и повернулся к Сергею. — А что, Юра и в институте был так же озабочен половыми вопросами?
— Спрашиваешь! — оживился Крохоборцев. — Еще как. Вот один раз с ним история приключилась в Куйбышеве. Юра рассказать? Не обидишься?
Гусь молчал. Его лицо приобрело какое-то отстраненное выражение, как будто он смотрел внутрь самого себя.
— Рассказывай, рассказывай! — одновременно откликнулись мы с Аликом.
— Хорошо, — Кроха бросил мимолетный взгляд на Юру и резюмировал: — Молчание — знак согласия. Итак, слушайте.
Как оказалось, история эта произошла в институте, когда группа, где вместе учились Юра и Сергей, отправилась на заводскую практику на один из авиационных заводов. Общежитие, в котором разместили студентов, находилось почти на другом конце города и чтобы добраться до работы практикантам приходилось каждый день подолгу трястись в переполненном трамвае. Кроме всего прочего, качество еды в заводской столовой оставляло желать лучшего. Через пару дней Гусько это до чертиков надоело, и он отправился на танцы в местный дом культуры, имея в голове четкий план действий.
