— Светку в кокон, — старательно выговорил я, — Спасибо, Эва.
Пол надвинулся на меня и пришло забытье...
... Я открыл глаза от старого, полузабытого ощущения — неудобно лежать. Спине было жестко и холодно. Глаза уперлись в закопченый деревянный низкий потолок. Я был гол, и я лежал на широкой, длинной деревянной лавке. На меня смотрели. Я повернул голову и увидел вблизи забавное существо с очень длинным телом — по сравнению с карикатурно маленькими конечностями, оранжевого цвета. Одежды существо не носило, верх этой оранжевой сосиски тела переходил в морщинистое большеглазое большеротое лицо. Существо грустно смотрело на меня, в углах большого рта пузырилась темно-красная пена. Чуть поодаль от него стоял еще один субъект, с пепельно — серой кожей, одетый в тех же серых оттенков костюм. Воротник крахмальной рубашки поддерживал черный галстук с золотой заколкой. Этот был абсолютно лыс, имел острый нос, маленькие глазки и тонкий, безгубый рот. Оранжевое существо пару раз тяжко вздохнуло и спросило неожиданно приятным, хорошо поставленным голосом:
— Ну-с, на что мы жалуемся?
Я молча попытался приподняться, но накатила волна слабости. Серый доктор — больше никем эти двое быть не могли — сообщил профессионально бодрым голосом:
— А в целом у нас имеется некоторый прогресс, не правда ли, коллега?
— Несомненно, коллега, — вздохнул оранжевый.
— Где я? — спросил я их. Оранжевый медик покачался, приблизился ко мне на шаг и наставительно заметил:
— Сейчас это не имеет ни малейшего значения.
— А что имеет значение? — спросил я. Тошнота со слабостью чуть поуменьшились, и я не мог удержаться от улыбки, глядя на ТАКОГО доктора.
— Конечно же, ваше выздоровление! — бодренько воскликнул он, — Да, кстати, а где у нас хозяйка?
— Я здесь, — возникла в поле зрения Эва. Она была в длинном легком зеленом платье, — Ну что?
— Уже лучше, — важно сообщил оранжевый, серый дополнил:
— Хотя прогресс мог быть большим. Конечно, лучше всего было бы сменить ему тело, но мы с коллегой считаем, что не все консервативные методы лечения исчерпаны.
— Совершенно верно, — кивнул оранжевый, — Грязевые ванны делаете?
— Как прописано, — сказала Эва, теребя пуговку на вырезе платья.
— Это хорошо! — бодро сказал оранжевый и снова закачался, — А когда последний раз закапывали его в песок? И на сколько?
— Вот с этим очень трудно, — смущенно кашлянула Эва, — Он становится таким беспокойным, когда его закапывают! Вчера закапывали, всего на тридцать секунд, и он опять начал задыхаться.
В оранжевых лапках появились блокнот и стило. Доктор озабоченно нахмурился и начал, покачиваясь, писать, при этом бормоча:
— Тэ-экс, задыхается...
— Эва, что это за бред? — спросил я. Эва промолчала, а медик, не отрываясь от блокнота, отметил:
— Тэ-экс, бредит... — Закончил писать, выдрал листок из блокнота, вручил Эве:
— В песок больше не надо. С сегодняшнего дня закапывайте в каждую чакру по пять капель микстуры Цоя, а поясницу кроме того растирайте лосиным молоком и березовым скипидаром,смешанными в равных пропорциях, если найдете.
— Найдем, — кивнула Эва, пряча листок.
— И продолжайте делать горячие компрессы из черной икры, — заметил серый доктор.
— Хорошо, — кивнула Эва.
Существа отошли, до меня донеслась их общая тихая речь, из которой я разобрал только "размер гонорара согласуем по выздоровлении". Я напрягся, повернул голову набок. Эва провожала врачей, одновременно заглядывая в лист из блокнота оранжевого доктора. Прикрыла за ними дверь, вернулась ко мне:
— Как ты, болящий?
— Ничего не понимаю. Где мы, Эва?
— Мы во владениях, которые ты мне пожаловал, — грустно улыбнулась она, — Это место называется Пеплис, на берегу прекрасного озера Нану-Корио стоит крепость Ле Бон Шарм Де Кот. Вот, мы совсем недалеко от нее. Доктора говорят, что тебе нужно быть поближе к природе. Ты совсем ничего не помнишь?
— А что я должен помнить?! И как это я могу пожаловать тебе то, чего у меня нет? — забывшись, я раздраженно тряхнул головой, вызвав тем новую волну тошноты, — Брр! Последнее, что я помню — это как ты свернула шею Светке. Было такое дело, а?
— О боги, да за что?! — терпеливо вздохнула Эва, — Конечно, такого не было!
— Серьезно?
— Ох, мне кажется, что ты лучше помнишь свои бредовые видения, чем то, что происходило в действительности. Я никогда не сворачивала шеи этой недалекой, но совершенно безвредной терранке.
— Да?! — саркастически воскликнул я, — Безвредной?!
— Послушай меня, капитан. Я всегда была твоей доброй советчицей, так послушай меня и в этот раз — прекрати пытаться вызвать к жизни реальности своих бредовых видений! Иначе, если ты будешь цепляться за них, тебе никто не сможет помочь.
— Вот как...
— Так. Твоя профессиональная болезнь зашла слишком далеко. Пожалуйста, не думай ни о чем. Просто живи, как живут почти все люди.
Я с напряжением поднял свои руки и посмотрел на них. Они имели жалкий вид — высохшие обезъяньи лапки, испещренные кратерами отвратительных зеленых гноящихся язв. Такого напугался бы и натуральный зомби, но боли я не ощущал — только жуткую слабость с незначительной примесью тошноты. Я приподнял бровь и спросил Эву, глядя на кисти рук:
— Так что это за профессиональная такая болезнь? У меня может быть только энергетическое истощение.
— Что ж, — терпеливо сказала Эва, отводя глаза, — Пусть будет энергетическое истощение. Только оно запредельное, когда организм уже отказывается взять энергию извне. Отказывается усваивать пищу. Когда... — она окончательно сбилась и потупилась. Я вспомнил про свою драконью кровь, умеющую черпать энергию откуда угодно, про вставленный в деликатную часть организма утилизатор мощностью с Братскую гидроэлектростанцию и почувствовал, как меня сперва побирает изумление, а затем — бешенство. Я поднял на волне бешенства свое легкое, иссохшее тело с лавки и заорал:
— Я не верю! Это не реальность, а самый заурядный бред, вызванный инфорегрессией!!! Именно все это вокруг бред, шлюхины дочки!!!
Ярость душила, не оставив ни слабости, ни тошноты. Лавка подо мной стала растекаться, мягчеть, и следом все вокруг дрогнуло, и стало меняться все стремительнее, и вот я с огромнвм облегчением увидел вокруг себя шестиугольники Валькирии, и Юри, и Эву, склоняющихся надо мной. И понял, что холод идет от присосок медицинского комплекса, который заряжал мою псинергетику, разряженную в ноль дикой гонкой биовремени. Юри порывисто вздохнула, прижалась ко мне:
— Ох ты... Ох ты шлюхин ты сын, ох... Брат мой, любимый мой... Живой!!!
Эва молча стряхивала с лица слезы радости и облегчения. Я не мог пошевелиться, тело, словно окоченевшее, отсутствовало, и я не ощущал его, как, бывает, не чувствуют отсиженную ногу. Только ледяной холод кроме зрения, обоняния да слуха.
Потом пришла боль, я лишь на миг ощутил ее нарастающий вал, грозящий смять, уничтожить, лишить памяти и рассудка, потом сработала автоматика медкомплекса, но все же в глазах помутилось, изнутри стегнуло одновременно и жаром, и холодом... Сознание я все же не потерял. Правда, голоса стали далекими, и не всегда удавалось разобрать, что говорят. Постепенно на смену холоду пришли обычные ощущения здорового тела, все наладилось, но Валькирия даже через час считала положение чересчур серьезным для саморемонта. Я начал скептически фыркать и протестовать, тогда она на миг отключила медицину, и я, как говорится, поплыл вниз по речке, сразу осознав, что капризничать тут ни к чему. Валькирия, хотя и очень переживала, все же была великолепна. Впрочем, я давно заметил, что женщины получают максимальное удовольствие от того, что опекают хворых и беспомощных... Я даже начал подозревать, что будь воля моей капсулы, я не выздоровел бы раньше, чем ей бы надоело играть со мной в больницу. К счастью, наша жизнь не настолько безоблачна, чтобы капсула стала тянуть с исцелениением хворей.
Все же по самым оптимистическим прогнозам Юри и Драйвера, мне предстояло проваляться не менее суток. Мечи были бы рады помочь, но тоже медленно приходили в себя после происшедшего, что неожиданно открыло мне их непонятную, но несомненно слабую сторону. Конечно, я на всякий случай пометил это у себя в мозгах — в инфо, предоставленной Империей Ра, мои старомодные мечи представлялись неким неуязвимым сверхоружием. Кстати, они напрочь отказались комментировать инцидент, так что у меня создалось ощущение, что они переживают свою непонятную несостоятельность: они ничего не смогли противопоставить примененному Светкой оружию.
Впрочем, Валькирия и Драйвер тоже немало психовали по этому поводу — ведь разумы кораблей оказались заблокированными столь внезапно и настолько мощно, что не смогли определить природу загадочного воздействия. Это никак не способствовало спокойствию людей, а уж от хваленой самоуверенности кораблей и следа не осталось — многочисленные разумы Валькирии буквально допрашивали меня, Юри, даже Эву, пытаясь постичь происшедшее и родить какую-то идею насчет создания эффективной защиты от Радужного Диска. Мы терялись в догадках, откуда взялись эти предметы у Светки. Все, что успел заметить Драйвер — мы увидели его запись — это как терранка подняла руки над головой в почти молитвенном жесте, и в руках вдруг появились игла и Радужный Диск. На этом воспоминания корабля, как и запись, обрывались... Видимо, именно при помощи Диска Светка попала на Валькирию. Диск каким-то образом ухитрился взломать кодовую систему, при помощи которой корабли пересылали друг другу сообщения и материальные предметы, и Валькирия не заподозрила ничего особенного в передаче из Драйвера Светки.
Мы все были напуганы, корабли были напуганы впервые и оттого очень сильно — ведь этот Радужный Диск действовал напрямую на их псионовые разумы. И корабли совершенно не оценили молчание мечей. Только когда Валькирия устроила безобразную сцену обоим Мечам Власти, Гакко не выдержал:
— "Ваши потуги бесполезны, корабли. Пользуясь вашим жаргоном скажу, что это вонючая дыра. Это квинтэссенция самых грязных технологий, до которых когда-либо додумывался извращенный разум. Это действует на все и всех, и мы еще наплачемся. Однако, раз против нашего маленького отряда стали применять столь крайние меры, гордитесь — нас очень боятся. Однако, мы не видим пути противостоять дискам."
Мы все — и люди, и корабли, уже привыкли относиться к почти беспредельным познаниям Мечей Власти как к эталону информированности. Конечно, их уныние нисколько не взбодрило остальных. Валькирия разошлась настолько, что предложила выкинуть Светку в космос, но натолкнулась на упорное сопротивление Эвы и Юри.
— Это живое существо, — сказала Эва и исподлобья глянула в визор.
— Живое или нет, это мне плевать, — непринужденно сообщила Юри, — Однако ставлю свою жизнь в залог, что терранка больше не доставит нам неприятностей. Она уже стрелянная гильза, но нам эта стрелянная гильза еще может пригодиться.
— Гарантии? — немедленно уточнила Валькирия, — Не припомню уж, сколько раз мне давали эти самые гарантии. И что, ты думаешь, я соглашусь, чтобы эта ненормальная разгуливала по мне и Драйверу? Даже с твоими гарантиями? — последнее слово капсула выплюнула, как нецензурное ругательство.
— Я подчиню ее волю себе и привью жестокий комплекс вины за происшедшее, — тихо сказала Юри, — Она будет служить нам верой и правдой. Если, конечно, выживет после всего происшедшего, и после моего наказания, ибо она должна быть наказана за все, что натворила. Эн Ди лучше будет не видеть, как я ее наказываю. Он же гуманный гуманоид у нас — фыркнула Юри.
— Хорошенький заклад — твоя жизнь, — проворчала Валькирия.
— Ну а что у меня еще есть? Честь? Да кому она нужна-то, моя честь? Штаны вот эти с мундиром, может они тебя устроят? Или мои ордена?
— Я про то, что залог левый, — сказала Валькирия. Капсула уже почти успокоилась, — Ну сама посуди — если ты ошибешься, помрешь в любом случае. А с чем останемся мы, корабли? Смысл нашего существования в вас, люди. Образно говоря, девочка, ты — душа Драйвера, как Эн Ди — моя душа. Понимаешь, одна ты у нас, и Эн Ди один, и Эва тоже!
Они снова крепко сцепились, и в конце концов поле боя осталось за Юри. Светке оставили жизнь, если это существование можно назвать жизнью. Когда я увидел ее, от прежней независимой особи осталась только телесная оболочка, по-собачьи преданно глядящая на каждого из нас, исполняющая все, что скажут с готовностью и совершенно не имеющая своего разумения. Капсула пыталась ее "расколоть", выжать хоть какую-то информацию об инциденте и Радужном Диске, но Светка только сжималась в комок и плакала, так что даже Валькирии, которая во всем, что казалось безопасности, была совершенно бесчувственна, становилось не по себе. Про меня и говорить не приходится. К тому времени я уже окончательно оклемался от гиперускорения и хронорегрессии, так что смог направиться в Драйвер, намереваясь устроить Юри первоклассную головомойку и уже вовсю матерясь про себя.
— Ты что сделала с этой несчастной? — непринужденно начал я, — Ты же сделала из нее идиотку! Теперь от нее ничего не добиться во веки веков!
— Отвали, — посоветовала Юри,продолжая мысленно общаться с Драйвером.
— Осатанела ты, что ли? Чья вина в том, что от Светки теперь не добиться никакой инфо? И ты еще говоришь "отвали"?!
Юри повернула голову, разорвала взглядом на клочки, как ненужную бумажку, и отвернулась к мерцающей скрытым огнем телепатоголовке Драйвера. Я понял, что Юри просто не желает говорить со мной. Понял так же, что коршианка никогда не привела бы мозг терранки в такое состояние, если бы не выкачала оттуда нужную информацию, и значит теперь Юри единолично обладает этими жизненно важными данными, и пока что не собирается ими делиться ни с кем из нас. Кровь бросилась мне в голову, я подошел к Юри и грубо развернул к себе ее лицо:
— Отвечай! Я спрашиваю!
И тут же получил свое. Ей было не до меня, поэтому не желая тратить на объяснения драгоценное время, она оглушила меня кувалдой своего пси и отправила на Валькирию, одновременно вызвав оттуда Эву и Светку. Затем дала им с Драйвером четкие, недвусмысленные инструкции и тоже перешла в Валькирию...
... — Ты не мог найти другого времени для разборок? — поинтересовалась Юри, когда я открыл глаза.
— Какая разница? — лениво парировал я, — Если б это имело значение, могла бы сказать. И незачем было хреначить по моей голове своим пси. И вообще ты многовато на себя берешь.
— Нет, — вздохнула она, — Не много, только то, что необходимо. То, без чего мы не будем в порядке. Не веришь? Опять нужны доказательства?
— Не-а... — зевнул я, — Все одно отоврешься. Ломы слушать. Где остальные?
— Так, отлучились за малой нуждой, — пошутила Юри, подняла на меня серьезные глаза, — Вот что, Эн Ди. Надо нам пообщаться один на один.
— Вот как? Хорошо, — озадаченно нахмурился я. Юри подмигнула визору, означающему кроме всего прочего номинальное "лицо" Валькирии. Бормотание капсулы вместе с разнообразными звуками, издаваемыми разнообразными служебными разумами мгновенно стихли, породив звенящую тишину и ощущение тревоги на душе.
