— Нет, есть основания! То, что я сделала... непростительно.
Он в изумлении распахнул глаза.
— Это... безумие, Роза. Нельзя казнить себя за то, над чем не имеешь власти.
— Да? Тогда почему ты все еще...
Я оборвала себя, хотя собиралась обвинить Дмитрия в том, что он-то продолжает казнить себя. Вот только... больше он этого не делал. Испытывал ли он чувство вины за то, что творил, когда был стригоем? Уверена, что да. Соня тоже признавалась в этом. Однако где-то в процессе нашего путешествия он снова обрел контроль над своей жизнью, понемножечку, шаг за шагом. Соня говорила мне об этом, но только сейчас я поняла по-настоящему.
— Когда? — спросила я. — Когда все изменилось? Когда ты понял, что можешь продолжать жить... даже со всем этим чувством вины?
— Точно не знаю. — Если вопрос и удивил его, он не подал вида. Его взгляд был прикован ко мне, но на самом деле он не смотрел на меня. Он обдумывал мой вопрос. — Понемногу, знаешь ли. Когда Лисса и Эйб заговорили со мной о том, чтобы вызволить тебя из тюрьмы, я согласился просто потому, что она попросила. Однако чем больше я думал об этом, тем острее ощущал, что в моем согласии было и что-то личное. Мысль о том, что ты заперта в камере, отрезана от мира, была невыносима. Это ведь несправедливо и неправильно. Никто не должен жить так. А потом до меня дошло, что именно это я и делаю — только по собственному выбору. Отрезаю себя от мира чувством вины и самобичевания. Мне подарен второй шанс жить, а я отказываюсь от него.
В голове у меня по-прежнему царила неразбериха, взрывоопасная смесь гнева и печали, но, внимая его исповеди, я почти отрешилась от своих переживаний. Услышать, как он изливает свое сердце... Это была редчайшая возможность!
— Я уже рассказывал тебе об этом. О том, что поставил перед собой цель — научиться ценить мелочи жизни. И чем дольше продолжалось наше путешествие, тем отчетливее становились воспоминания о том, кто я такой. Не просто боец. Сражаться легко. Имеет значение — за что мы сражаемся, и той ночью в проулке с Донованом... — Он содрогнулся. — Это был момент, когда я мог превратиться в человека, сражающегося просто ради бессмысленного убийства, — но ты помогла мне отойти от этой черты, Роза. Это был поворотный пункт. Ты спасла меня... как перед тем спасла Лисса. Я понял — чтобы избавиться от своего стригойского прошлого, я должен стать тем, кем они не являются. Должен принять то, что они отвергают: красоту, любовь, честь.
Я как бы раздвоилась. Одна "я" очень радовалась. Слышать, как он говорит все это... понимать, что он сражается со своими демонами и близок к победе... В общем, я чуть не расплакалась от счастья. Именно этого я так долго желала ему! Одновременно его слова напомнили мне о том, как низко пала я сама. Печаль и жалость к себе снова взяли надо мной верх.
— Тогда ты должен меня понимать, — с горечью произнесла я. — Ты только что сказал: честь, вот что имеет значение. Согласна. Но я потеряла свою. Потеряла на той парковке, где убила невинного человека.
— А я убивал их сотнями, — ответил он. — И гораздо менее невинных, чем Виктор Дашков.
— Но есть же разница! Ты ничего не мог с собой поделать, — опять взорвалась я. — Почему ты снова и снова твердишь одно и то же?
— Потому что ты не въезжаешь! Ты тоже ничего не могла с собой поделать! — Его терпение дало трещину. — Испытывай чувство вины. Печалься из-за того, что случилось. Но двигайся вперед. Не позволяй этим чувствам уничтожить себя. Прости себя.
Я вскочила, и это движение застало его врасплох. Наклонилась, чуть не касаясь его лица.
— Простить себя? И ты хочешь этого? Именно ты, из всех людей?
Казалось, ему трудно говорить; возможно, это было как-то связано с моей близостью. Он просто кивнул.
— Тогда ответь мне. Ты говоришь, что оставил позади чувство вины, решил получать удовольствие от жизни и все такое. Я понимаю это. Но неужели ты и впрямь простил себя, в сердце своем? Я говорила, что давным-давно простила тебя за все, что было в Сибири. А ты сделал это?
— Я просто сказал...
— Нет, это не одно и то же. Ты советуешь мне простить себя и двигаться вперед, но сам этого не сделал. Ты лицемеришь, товарищ. Мы оба либо виновны, либо нет. Выбирай.
Он тоже поднялся, глядя на меня с высоты своего роста.
— Все не так просто.
Я с вызывающим видом скрестила на груди руки.
— Все именно так просто. Мы с тобой одинаковые. Даже Соня это подтверждает. Мы всегда были одинаковые и сейчас ведем себя одинаково тупо. Предъявляем к себе более высокие требования, чем все остальные.
Дмитрий нахмурился.
— Я... Соня? При чем тут Соня?
— Она говорит, у нас очень похожие ауры, которые сияют, когда мы рядом. Она говорит, это означает, что ты по-прежнему любишь меня, и мы по-прежнему созвучны, и... — Я вздохнула и отвернулась. — Ну, не знаю. Не следовало говорить об этом. Нельзя так уж доверять всем этим рассуждениям об ауре, исходящим от полубезумного пользователя магии духа.
Я отошла к окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу, стараясь решить, что делать.
"Прости себя".
Могу ли я? Передо мной раскинулся небольшой городок, названия его я не знала. Внизу ехали машины, шли люди, живущие своей маленькой жизнью. Образ распростертого на асфальте Виктора наверняка долго-долго будет преследовать меня. Я совершила ужасный поступок, даже если намерения у меня были добрые, но все правы: я не была самой собой. Однако разве это может изменить то, что произошло? Разве это может вернуть Виктора к жизни? Конечно нет. И я не знала, сумею ли оставить позади то, что натворила, избавиться от осаждающих меня кровавых образов. Я просто знала, что должна жить дальше.
— Если я допущу, чтобы случившееся остановило меня, — пробормотала я, — тогда зло восторжествует. Я принесу гораздо больше пользы, если выживу и буду продолжать сражаться и защищать.
— Что ты сказала? — спросил Дмитрий.
— Я говорю, что... прощаю себя. Это не значит, что все мгновенно наладится, но это начало. — Я провела пальцем по тонкой трещине на поверхности стекла. — Кто знает? Может, этот взрыв на парковке позволил мне избавиться от некоторой доли тьмы, которую Соня видит в моей ауре. При всем моем скептическом отношении должна признать, что в ее словах есть смысл. Она оказалась права, говоря, что я в критическом состоянии, что для взрыва достаточно крошечной искры.
— Она права и еще в отношении кое-чего, — после долгой паузы сказал Дмитрий.
Я стояла спиной к нему, но странные нотки в его голосе заставили меня повернуться.
— И что это? — спросила я.
— Я по-прежнему люблю тебя.
Всего несколько слов, но их оказалось достаточно, чтобы вселенная изменилась.
Время остановилось. Мир сузился до его глаз, его голоса. Это неправда, этого не может быть. Это, наверное, сон, навеянный духом. Я с трудом удержалась от того, чтобы закрыть глаза и проверить, проснусь ли несколько мгновений спустя. Нет. Это был не сон. Это происходило на самом деле. Это была сама жизнь.
— С... каких пор? — наконец пролепетала я.
— С... Всегда. Я отрицал это после трансформации. В моем сердце не было места ни для чего, кроме чувства вины, и в особенности в отношении тебя. Поэтому я и отталкивал тебя, возводил между нами стену, за которой ты оставалась бы в безопасности. Какое-то время это срабатывало — пока в конце концов сердце не начало воспринимать и другие эмоции. И тогда все вернулось. Все мои чувства к тебе. Они никогда и не уходили, просто затаились в глубине, дожидаясь, пока я созрею для них. И снова... тот проулок стал поворотным пунктом. Я смотрел на тебя, видел твою доброту, твою надежду, твою веру — все то, что делает тебя прекрасной, такой невероятно прекрасной.
— Значит, дело было не в моих волосах.
Просто поразительно, что в такой момент я способна шутить!
— Нет. Твои волосы тоже были прекрасны. Вся ты была прекрасна. Ты поразила меня даже при первой нашей встрече, а потом, совершенно необъяснимым образом, это впечатление лишь усиливалось. В тебе всегда била чистая энергия, но со временем ты научилась контролировать ее. Ты самая изумительная женщина, которую я когда-либо встречал, и я счастлив, что любовь к тебе присутствует в моей жизни. И сожалею, что потерял ее. — В его голосе зазвучала печаль, — Я отдал бы все на свете, чтобы повернуть время вспять. Тогда, едва Лисса вернула меня к жизни, я бросился бы в твои объятия, и мы были бы вместе. Сейчас слишком поздно, конечно, но я принимаю это.
— Почему... Почему слишком поздно?
Какой печальный был у него взгляд!
— Из-за Адриана. Из-за того, что ты стала жить дальше. Нет, постой! — оборвал он мои возражения. — Ты правильно поступила — учитывая, как я обращался с тобой. И больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты сама говорила, что Адриан делает тебя счастливой. Говорила, что любишь его.
— Но... ты только что сказал, что любишь меня. Что хочешь быть со мной.
— И еще я говорил тебе: я не стану отнимать девушку у другого мужчины. Ты хочешь поговорить о чести? Это она и есть, в самой своей чистой форме.
Я направилась к нему, и с каждым моим шагом напряжение между нами нарастало. Дмитрий не раз повторял, что для него поворотным пунктом стал проулок. А для меня? То, что происходило сейчас. Я стояла на пороге того, что изменит мою жизнь. Всю последнюю неделю я прикладывала неимоверные усилия, чтобы отбросить всякую мысль о романтических отношениях с Дмитрием. И что... получилось? Что такое любовь на самом деле? Цветы, шоколад и поэзия? Или что-то совсем другое? Может, это способность закончить шутку другого человека? Или абсолютная уверенность, что есть кто-то, кто всегда прикроет твою спину? Или такое чуткое понимание другого, что ты мгновенно осознаешь, почему он делает то, что делает, и разделяешь его убеждения?
Всю неделю я твердила себе, что не люблю Дмитрия, а на самом деле моя любовь к нему становилась все сильнее. И я даже не осознавала этого! Старалась восстановить наш прежний контакт, укрепить связь. Тем самым подтверждая, что из всех людей на свете, включая даже Лиссу, Дмитрий — единственный, кто по-настоящему трогает и волнует меня.
Это правда: я любила Адриана. Трудно представить жизнь без него, но суть обнажали мои другие слова в доме Мастрано: "Он такой забавный!" Ну, тот, кого любишь, может быть забавным, но не эти слова должны первыми приходить на ум. Мне следовало сказать: "Мы придаем друг другу сил". Или: "Он побуждает меня стать лучше". И наверное, самое важное: "Он прекрасно понимает меня".
Однако ничто из этого не соответствовало действительности — поэтому я ничего такого и не сказала. Наши дружеские отношения, его юмор — все это было важной частью моего мира. И если бы он оказался в опасности? Я отдала бы за него жизнь — в точности как за Лиссу. Тем не менее я оказалась неспособна по-настоящему воздействовать на него. Он старался и действительно хотел стать лучше, но на данном этапе его жизни им в основном двигал мотив произвести впечатление на других — произвести впечатление на меня. Не ради себя самого. Это не значит, что он плохой или слабый, но это превращало меня в его опору. Он перерастет это, уверена. В конце концов он обретет самого себя и станет потрясающим человеком, однако пока с ним этого не произошло. В отличие от меня.
Сейчас я стояла перед Дмитрием, глядя в его темные глаза, которые так сильно любила. Я приложила руки к его груди и почувствовала, как сильно, равномерно бьется сердце... может, лишь чуть быстрее нормы. Тепло проникало в меня через ладони. Он взял меня за запястья, но не оттолкнул. Лицо его выглядело напряженным, он явно преодолевал какой-то внутренний конфликт, но теперь, когда я знала — когда точно знала, — не оставалось сомнений, что он любит меня. Любит и хочет меня. Этого невозможно было не видеть.
— Ты должен был сказать мне, — заговорила я. — Должен был сказать мне это давным-давно. Я люблю тебя и никогда не переставала любить. Ты должен был понимать это.
Когда он услышал "Я люблю тебя", дыхание у него перехватило; я почувствовала, что его внутренняя борьба вступила в решительную фазу.
— Это ничего не изменило бы — ведь есть Адриан. — Его пальцы чуть сильнее сжали мои руки, как будто он и впрямь мог оттолкнуть меня; он, однако, этого не сделал. — Я действительно так считаю, Роза. Я не тот мужчина, который уводит женщину у другого. Пожалуйста, прекрати. Не усложняй все еще больше.
Я не прислушалась к его просьбе. Если он и впрямь хотел отделаться от меня, то запросто мог сделать это. Я растопырила пальцы, увеличивая соприкосновение с его грудью и жадно впитывая ощущение теплого контакта, которого мне так недоставало.
— Я не принадлежу ему.
Я слегка откинула голову, чтобы лучше видеть лицо Дмитрия. Столько эмоций, такая яростная борьба в сердце, пытающемся решить, что правильно, а что нет! Стоя так близко к нему, я чувствовала себя... цельной. Соня говорила, что два человека не могут стать одной душой, но наши изначально предназначались быть вместе. Они подходят друг к другу, как части пазла — две индивидуальности, вместе способные на нечто большее, чем каждая сама по себе.
— Я не принадлежу никому. Я сама делаю выбор.
— И ты с Адрианом.
— Но предназначена для тебя.
И это решило все. Здравый смысл, попытки сдержать себя улетучились. Стены рухнули, и все чувства, которые мы пытались загнать вглубь, вырвались наружу. Я потянулась губами к его губам, жаждая поцелуя — поцелуя, от которого на этот раз он не стал уходить. Он обнял меня и отнес на постель, одной рукой скользя по бедру и ноге, уже наполовину обнаженной, спасибо рваному платью.
Каждый мой нерв вспыхнул, я почувствовала, что желание вернулось к нему, и даже сильнее, чем прежде. После мира смерти он, похоже, стал по-настоящему ценить любовь. Более того, он имел острую потребность в ней, потребность в жизни. Потребность во мне — и не просто физическую, но в том же смысле, в каком моя душа всегда стенала по нему. То, что происходило дальше — когда одежды были сброшены и наши тела слились, — было гораздо больше, чем просто вожделение... хотя и оно присутствовало.
Быть наконец с ним после всего, что нам пришлось вынести, это походило на... возвращение домой. Как будто я в конце концов оказалась там и с тем, где и с кем мне следовало быть. Мой мир, мое сердце... все разбилось вдребезги, когда я потеряла его. Но когда сейчас он смотрел на меня, когда шептал мое имя, когда скользил губами по моей коже... я чувствовала, что все осколки можно собрать снова. И я уверилась, что поступила правильно — дожидаясь этого второго в моей жизни случая физической близости. Иметь ее с кем-то другим, в другое время... это было бы ошибкой.
Когда все закончилось, мы, казалось, все еще не насытились. Крепко обнимали друг друга, сплелись руками и ногами, как бы желая нынешней близостью компенсировать свою долгую разобщенность.
Я закрыла глаза и мечтательно вздохнула.
— Я рада, что ты сдался. Рада, что твое самообладание не так сильно, как мое.
