— В такую погоду ночью никто никуда не пойдёт.
Я вслушался в завывание ветра. Там наверняка уже всё засыпало снегом.
— Лучше не рисковать.
Второй тычок кулачком в бок.
— Да ладно ты.
Я скосил глаз на Катю. Довольно симпатичная девушка. Не Топлюша, конечно. Но слова Юли о том, что жизнь здесь чувствуется очень остро сейчас не казались оправданием для шлюхи.
Заметив, что я смотрю, друидка хихикнула и похлопала меня по бедру. После второго хлопка руку она не убрала.
— Выпьешь? — с улыбкой на губах спросила она.
— Застукают со спущенными штанами... то есть пьяными.
Хриплый смешок.
Я глотнул вина и, закрыв бурдюк, усадил Катю себе на колени. Целовалась она страстно, но не слишком умело. Или, быть может, давно не было практики. Она мне так и сказала. Саша лопоухий. Шустрик как ребёнок. А Вася с Ольгой.
Она спустила штаны и села сверху. Тихо застонала, когда я вошёл в неё. Она была тёплой, живой. Но я представлял Топлюшу. Пусть её кожа была холодной, у неё было горячее сердце, как бы пошло это и не звучало.
— Я устала, — шепнула Катя на ухо.
Её дыхание буквально обжигало мне шею. И не только дыхание, кажется у меня на шее появилась пара засосов.
Мы перебрались на стол, там и закончили.
До конца дежурства было ещё три часа. Час Катя пробыла со мной и, пошатываясь от выпитого, ушла спать. Этот час мы без дела не сидели, конечно же.
Проснулся я уже к обеду, самым последним. Напился воды и сжевал два ломтя хлеба, заедая сухие куски пресной варёной репой. Вася ухмыляясь чесал шею, Катя краснела и переглядывалась с Ольгой, я сидел с кирпичной рожей.
— Всё засыпало, — сказал Вася, когда я доел. — Ветер посильнее вчерашнего и снег. Предлагаю поторчать пока здесь — вряд ли кто-то решится нас догонять в такую бурю.
— Надо выставить часовых, — буркнул я и в тот же момент заметил, что в комнате не хватает Шустрика. И моего плаща. Любит Шустрик на часах стоять.
— Он там весь день просидит, — подтвердил мои мысли Вася. — Так что можно не беспокоиться.
Я кивнул. И тут же припомнил вчерашних героев.
— А людей какой фракции мы вчера встретили?
Вася ошалело на меня уставился, а потом сплюнул.
— Чёрт, ты же не играл. — Теперь на меня смотрели как на идиота три пары глаз. — Это с востока, Храмовники... хм... либерасты местные, в отличие от западных консерваторов. Откололись от основной ветви культа Корда лет сто назад, не любят приносить людей в жертву, что-то там ещё. Отморозки, но те, что на западе похуже. Да, собственно говоря, все здесь отморозки. Впрочем, по игре с ними можно было договариваться, делать кое-какие совместные квесты, по большей части вместе выпиливать западных. За что западные нас ненавидят ещё больше. Но это всё временно, цели-то в итоге разные.
— То есть, если бы...
— Хрен его знает, — перебил меня воин. — Это люди. И, вообще-то, они пришли, чтобы вырезать наш город. Вряд ли мы бы с ними договорились. А так тремя ублюдками меньше.
Я слабо усмехнулся.
— Ладно, — буркнул Вася, посапывая носом. — Нет желания прогуляться? У нас тут с Ольгой... разговор есть. Потом мы... гм... прогуляемся.
— Я твой плащ возьму, — сказал я, увидев, что Катя уже оделась. — Только недолго. Холодно там.
Четыре дня мы просидели в той землянке. Погода наладилась уже на следующий день, но мы не рисковали выходить без разведки, опасаясь, что в дневном переходе от нас не найдётся убежища. Я в итоге нашёл такое на третий день, пещеру с одним выходом. Там было кострище.
За нами никто не гнался. Шустрик, сходивший на север, сказал, что вражеская армия ушла. Мы отдыхали, ежедневно делая вылазки на полянки мобов. Я получил следующий уровень, увеличив время невидимости до сорока секунд, да апнув по одному стату к каждому. Опять ко всему по чуть-чуть, но никаких особых потрясений не было. Да и книжек в землянке не нашлось. Я не говорю про тренировки — мы и так слишком уставали, нарезая круги по скалам и густому лесу.
У меня потихоньку начали отрастать пальцы. Жаль, что не глаз.
Лес оказался совершенно пуст. Пара старых заросших просек, да единственный полуразрушенный сруб, — вот и всё, что мы нашли. И я не жалел об этом. Хрен с ними с квестами. Пусть все катятся к чёрту.
С Катей всё было отлично. Она, кажется, ко мне сильно привязалась. Я же продолжал думать о Топлюше. Но Топлюшу я, скорее всего, никогда больше не встречу.
В дорогу мы вышли ясным морозным утром. Но до пещеры не добрались.
Глава 39. 25, 10
— Ну и где же твоя пещера? — устало проговорил Шустрик.
Я в ответ только раздражённо пожал плечами. Мы уже битых полтора часа лазали по окрестностям, выискивая найденное мной убежище. Впустую. Остальных членов пати мы оставили в шестистах метрах позади, за скалой, рядом с которой я почувствовал, что что-то неладно.
Там, где мы стояли, должен был располагаться небольшой скальный карниз, за которым начиналась тропинка, ведущая к щели между двумя скалами. Но вместо этого местность резко понижалась, и перед нами расстилалось засыпанное снегом болото, поросшее низким кустарником и кривыми чахлыми деревьями.
— И что делать? — пробурчал мой напарник.
— Идти дальше? — рявкнул я. Злился я не на Шустрика, а на себя. За последние дни даже снегопада не было, а я умудрился так облажаться.
Но, чёрт побери, тропа никуда не сворачивала. Мы прошли по ней ровно десять с половиной километров — расстояние до пещеры. И... вышли к болоту, да.
— Пошли к остальным. До заката ещё пара часов, глядишь, чего-нибудь найдём.
— А если не найдём? Из этой пещеры...
— Знаю, — устало махнул я рукой. — Заночевав, мы должны были выйти на разведку и найти следующее убежище. Но пещеры нет. Ты можешь предложить что-то другое?
— Могу. Я иду к остальным, веду их сюда, а ты идёшь в разведку. Так, по крайней мере, не все в болоте потонем.
— Окэ.
Можно, конечно, было сказать, что через болото нужно идти минимум вдвоём, чтобы, если кто-то угодил в трясину, другой ему помог... Но, в целом, пока всё выглядело не так плохо — ряды возвышенностей, поросшие кустарником и деревьями, располагались близко друг к другу, да и всё порядочно подмёрзло за последние дни. Так что во-он до тех деревьев можно и сходить, а там уже ждать остальных.
Я махнул рукой Шустрику и осторожно двинулся к первому рядку деревьев. Сначала нужно вырезать палку, чтобы прощупывать себе дорогу.
Подходящее деревце нашлось быстро, и уже через пять минут я уверенно продирался через кусты, взяв курс на самый большой остров растительности. На не заросшие участки пришлось выйти лишь дважды, да и те то ли так хорошо промёрзли, то ли и вовсе оказались сухими. Впрочем, низин с торчащим из них сухим камышом вокруг становилось всё больше. Я пробил на одной лёд, но для этого мне пришлось постараться. В крайнем случае можно будет пройти и по ним. Ничего, казалось бы, опасного...
На подходе к роще, выбранной мной конечной целью своей вылазки, я почуял очень слабый запах дыма. Вот это было уже гораздо хуже.
За последние дни я отвык от драк, начал забывать о боли. Катя, понимающая и очень спокойная девушка, способствовала этому. Когда я лежал рядом с ней, чувствуя прикосновения её податливого и тёплого тела, я мечтал о том, что мы больше никогда не встретим враждебно настроенных мобов, и наша дорога никогда не пересечётся с дорогой пати Павла. Хотя бы до конца зимы, а там... там что-то должно было измениться. И я надеялся, что эти изменения будут к лучшему.
О чём я думал?
О том, как плохо драться...
Мои губы кривила ухмылка, в правой руке поблескивал клинок, а перед глазами стоял багровый туман. Я ждал драки, хотел, чтобы снег оросила свежая кровь.
На миг в голове промелькнула мысль, что надо успокоиться, взять себя в руки, но я отбросил её. Успокоение? Если я не буду готов к бою, меня могут убить. Если я размякну прямо в бою, то меня убьют стопроцентно.
Забыть о боли? О, нет. Никогда. Я перенёс её достаточно, чтобы понять, что куда лучше, когда страдают другие. Нет, я не собирался никого мучить, и уж тем более не стал Голливудским злодеем, желающем творить зло ради зла. Но и пытать себя больше не дам. Пусть лучше те, кто желают мне зла, умрут. Ради тех, кто хочет мне добра, я готов сдохнуть, лишь бы было хорошо им. А до остальных мне дела нет.
И дым, который я почуял, мог нести угрозу для моей пати, моей семьи.
Невидимкой я подкрался к роще и пулей пролетел сквозь неё. Меня уже могли видеть на болоте, я как придурок торчал на самом видном месте, даже не пытаясь спрятаться...
— Да, думать надо было лучше, — сказал один из троицы сидящих у костра.
— Гораздо лучше, — кивнул второй.
— Иначе не пришлось бы зимовать в этом дерьмовом месте, — поддакнул третий.
— Да-а, — в унисон протянули двое других.
Я только сейчас заметил, что они были похожи, как... нет, даже не братья, а три, если можно так выразиться, капли воды. Тройняшки, судя по всему.
Они сидели на другом конце рощи, тесно сгрудившись у небольшого бездымного костра. Рядом валялись три заплечные сумки, а чуть поодаль стоял ящик с инструментами — топорами, пилой и другой белибердой для обработки дерева. Выглядела троица вполне безопасно, но...
— Можешь не прятаться, — сказал первый.
— Мы тебя давно уже видим, — кивнул второй.
— Прёшь сквозь лес, как медведь, — поддакнул третий.
Я застыл, левая рука непроизвольно метнулась к арбалету.
— У нас нет оружия.
— Мы дровосеки.
— Усталые, замёрзшие дровосеки, которые хорошо слышат, как говорят деревья. Особенно, когда деревьев в округе так мало.
— Да-а...
И что делать?
Повинуясь какому-то сиюминутному импульсу, я вышел из рощи, сбрасывая Невидимость. Уселся рядом с подвинувшимися дровосеками и протянул руки к костру. И как оружие уже оказалось на поясе? Чёрт его знает, по крайней мере, эти ребята действительно выглядели неопасно.
— Вот так-то лучше.
— Мы всегда рады гостям.
— Даже таким опасным гостям.
— Деревьям ты не нравишься.
— Трава будто гниёт под твоими ногами.
— Именно это и привело тебя к этому болоту. Здесь гниёт абсолютно всё, а гниль притягивает гниль.
— Да-а...
Я стиснул зубы. Происходило что-то непонятное. Неужели эти три дровосека...
Ха, чёрт возьми! Действительно, неужели три дровосека, слышащие голоса деревьев, разглядевшие что-то внутри меня, да и вообще меня самого под Невидимостью похожи на обычных дровосеков?
— Кто вы?
— Мы же уже сказали.
— Мы дровосеки.
— Дровосеки, которые хорошо слышат, как говорят деревья.
Это начинало раздражать, но я сдержался. Возможно, мы получим квест. Или хотя бы узнаем, куда идти дальше.
— Дальше только болото, — сказал первый, будто услышав мои мысли.
— Хреновое болото.
— Гнилое болото, что тянет к себе таких, как ты. В этом болоте скрыто нечто, несущее зло в этот мир. Нечто спало, но теперь проснулось. Как знать, не ты ли в этом виноват?
— Да-а...
Я коротко хохотнул. Голова кружилась. Возможно, виной тому был лёгкий гнилостный запашок, шедший откуда-то с юга, со стороны болота. Троица сливалась в странное трёхголовое существо, которое, тем не менее, было едино, обобщено, и я даже не мог сказать, что сам более похож на что-то цельное, чем они.
Я стиснул зубы. Надо держать себя в руках. Всё вокруг здорово напоминало бред.
— Думаю, в этом мире за последнее время произошло куда больше дерьма, чем я смог бы сотворить за всю свою жизнь.
— Он даже не винит себя. Думает, что виноваты другие. А в том, что делает человек, виноват только он. Не стоит винить окружение или обстоятельства, человек всегда становится на ту дорогу, что ему более комфортна. Да-а...
— Я...
— Ты и не думал, что такое может произойти. Ты не хотел этого. Ты не собирался вставать на эту дорогу, но встал. А теперь уже поздно. Тот, что спал в этом болоте, призвал тебя. Он слаб, но его сил оказалось достаточно для того, чтобы пришёл ты. И ты привёл с собой остальных, хотя это не их дорога. Лучше тебе было бы бросить их. Да-а...
— Я... — я стиснул зубы ещё крепче, даже не замечая, что рот уже полон крови. — Я не понимаю о чём вы говорите.
— Понимаешь. Ты уже встречал других. И они говорили тебе о том, кто ты и что ты. Но ты всё ещё сопротивляешься. Ты признаешь свою суть, когда тебе это выгодно. Но в другие моменты ты от неё отказываешься. Из-за этого ты уже перестал быть человеком, но всё ещё не стал тем, кем должен. Да-а...
— Я... я не хочу. Это... плохо...
— Нет, это не плохо. Нет абсолютного зла. Даже человек полный гнили нужен этому миру.
— Зачем?
— Ты узнаешь. Это твоя судьба. Если ты согласишься признать её, а это случиться в ближайшее время.
— А что... будет с другими? Вы...
— Они в опасности. Им грозит смерть. Но ты уже привёл их сюда, и ничего не изменить. Да-а... Таким, как ты лучше быть одним. Вы приносите несчастье своим близким. Вы желаете им только добра, но несёте лишь смерть и боль. Вы думаете, что страдаете куда больше, чем они, но вы ошибаетесь.
— У меча Предназначения два острия, — пробормотал я.
— И меч уже занесён. Он готов разить. И его жертвами станут тысячи и тысячи. Как знать, быть может, виной этому ты?
Я вскочил на ноги, несмотря на то, что и сидеть-то мог с трудом.
— Вы... — прохрипел я. — Вы горазды только обвинять! Ты... вы! И Гая, все! Вашу мать, я ещё ничего даже не сделал, а вы уже кричите о гнилой душе, о смертях, которые принесу я!
— Ты убил кузнеца. Ты убивал ведьм. Ты собираешь молот Корда и говоришь о том, что ничего не сделал. Ты ошибаешься.
— Но... не я же один это делаю!
— Нет, не один. Вас тысячи. Но лишь единицы действительно влияют на происходящее. Да-а...
— И вы хотите сказать, что я один из них? Не слишком ли велика честь?
— Не честь. Наказание. И ты готов его принять, иначе не оказался бы здесь.
Я закашлялся и упал на колени. Трое сидящих передо мной уже были единым целым с одним лицом.
— Скажи, — прогремели они, — зачем тебе молот Корда?
— Я не знаю...
— Знаешь. Ты знаешь.
Наваждение прошло. Я сидел рядом с костром, а рядом расположились трое дровосеков. Худые лица, оборванная одежда, гнилые зубы.
— Что... — прохрипел я, но замолчал, поняв, что ответа не получу. Это далеко не первый приступ галлюцинаций (галлюцинаций ли?), что со мной случился. — Здесь вблизи где-то есть укрытие, где можно переночевать? — спросил я, сглотнув слюну.
— Вон там, — протянул руку первый. Она указывала прямо на болото.
— Мы построили полуземлянку на соседнем острове.
— Она холодная и сырая, но это лучше, чем ночевать под открытым небом. Грейся у костра, а мы должны идти.
И они ушли. Не оставив на снегу ни следа.
Я сидел у костра, но замерзал всё больше и больше. Не знаю, сколько времени прошло до того, как моего плеча коснулась чья-то ладонь. Подняв голову, я увидел улыбающееся лицо Кати.
— Задремал? — спросила она.
