— Нет, — сказал я твердо в ответ на все уверения Архипыча. — Ерунда это полная. Сам, Серега, подумай: если понимать послание в прямом смысле, то выходит, что мы — я и тот, кто руку мою приказал изуродовать — пересекались где-нибудь когда-нибудь и поэтому у нас с ним есть некие общие воспоминания. Но это не так. Уверяю тебя.
— Ты, Егор, как-то уж больно по-житейски рассуждаешь, — возразил кондотьер. — А тут не житейские пласты вспаханы, тут о-го-го какие пласты вспаханы. Может, он все, то есть абсолютно все о тебе знает. И не нужно ему никаких общих воспоминаний. Ему достаточно твоих.
Это замечание прокомментировать я не успел, потому что в наш разговор вмешался Боря Харитонов. Продолжая рулить и не отрывая взгляда от мокрой щербатой дороги, он посоветовал простодушно:
— Ты, братишка, мозги-то включи на полную катушку. Из Города уже лет двести никуда не уезжал, сидишь как на привязи, стало быть, и место это должно быть где-то здесь. Рядом. Быть может, это просто место Силы какое-нибудь? Почему нет? Коса Адмирала, к примеру. Или перекресток Маркса и Ленина. Или — чем черт не шутит — подземный переход Черной Невесты на Лермонтова. Или еще что-то типа того. Ты копни хорошенько. Копни-копни. Глядишь, что-нибудь дельное на ум и придет. Только не очень глубоко копай. Глубоко копать — заранее облажаться.
— Спасибо тебе, добрый человек, — поблагодарил я его искренне за посильную помощь и сочувствие, но тут же и заявил категорично: — Только это все сразу отпадет. Моментально.
Боря собрался было привести какие-то дополнительные аргументы, но я его остановил:
— Погоди, солдатик, не горячись. Я тебе объясню, почему отпадает. Леха Боханский, опираясь на какие-то одному ему ведомые намеки, которых, к слову, в самом тексте нет, убежден, что имеется в виду локация в Запредельном. Так что давайте будем исходить из этого.
Молотобойцы переглянулись, и на несколько секунд в салоне воцарилось молчание. Нарушая его, Архипыч спросил:
— А как у тебя, Егор, обстоят на данном историческом этапе дела с Запредельным?
— Да никак, — с максимальной честностью, каковая в таких обстоятельствах только, пожалуй, и требуется, ответил я. — За последнюю сотню лет всего только один... Нет, два... Нет, теперь уже три Образа поднимал. Образ Храма Книги, посещение которого нам, драконам, вменено в обязанность, и еще два Образа, о которых в силу разных причин сейчас умолчу. Все три эти Образа никакого отношения к данной истории не имеют. И это точно. Они очень личные, чужие там не ходят.
— Это как сказать, — произнес Боря тоном бывалого человека. — Иной раз, думаешь — не имеет никакого отношения. А потом так оборачивается, что бац — и имеет. Причем, по полной программе, во все дырки и без предварительных ласк.
— Может быть, может быть, — проговорил я, уступая его напору. Однако после небольшого раздумья все-таки высказал сомнение: — Нет, братцы мои, такая вот игра в угадайку мне решительно не нравится. Это путь в никуда.
И только я произнес эти слова, Архипыч тотчас выкрикнул какое-то малопонятное, но энергичное словцо и заявил решительно:
— Ладно, хорошо, раз путь логического перебора — путь в никуда, тогда попробуем решить вопрос иначе. — С этими словами откинул дверку бардачка, покопался там недолго и вытащил узкую коробочку, обитую синим бархатом. Открыл ее, подцепил из углубления темно-коричневую, почти черную горошину и, бережно зажав большим и указательным пальцами, протянул мне между кресел: — На, дракон, глотай.
— Что это? — напрягся я.
— Глотай, говорю, не бойся.
Он был настойчив, но я уперся:
— Пока не скажешь, что за гадость, даже не подумаю.
— Сыворотка правды, — оскалился Архипыч.
— А если честно? — нахмурился я.
— Честно? Да я и так тебе честно. А если хочешь еще честнее, то — пожалуйста. Это пилюля Гамсунуса. Знаешь, кто такой Гамсунус?
Так сложилось, что я знал, кто такой господин Гамсунус, и даже видел как-то раз этого удивительного человека. Случайно видел и что говорится мельком, однако видел. Сидим, помнится, с Кикой в кабаке у Жонглера, выпиваем-закусываем, рассуждаем о том, о сем, в том числе и о гадостной природе современного человека. И вот в тот самый момент, когда Кика обозвал современного человека варваром и стал обосновывать это тем, что восприятия современного человека настолько грубы, что ему кажется, будто посредством тупого технического прогресса он способен достичь того, что можно достичь лишь долгой духовной эволюцией, в зал спустился неизвестный мне долговязый растрепанный дядька потерянного вида. Приметив вошедшего, эгрегор осекся на полуслове, показал на него, смешно кося глазами, и прошептал: вот смотри, Егор, это тот самый Виктор-Викторин Де Фон Ван Гамсунус, который у местных преображенных за идейного вождя.
Ну а кто такие преображенные, я и до этого знал. Говоря без излишне умных заворотов, это такие посвященные светлой масти, которые сознательно отказались использовать магическую силу, но зато развили в себе естественную способность воспринимать связь между вещами, которые обычному человеческому рассудку кажутся никаким образом не связанными. В дела земные и суетные эти гордые ребята, против которых наши признанные ведуны и провидцы — дети малые, особо не вмешиваются, но если вдруг придешь к ним в недобрый час за добрым советом, в помощи не откажут. И это точно. Ну а, не дай Сила, придешь за советом недобрым, да еще и в добрый час, опустят по полной программе и за милую душу. В моральном, конечно, плане. Вот такие вот правильные ребята, эти преображенные. А про то, что они помимо советов еще и какие-то особые таблетки распространяют, услышал я от Архипыча впервые.
Не особо вдаваясь в фармакопею, кондотьер вкратце, но с бойкостью опытного дилера описал чародейственные свойства препарата и убедил таки меня закинуть в рот это снадобье, похожее консистенцией и цветом на мумие, однако пахнущее чабрецом, вереском, мятой и еще чем-то до боли родным, но чего я вспомнить так и не сумел. Проглотив пилюлю, я не умер, но и не прозрел, лишь почувствовал во рту горьковатый привкус лаврового листа. Это поначалу. Но минут через сорок (именно настолько в среднем тормозит драконья кровь против человечьей), когда мы уже почти подъехали к городу и Боря завернул на заправку возле поста ГАИ, средство наконец начало действовать. Меня вдруг резко бросило в холод, потом сразу в жар, а когда отпустило, я самым безобразным образом раскис. Захлопал осоловелыми глазами и стал засыпать. Однако не уснул, а погрузился в то состояние между сном и явью, которое называется грезой. Точнее, даже не в грезу я погрузился, а в такой странный вид воспоминания, когда кажется, что все происходит здесь и сейчас. Оно, это воспоминание, было очень коротким, но при этом достаточно информативным. Дико звучит, но из салона машины я в один миг чудесным образом перенесся на кухню Альбины Ставиской, где увидел, как хозяйка, загадочно улыбаясь, вытягивает карту из потрепанной колоды Таро. Вытащив карту, ведьма перевернула ее рубашкой вниз и показала мне. При этом сказала игриво:
— Вот оно, милый мой Егор, то самое место.
На карте был изображен аркан "Мистерия", во многих мистических системах известный также под названием "Луна" и в немногих — под названием "Сумерки". Впрочем, как его ни называй, по счету это восемнадцатый аркан. Старший, разумеется, аркан. Аркан, олицетворяющий не самый удачный расклад судьбы и не лучшее состояние духа.
Впившись взглядом в картинку, где волк и собака воют на луну, сидя на пустынной дороге, я пролепетал непослушными губами:
— Ты это, Альбина, серьезно?
— До известной степени, — ответила ведьма, подмигнула заговорщицки и приложила палец к губам: — Т-с-с-с.
После чего растворилась в густом, как сгущенное молоко, тумане.
Вот и все.
Из состояния прострации меня вывел резкий сигнал клаксона. Это Боря, встраиваясь в общий поток, дал понять заметавшейся маршрутке, кто тут у нас, вообще-то, главный. Очнувшись, я энергично растер ладонями уши — лучшего способа быстро привести себя в норму не знаю, разве только — кусок льда за шиворот. А когда окончательно пришел в чувство, обнаружил, что Архипыч участливо наблюдает за мной и внимательно-внимательно отслеживает мой долгий приход после краткосрочного отхода.
— Чего уставился? — спросил я у него с полушутливой грозностью.
— Сдается, ты все вспомнил, — удовлетворенно произнес кондотьер.
— Да. Кажется.
— Кажется или точно?
— Кажется, точно.
— Ну, это лучше, чем "точно, кажется".
— Лучше, — согласился я. — Только теперь новая проблема на очереди.
— Что еще? — нахмурился Архипыч.
— Нужный образ я ухватил, это хорошо и даже здорово. Но как мне теперь в Запредельное попасть? Вот вопрос. Самовольно не могу, ворота мне туда открываются ненадолго и лишь в указанный срок. Что делать?
— Снять штаны и бегать, — проворчал Архипыч. Потом потрепал в глубоком раздумье бороду и предложил: — Послушай, Егор, а может, я вместо тебя схожу? С тебя, похоже, выкуп какой-то потребуют, так я посредником выступлю. Не бойся, я справлюсь. Наш Тарас не хуже вас.
Меня этот вариант категорически не устраивал.
— Верю, Серега, что справишься, — сказал я. — Но в таком случае мне придется раскрыть одну тайну, которую тебе, извини, знать не положено. Я этого сделать не могу. Так что — увы.
— Хреново тогда.
На какое-то время воцарилось молчание. Мы все дружно и напряженно думали. Потом я решился и, глядя за окно (в это время мы уже проезжали мимо сгоревшего и покуда еще не отремонтированного здания военной типографии), спросил:
— Серега, не сочти за наглость, но ты не можешь мне предоставить свои каналы?
— Могу, — не оборачиваясь, сказал Архипыч. — Но только это тебе ничего не даст. Ты в них не протиснешься.
— Ой, Серега, не ври.
— О чем это ты?
— О том самом. Ты высший, ты в курсе: Пределов нет, есть лишь различные аспекты Запредельного. А раз так, значит, и каналы твои безразмерны.
— Откуда знаешь?
— Знаю.
Архипыч повернулся, посмотрел на меня осуждающе и, поведя головой в сторону своего заместителя, спросил:
— Ну и зачем об этом при детях?
— Тоже мне секрет полишинеля, — фыркнул Боря. Но стоило только Архипычу на него цыкнуть строго, отпустил руль и зажал руками уши: — Все-все, мой коннетабль, ничего не знаю, ничего не слышал.
— Кончай придуриваться, Улома, рули давай, — приказал Архипыч и потом вновь обратился ко мне: — Да, Егор, я знаю, причем, знаю точно, что Пределы — лишь фантом реальности. Знаю и не сомневаюсь в этом. Ну и что с того? Знание — это только знание, оно ни к чему не обязывает, оно дает право на выбор. Есть два пути. Первый: порвать с иллюзией, пройти по ступеням просветления и слиться с истиной. Второй: не дергаться, оставить все как есть и дальше жить иллюзией. Я, как, впрочем, и все другие высшие из ныне живущих, выбрал второй. Выбрал и живу по законам Пределов.
— Почему так? — не преминул спросить я.
— А потому что мне так интересней, — с вызовом и задиристо ответил кондотьер. — Это во-первых. А во-вторых, всерьез подозреваю, что, истина — это тоже иллюзия. Только высшего порядка. А есть еще в-третьих, в-четвертых... Тебе доложить? Или этого хватит?
— Пожалуй, хватит.
— Вот и хорошо. Разговор на эту тему может быть длиннее сказки про белого бычка, а нам недосуг. Нам решение нужно найти. А о высоком поговорим как-нибудь после войны.
И вновь в салоне надолго повисло молчание. На этот раз прервал его Боря. Вырулив возле Знаменского монастыря на кольцо, он вдруг предложил:
— Мой коннетабль, а что если задействовать канал номер двести?
— Ну ты, брат, и хватил! — не то изумился, не то возмутился Архипыч. — Сам-то понял, что сказал?
Боря стушевался и вновь проглотил язык, а вот я за его идею зацепился:
— Колитесь, господа, что за канал такой?
— Это, Егор, технический канал, — выдержав паузу, пояснил Архипыч. — Мы через него отправляем тех, кого уже развоплотили. Грубо говоря, двухсотый служит грузовым порталом для компоста.
— А что, живому туда нельзя нырнуть?
— Отчего же. Можно. Но только... — Архипыч обернулся ко мне. — Слышал про жесткую посадку спускаемых космических аппаратов?
— Слышал, конечно, — кивнул я. — Это когда они падают по баллистической траектории.
— Правильно. Так вот это приблизительно то же самое будет. Попасть ты Туда попадешь, но в каком состоянии — этого я тебе, Егор, сказать не могу. Просто не представляю. Вдруг тебя так перекрутит всего, что нужный Образ не сможешь поднять, тем более — удержать. Что если так? Ведь для двухсотого, увы, не существует никаких стабилизирующих и защитных ритуалов. Почему — сам понимаешь.
— Но другого выхода нет, — после паузы сказал я.
— Входа, — поправил Архипыч. Глянул на меня долгим, оценивающим взглядом, понял, что в своем намеренье я тверд, и покачал головой: — Ну, как знаешь, как знаешь. Мое дело — предупредить.
— Не бойся, начальник, — с напускным запалом сказал я. — Прорвемся.
Архипыч кивнул:
— Ну, хорошо. Тогда сейчас прямиком к нам в штаб-квартиру и сразу в процедурную.
Едва он это произнес, в кармане у него зазвенел телефон. Кондотьер крякнул недовольно, долго рылся в карманах, наконец достал и приложил трубку к уху. Послушал, ответил на приветствие звонившего:
— Привет. — И протянул трубку мне: — Это тебя.
— Меня? — не поверил я, но трубку взял.
Звонил Ашгарр.
— Как там у тебя? — спросил он. Чувствовалось, что сильно взволнован, хотя и старается говорить спокойно.
— Работаю, — ответил я.
— Подвижки имеются?
— Определенно. Что, с Лерой плохо?
— Совсем плохо, уже заговаривается.
Я отвел руку с трубкой в сторону, выплюнул грубое слово, опять приставил трубку к уху и, не желая удваивать тревогу, сказал четко и спокойно:
— Все будет хорошо. Держи ее, не отпускай.
— Я стараюсь, Хонгль, — сообщил поэт. — Я очень стараюсь. Но ты бы как-нибудь там побыстрее, что ли.
— Все вот-вот закончится. Я уже подобрался к гаду... Почти подобрался. Сейчас вот метнусь в Запредельное, встречусь с ним и, думаю, вопрос закрою.
— В Запредельное? — насторожился Ашгарр. — Ты собрался в Запредельное?
— Так надо, — сказал я тоном, сразу отметающим всякие возражения.
Но поэт возражать и не собирался, просто здорово переживал за меня.
— А каким образом ты туда попадешь? — спросил он озабоченно.
— Не тревожься об этом. Молотобойцы пообещали канал подогнать. Правда, этот канал, скрывать не буду, суровый, меня может здорово помять, но выбора нет.
— Суровый... Тогда ведь может и меня... А как же Лера? — На том конце повисла пауза, которая заставила задуматься и меня. Потом Ашгарр опомнился и произнес: — Послушай, у нас в Подземелье...
И вновь замолк.
— Что там у нас? — поторопил я, косясь на Архипыча.
— Запретная дверь...
— Ну не тяни ты ради Силы кота за хвост. Говори живее.
— За этой дверью ход в Запредельное.
