С заготовителями я легко справился сам, на начальном этапе их трудовой деятельности, а вот с будущими членами вольной части моего экипажа, я, так лихо, разобраться не сумею. Здесь нужно приглашать специалистов. Попросил того же Павла привести ко мне матроса, кока и нашего единственного судового плотника, а сам пошёл за Гридом, ему я доверяю, как себе, так что другого экзаменатора, по дисциплине — рулевой, не вижу.
Допрос новичков закончился на удивление быстро. Каждый из моих служащих задал им по паре заковыристых вопросов и услышав на них ответ, докладывал о профпригодности того или иного кандидата. Отсеяли всего двоих и то по причине их молодости, подмастерья нам, пока, не нужны, а остальных приняли с радостью, недостача в мастерах своего дела у нас великая.
Я всегда был сторонником идеи, в которой говорится о том, что махину главное с места сдвинуть, а дальше она сама пойдёт. Поэтому в первые дни нашего пребывания на острове отдавался делу без остатка моральных и физических сил. Не щадил ни себя, не окружающих, отчётливо понимая, что деваться нам с этой земли, в ближайшее время, некуда, точно так же, как и мне с пьедестала, полученного мной с помощью одного добродушного старикашки. Рабочий день не прекращал до тех пор, пока окончательно не темнело, на сон отпускал всего пять часов, а затем лично проверял состояние уже построенных навесов, шалашей и коптилен. Благодаря этому уже на третьи сутки мы все обзавелись крышей над головой, сытным завтраком и ужином, и преступили к заготовке рыбы на обратный путь. Сухофрукты таяли буквально на глазах и к концу моего заточения от них останутся одни воспоминания, тем более сколько нам в действительности придётся здесь сидеть никто не знает. Многое будет зависеть от погоды, которая даже сейчас, время от времени, приводит меня в уныние, а знающие люди говорят, что дальше будет ещё хуже.
Закончив с первоочередными делами, решил бросить часть высвободившегося персонала на более ответственное задание, всё равно рабочих рук у меня слишком много. Не будешь же всех привлекать для ловли рыбы или сбора дикорастущих растений. Прикрепив к четырём плотникам, перекрывшим своим количеством штатное расписание вдвое, ещё тридцать человек, поручил им всем восстановить запас вёсел. А после этого заменить, не впечатлявшую меня, голову безобразного животного, торчащую на моём малогабаритном судне, на более устрашающую, даже членов моего экипажа, летучую мышь. Если уж надумал обзаводиться специфической атрибутикой, то она должна присутствовать на всех моих судах.
Следующие пару дней, можно сказать, отдыхал. Наблюдал, как ворочается запущенный мной механизм, прислушивался к внутренним ощущениям на тему, не назревает ли бунт или побег среди тех, кто может себе это позволить и раздумывал над тем, что принесла разведка, ещё в первый наш день пребывания на ограниченном участке суши. Всё складывалось так, что к концу вторых суток моего временного бездействия я мог спокойно отправиться на полномасштабное обследование принявшей нас земли. Обстановка в коллективе сносная, голодных нет, а данные разведки говорят о том, что где то с другой стороны меня может ждать неожиданное и очень приятное открытие. Оставив за старшего Павла, страшно мучившегося из-за плохого знания языка, приказал своим воякам усилить бдительность и взяв с собой семерых из них, ранним утром шестого дня, если считать с момента высадки, отправился в экспедицию.
Из продуктов с собой прихватил только рыбу, свежую и копчёную, оставшиеся сухофрукты заложил в неприкосновенный запас, разбазаривать который не позволю даже себе. Водой не запасались вовсе, дождь льёт не переставая, так что этим компонентом мы обеспечены в избытке. В качестве материала, способного нас хотя бы на стоянках и в ночное время прикрыть от осадков, приказал взять пару кусков парусины, всё равно порванный во время бури механизм увеличения скорости, восстановлению уже не подлежит. Загрузив основную тяжесть на свои плечи, придирчивым взглядом оглядел трёх лучников и четырёх мечников, хотел было сказать им пару ласковых за потрёпанный вид, но потом сообразил, что наверняка и сам выгляжу не лучше. Молча покачал головой и просто махнув рукой, потопал в неизвестность, в середине крохотной колонны.
Часов шесть шли без остановок, а по истечении их, дотопав до края обследованной предыдущей разведгруппой земли, сделали привал на не большой, лёгкий перекус и короткий отдых. Подкрепились копчёностями, несколькими каплями ненавистного дождя, посидели пол часика под импровизированным тентом, и сбросив с себя часть усталости, отправились дальше. Туда, где ждёт неизведанная территория — холмистая, поросшая густым, мелким кустарником, прорываться через который будет на много сложнее, чем топать по лесу, оккупировавшему пространство почти от самого берега, где мы обосновались, до видневшихся в нескольких сотнях метрах впереди, возвышенностей.
Решение работать вместо бульдозера пришло ко мне не спонтанно. Вначале, оценив дремучие заросли критическим взглядом, я попробовал их на зуб, затем, в виде эксперимента, предоставил право сделать тоже самое, самому рослому парню из своего отряда. Трудился он на совесть не покладая рук, но через пятнадцать минут выдохся, а пройти за это время мы смогли лишь метров десять. Вот тогда то я и понял, что кроме меня, пробивать брешь в стене из низкорослых деревьев, больше некому. Молодёжь и ростом не вышла, и силёнок у неё ещё маловато, чтобы брать на себя ответственность в столь не простом деле.
Всю вторую половину этого и весь следующий день продирались сквозь живую изгородь, составленную из колючек, веток, жёстких листьев и хитросплетений из них. Жалости не проявляли ни мы к ним, не о ни к нам и соответственно потери наблюдались с обеих сторон. На теле девственной природы образовалась глубокая и очень длинная морщина, а наши руки, лица и даже шеи, приобрели бледно розовый вид, и множество разнообразных, мелких и не очень, ярко красных рисунков.
Понимание, что все наши мучения были не напрасными, пришло почти в самом начале следующего, такого же пасмурного и дождливого, дня. Не большая стая уток, пролетевшая над очередной, взятой нами, как и раньше с первого захода, возвышенностью, откровенно говорила:" Не расстраивайтесь ребята — мясо рядом". Плохо прокопчённая рыба была нами съедена вчера, а свежая, поджаренная на слабом огне, принесла во время завтрака ещё меньше удовольствия, чем их братья и сёстры, прошедшие воду, и дым, так что увиденное было воспринято нами с двойной радостью.
— Шире шаг — прикрикнул я отстающим, запутавшимся в буреломе, оставленном мной позади, — если хотите на ужин свежей дичью полакомиться.
В том, что мы её обязательно добудем я не сомневаюсь. Стрелки со мной идут отменные, не промахнуться даже по движущейся мишени. Это они в кустах себя так скромно ведут, а стоит им выйти на простор, и лучники себя сразу покажут. Нам бы только место посадки этих отъевшихся представителей семейства пернатых обнаружить, а там бы мы не оплошали.
Окончательно наплевав на очередные царапины и откровенные порезы, я начал прокладывать дорогу своим младшим братьям по оружию с ещё большим усердием, пологая, что уж за следующим то холмом все наши неприятности и трудности точно закончатся. Чуйка меня и в этот раз не обманула. Ещё на подходе к верхней точке не известно какого по счёту пригорка, до наших ушей донёсся характерный шум, возникающий только в одном месте, не зависимо от того, в каком мире это место расположено. Поднапрягшись, последние двадцать метров подъёма прошёл действительно словно трактор, а выйдя на вершину обнаружил, что угадал с предположением на все сто процентов. Это был именно он — базар, правда в нашем случае птичий.
— Откуда их здесь столько? — спросил меня самый любознательный юноша, выскочивший из зарослей кустов, следом за своими товарищами.
— На зимовку прилетели — со знанием дела ответил я, но ощутив прохладу во всём теле, вызванную насквозь промокшей от дождя одеждой, усомнился в своём же суждении: — А может наоборот, от жары здесь спасаются. Кто их знает, чего они тут забыли, они же не люди, поди угадай.
Колония водоплавающих занимала пространство между двух голых скал, на них и рядом с не большой, пресной лужей, скорее всего, образованной стекающей с возвышенностей водой. Я насчитал среди многочисленной живности семь видов, кардинально отличающихся друг от друга и три подвида, имеющих с некоторыми из видов определённое сходство. Но помогло нам это мало. Местные жители называли всех обитателей базара птицами, а я мог припомнить всего два с половиной названия, которые подошли бы им — утки и гуси-лебеди. Первые походили на тех, что видел дома почти идеально, а вот вторых пришлось притягивать за уши. Нет, по цвету они мало отличались от земных, а вот по размеру. У здешних и размах крыльев по круче, и шея по короче, и весу в них кило на три больше, чем у наших, что меня обрадовало больше всего.
— В низ спускаемся тихо, так чтобы никого не побеспокоить — предупредил я бойцов и выделив глазами владельцев стрел, и лука, добавил: — А вы давайте, готовьтесь потихоньку, но цели только крупные выбирайте. Разная там тощая мелочь нам не нужна. У них жрать не чего, одни кости да кожа. И смотрите у меня, кто хотя бы раз промахнётся, сделаю больно. Мамой клянусь.
Охота прошла успешно, уже через десять минут стрельбы из засады, на поле осталось лежать штук двадцать тушек гусей переростков. Легко сообразив, что всего этого нам не сожрать, лучники прекратили отстрел, а один из них, тихим голосом, поинтересовался у меня:
— Ещё бить или хватит?
И что я должен ему ответить? Все эти десять минут я только тем и занимался, что удирал грязной ладонью самопроизвольно выступавшую на губах слюну.
— Ладно, пока хватит — задушив внутри себя хомяка, ответил я. — Пойдём собирать, а там видно будет.
Пройдя метров пятьдесят по мокрой, почти девственной траве, мы успешно достигли местного рынка, встретившего нас нестерпимым запахом и огромными кучами дерьма.
— Вот дерьмо! — констатировал я лежащий на поверхности факт и одновременно с этим выругался. — Это сколько же лет надо было здесь гадить, чтобы такие кучи образовались?
Наши кожаные тапочки, воздействию чего только не подвергавшиеся за время долгих испытаний, мгновенно погрузились в зловонную жижу почти полностью. Но останавливаться никто не собирался, все дружно ковыляли за будущим ужином, утопая в некоторых местах по щиколотку в птичье дерьмо.
Разглядывая пернатых из далека, я немного промахнулся с их весом. На поверку они оказались килограмм на пять, а то и семь тяжелей обычных, в моём понимании, гусей. Вот поэтому то у этих и крылья такие огромные, без таких лопастей, такой фюзеляж в воздух поднять не реально. А я ещё удивлялся, почему здесь дерьма так много. Это не птицы, это прямо коровы какие то летающие, что впрочем нам только на руку. Одного такого динозавра человек на двадцать хватит, если конечно не жрать его от пуза.
Уже имеющихся у нас трофеев оказалось так много, если приводить их к весовому показателю, что у меня даже возникли сомнения, дотащим ли мы всё это богатство, таким скромным составом. Высказал свою тревогу бойцам, но они дружно ответили, что обратно идти будет легче, дорога то проложена. Ну ну, посмотрю я на них на первом подъёме.
Мясное блюдо на ужин, да ещё с оригинальными специями, найденными прямо тут же одним из моих мечников, и в таком количестве, что ешь — не хочу, сотворило с моим мозгом странную штуку. Оно не притупило его способность к размышлению, как это обычно бывает, лично у меня, вовремя и после сытной еды, а наоборот — всколыхнуло в нём извилины так, что я был не на шутку удивлён их небывалой работоспособностью. Заглатывая, словно неделю не видевший дичи волк, куски великолепно прожаренной гусятины, я вдруг, как то невзначай, подумал о том, что сижу не рядом с огромной кучей дерьма, расположились мы от неё в прямой видимости, а на золотой жиле. Это же сколько экологически чистого удобрения валяется прямо под ногами? Подумать страшно. Но и это ещё не всё. Оторвав, по праву сильного, большую часть грудки огромного цыплёнка, и вцепившись в неё зубами, я вспомнил, что мечтаю о такой куче говна уже очень давно. И не хрен из меня тут придурка делать! Это же, как раз то, что мне надо. Это одна из составных частей того, из чего получается другая составная часть порошка, при помощи которого я собираюсь в этом мире устроить маленький переполох и стать его властелином. Мама дорогая, я наконец то её нашёл.
Обратно шли тяжело, но навалившиеся на нас трудности переживали достойно, понимая, что товарищи наши, вот уже который день подряд употребляют на завтрак и ужин лишь рыбу без соли и нам, за такое терпение, будут благодарны безмерно. Каждый из бойцов тащил, когда на себе, когда волоком, почти сорок килограмм груза, а я, как самый плечистый и высокий, пристроил на своей спине и того больше, наверное, все шестьдесят или даже семьдесят. Домой возвращались четыре дня и три ночи, сократив свою ношу ровно на четыре гуся, но и того, что приволокли хватило, чтобы вызвать в лагере всеобщий восторг.
Уже вечером, прихлёбывая горячий, жирный бульон и вгрызаясь зубами в немного обветрившегося за время транспортировки гуся, я рассуждал, сидя рядом с Павлом, о жизни, искоса поглядывая с каким азартом он расправляется с куском отлично прожаренного на костре мяса.
— А чё Павлик, можно и здесь жить — высказал я своё мнение о нашем существовании на островной территории, отправив в желудок очередной глоток кипятка, заправленного душистыми корешками.
— Можно — сквозь чавканье ответил мне он, восприняв моё предположение в виде вопроса. — Только на всю жизнь я бы тут всё равно не остался.
— Так я тоже не собираюсь. Я говорю о том, что нет ничего страшного в нашем краткосрочном пребывании на этом острове. А так, чтобы здесь навсегда остаться, я чего Робинзон что ли? Нет, мне тоже нравится среди людей жить. Хотя, среди них и не всегда спокойно. А здесь, смотри какая благодать. Море плещется, камушки шуршат, мелкий дождичек ласково поливает землю, а мы сидим с тобой у костерка, пьём горячий бульон и лицезреем на всю эту, неземную красоту. Где ещё так сможешь отдохнуть душой, как не на острове?
— У меня в деревне, по вечерам, также было. Только море отсутствовало. А так, всё тоже самое. Камней навалом в огороде, дождина через день поливает, а борщ хоть круглосуточно лопай, если рожа не треснет.
— Эх Павлик, Павлик. И в кого ты такой? Такую чудесную картину, двумя словами испохабил — с сожалением сказал я товарищу и допив остатки странного супа, пошёл на кухню, сдавать посуду.
На следующий же день в сторону базара ушла группа из двух лучников и десяти носильщиков, через сутки ещё одна. Потом, в течении четырёх дней ещё по группе, что дало нам возможность, по истечении некоторого времени, ежедневно лопать на завтрак рыбу, а на ужин мясо, причём в почти неограниченном количестве. Сытый желудок, способствует образованию в организме только положительных эмоций, вот и у нас после этого установилась самая настоящая гармония души и тела. Днём мы дружно работали или повышали воинское мастерство, это уж кому, как повезло. Вечером разбивались на группы и сидели у костра, беседуя о жизни и думая каждый о своём. Я преднамеренно, из вечера в вечер, примыкал то к одной такой компании, то к другой. Слушал о чём говорят, очень редко и то не в самом начале таких посиделок, ненавязчиво высказывал своё мнение по вопросам, не касающимся особо острых проблем этого мира и наблюдал за людьми, в первое время воспринимавшими моё появление достаточно осторожно. Делал это не для того, чтобы выведать у них какие то секреты или предотвратить в тайне назревающий бунт, а совсем по другой причине. Меня интересуют более простые вещи, ну допустим: как оказавшиеся рядом со мной люди реагируют на те или иные, острые ситуации, какой представляют свою дальнейшую жизнь, что думают о произошедшем с нами и прочие мелочи, из которых складывается образ среднестатистического гражданина любого мира. Оказалось, что у них почти всё так же, как и у нас. Каждый хотел бы снова получить свободу, обосноваться там, где сытнее кормят и одновременно с этим устроиться в месте, где требуется меньше трудиться за хлеб насущный. Но, в то же самое время, все из них готовы на добро отвечать добром, на предательство ненавистью и, что совсем уж удивительно, почти каждый, чуть ли не жизнь отдаст за товарища, сидящего за соседним веслом.
