— Эй, парень, ты куда? — без особого интереса поинтересовался пан Гусак.
— Я это... В туалет я.
— И я, пожалуй, тоже, — немедленно вскочил Хлам.
— Тогда и я тоже, — поддержал порыв своих друзей Турбо.
— Идите. Только быстрей. Вдруг стражники нагрянут.
Подростки отошли от стола и, убедившись, что их спасители не следят за ними, быстро поднялись на второй этаж, где располагались комнаты постояльцев.
— Как он там сказал? Третья дверь справа по коридору. Вот она, — Дума тихо подошел к комнате толстяка. За запертой только на крючок дверью было темно и тихо.
— Вы на шухере. Если кто-нибудь появится — дадите знать, — Дума просунул в узкую щель между дверью и косяком обломок спицы и снял с его помощью крючок с ушка. Затем осторожно, стараясь не скрипнуть половицей, вошел и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Когда глаза привыкли к темноте, Дума разглядел толстяка, который одетый лежал на кровати и тихо посапывал. Рядом, прямо на полу лежала куртка постояльца.
Подняв куртку за ворот, Дума сунул руку во внутренний карман и обнаружил там желанный кошель. Трясущейся от возбуждения рукой воришка попытался вытащить добычу, но вместе с кошелем из кармана выскочило что-то прямоугольное и с грохотом упало на пол. На неизвестном предмете загорелась лампочка и чей-то голос произнес:
— Наф-Наф, Пушок на проводе. Борька ты где?
— Кто здесь? — толстяк вскочил с кровати.
Дума метнулся к двери, но его остановил возглас "Стоять!" и характерный щелчок возводимого курка револьвера. Застыв на месте, Дума обернулся и увидел направленное на него дуло вполне земного оружия.
Не убирая пистолета, толстяк поднял рацию и отключил громкую связь. Приложив левой рукой к уху динамик, он что-то внимательно выслушал, а затем ответил.
— Я все понял, Серега. Завтра в четыре должен быть на месте. Отбой.
В этот момент дверь в комнату распахнулась и ввалившиеся в нее приятели Думы застыли рядом со своим заводилой.
— Дяденька, вы кто? — прошептал Хлам, заворожено рассматривая направленное на него оружие, — Вы наш разведчик? Вы здесь по заданию Родины?
— А сами-то вы кто? — спросил Борис, растерянный подобным оборотом дела.
Вместо ответа Хлам рухнул на колени и заголосил плаксивым голосом:
— Дяденька Штирлиц, возьмите меня с собой. Я домой хочу...
— 34 -
Трое детей и дух стихии Гарольд, известный ранее как Майти-семьсот тридцать шесть, все дальше и дальше уходили вглубь Северных гор. Давно остались позади унылые пейзажи предгорий, покрытых зарослями вереска, и теперь путников окружали со всех сторон скалы. Аня шла по узкому ущелью, стиснув зубы и с трудом сдерживая нарастающее раздражение. Сразу за девочкой шел Фан и декламировал свое очередное произведение, посвященное ей. Заполучив в руки предмет своего обожания, оруженосец лорда Зальцера решил излить на Аню все свои тысячи одно стихотворение, написанное в течение долгой разлуки. Этот поэтический вечер шел уже четвертый день почти без перерыва, и если вначале девочке было приятно слышать о неземной любви к себе, то сейчас это Ане порядком надоело.
Особенно утомляло то, что помимо стихов Фана в голове постоянно звучали стоны и причитания Гарольда.
Я скакал по полям, я скакал по лугам
Я карабкался ввысь по высоким горам
Понапрасну стоптал пар пятнадцать сапог
Но прекрасную даму встретить не смог —
с завыванием вещал Фан, пытаясь так передать всю глубину своих чувств.
"Бедный я, несчастный дух стихии — монотонно звучало при этом в голове у Ани — Подобно рыцарю в стихах иду я полям, лугам и горам, а зачем? Кому это нужно. Феечка бросила меня на произвол судьбы, а Наставники прогнали. Хорошо хоть не успел я стоптать никаких сапог, поскольку их мне одевать не на что. Ног у меня нет. Ну и хорошо. Такая морока с этими ногами. Как только люди умудряются ими так легко управлять. Хотя танцевать на них было так упоительно. Ах, Феечка, встретимся ли мы еще когда-нибудь? Бедный я, несчастный дух стихии...".
Я спросил у ручья на вопрос свой ответ:
"Где же счастье мое? Ты открой мне секрет"
Прожурчал ручеек: "Я помочь-то хочу
Но не знаю, кого для тебя я ищу?"
"Наставники правы. Эмоции делают людей глупыми. Неужели этот рыцарь не понимает, ручьи не разговаривают? Конечно, это не вода, а дух стихии. Хорошо, нам не встретился такой говорливый ручеек. Майти Второй, повелитель водной стихии, конечно не так суров, как Майти Первый, но я успел нарушить столько запретов. Теперь Наставники меня точно сотрут в пыль и развеют. Будут лежать крохотные неподвижные частички меня на траве и любой паучок, пробегая мимо, сможет с презрением пнуть меня своей лапкой. Бедный я несчастный дух стихии...".
"Ну, так, слушай. Тебе расскажу
Я про ту, что собою затмила зарю
Мое счастье нежнее, чем вкус пастилы
И прекрасней чем лебедь на гребне волны
"Причем здесь пастила? Ее губы пахли земляникой, а дух стихии Дени просто глуп. Смеяться над людьми очень нехорошо. Ведь люди и так глубоко несчастны. Жить с такими эмоциями просто невозможно. То, что люди называют любовью, является бесконечной жестокой пыткой. Сердце бешено колотится и постоянно ноет, душа разрывается пополам, а поступки не управляемы и не логичны. Даже магия не подвластна тебе. Что же ты сделала со мной Феечка. Бедный я несчастный дух стихии...".
Ее речи подобны словам мудреца
Ее скромность развеет наветы лжеца..."
Но ручей вдруг прервал речь мою и сказал:
"В нашем мире такой я нигде не встречал".
"Все верно, эта девочка из другого мира и это я привел ее. А вдруг ей не понравится у нас, и она призовет ПиЭсПи или "мобилу". Вдруг Наставники не смогут справиться с этими чудовищами, и они уничтожат наш мир. Тогда все погибнут, даже этот жухлый клочок травы с трудом пробившейся между камней. А виноват в этом буду только я — бедный и несчастный дух стихии...".
Все услышанное и от Фана и от Гарольда смешалось в голове у Ани и из этой словесной каши сами собой сложились стихи:
Я скакал по полям, танцевал по горам
Как я делал все это, не знаю и сам
Не имея сапог, при отсутствии ног
Я прекрасную даму встретить не смог
Дух стихии поднялся ко мне из ручья
"Где же счастье мое?" — спросил его я
"Твое счастье живущий в пыли злой паук
Только он сможет лапою пнуть тебя, друг"
Как заря покраснел я красиво тогда:
"Пастилой и не пахнет вкус паука!
Можешь бить и пытать, пополам разрубить
Паука не смогу никогда полюбить!".
Дух стихии, хитрец, громко вдруг закричал
И своим ПиЭсПи прямо в лоб мне попал
Взял "мобилу", нырнул и навеки пропал
Больше в мире своем я его не встречал
— Бред! Все! Конец! — не выдержала Аня.
— Это еще не конец, прекрасная дама, — невозмутимо отозвался Фан, — Это я очень пить захотел. Сейчас я водички отхлебну и продолжу. В этом сонете я еще двадцать четверостиший спорю с ручьем о красоте своей дамы, а потом называю ее имя.
— Хватит, Фан! — Аня остановилась и повернулась к мальчику. Ее глаза метали молнии, а от звонкого крика с вершины скалы сорвалось несколько мелких камешков.
— Я очень ценю твое отношение ко мне и стихи у тебя хорошие. Просто замечательно, что это не "Кашу глотаю, о милой рыдаю. Пельмени уминаю и снова рыдаю", но я больше не могу их слушать. Хочешь, я сама наберу тебе репейника, и ты его в меня покидаешь. Только помолчи хоть немного. Я тебя очень прошу. Сколько ты говоришь, Аннетик, у него стихов накопилось? Тысяча один? Фан, мы пока только в конце первой сотни, а я уже с ума схожу. Еще одна твоя рифма и я за себя не отвечаю.
— Ну а ты, влюбленный Ромео? — Аня перевела взгляд на Гарольда, — Не удивительно, что от тебя девушка сбежала. Ты же зануда. Постоянно ноешь и ноешь. Хотя бы анекдот рассказал для разнообразия...
В этот момент Аннет похлопала подругу по плечу.
— Что тебе, Аннетик? Видишь, я разговариваю, — не снижая голоса, поинтересовалась Аня.
— Извини, прерываю, но мне кажется, тебе надо на это посмотреть, — принцесса указала на светящийся круг в конце ущелья.
Моментально все раздражение Ани как ветром сдуло.
— Чегой-то? Похоже, оно вращается. Гарчик, милый, только не говори, будто нам надо туда.
— Разве такой зануда, как я может ответить по-другому? Конечно туда, прекрасная дама, — ответил Гарольд, и Аня явно уловила в его словах оттенок ехидства.
— Ой, посмотрите на него. Дух стихии, а обижается словно пятиклассник. По мне, так лучше будь ехидным, чем занудливым. Аннетик, Фан, идем, посмотрим на это сияние поближе.
— 35 -
Последние дни Николас Файдер проводил в бесконечной суматохе. Наличие в его квартире еще одного маленького ребенка свело жизнь к блужданию по бермудскому треугольнику, вершинами которого стали магазин, кухня и стиральная машина. Старания Николаса не проходили даром. Вася стал немного привыкать к своему новому дому, но иногда мальчик просыпался среди ночи, горько плакал и звал маму. Файдер как мог, успокаивал ребенка, но у него самого в этот момент начинало щемить сердце, и к горлу подкатывал комок.
Галина Юрьевна так и не появилась, словно ее и не существовало никогда на свете. Николас понимал, необходимо что-то с этим делать, но что именно никак не мог решить. Он был почти уверен, пропажа Васиной мамы связана с золотыми монетами, имеющими дурную привычку испаряться. При этом казалось ясным, служба безопасности фирмы, на которую работала соседка, к ее исчезновению не причастна, раз тоже разыскивает Галину.
В конце концов, Файдер решил понадеяться на удачу, и лишь только Света настолько вжилась в роль старшей сестры при маленьком братике, что детей стало можно оставлять дома одних, начал ходить по всем имеющимся в Москве скупкам драгоценностей.
Удача улыбнулась Николасу недалеко от станции метро "Бауманская", на первом этаже девятиэтажного блочного дома, который когда-то был белым, а теперь сменил свою окраску на грязно-серую с желтыми подтеками. Мимо дома сплошным потоком проходили студенты Московского Государственного Технического Университета, но это не приносило ломбарду никакой выгоды. Очевидно, хозяева, открывшие здесь скупку, сильно преувеличивали материальные возможности учащейся в "Бауманке" молодежи. По крайней мере, все сорок минут, что Николас находился в помещении ломбарда, он являлся единственным клиентом. Если конечно можно назвать клиентом человека, который в течение сорока минут читает свидетельство о лицензии.
Файдер уже не первый раз ловил на себе подозрительный взгляд скучающего в дверях охранника и решил, пора уходить, когда в дверях появилась она.
На этот раз на ней оказалась надета юбка, а не джинсы и волосы не распущены, а стянуты на затылке в хвостик, но ошибиться было невозможно. Второго такого перстня в виде большой распустившейся серебряной розы в мире просто не могло существовать.
Чтобы незнакомка не вспомнила его, Николас вышел на улицу и стал ждать. Вскоре девушка покинула помещение ломбарда и двинулась в сторону метро. Файдер незаметно последовал следом за незнакомкой.
Девушка доехала до станции "Арбатская" и вышла. Прошла немного по Новому Арбату вдоль его безвкусных стеклянных небоскребов и свернула в переулки, тянувшиеся до самой Тверской. В первый год своего пребывания в этом мире Файдер часто гулял здесь со Светой. Наполненный людьми и странными механизмами город пугал его, а здесь всегда было безлюдно и тихо. За этот покой и невысокие, непохожие друг на друга дома Николас и полюбил переулки. Они чем-то напоминали его прежний мир.
Следуя за девушкой по кривым, узеньким улочкам, Николас дошел до пруда, чудом оказавшегося в самом центре Москвы. В подъезд одного из кирпичных домов около Патриарших прудов и вошла незнакомка. Сквозь стекла шахты лифта, выведенной на фасад дома, Файдер видел, как девушка поднялась на третий этаж.
Немного выждав, Николас подошел к старушкам, сидящим около подъезда в тени покрытых городской пылью деревьев.
— Извините, не подскажите, кто в этом подъезде на третьем этаже живет?
Разморенные солнцем, скучающие старушки с радостью воспользовались возможностью поговорить.
— Петровна, а кто же у вас на третьем-то живет?
— Известно кто. Свиндичи живут, — откликнулась Петровна, — Только можно сказать и не живут вовсе. Академик то сам и супруга его померли, а Сашка, сынок их бесшабашный, редко появляется.
— А вот девушка сейчас прошла, она кто?
— Настя то? А это жена Сашкина. Из молодых, да ранних. Сашка почитай лет на двадцать ее старше, а она за него замуж вышла. Видать за богатством профессорским погналась, а откуда там богатству быть? Одно название — профессор, а за душой никогда и гроша не было, — разговорилась Петровна, но вдруг насторожилась, — А тебе до Насти какое дело?
— Да я это... Так просто, — замялся Николас.
— Знаю я твое "просто". Не стыда, не совести. Голова уже седая, а все туда же, за девчонками бегать. Давай иди отсюда, пока милицию не вызвали.
Приключение шестое,
которое проясняет некоторые тайны, описанные в приключение пятом:
— 1 -
Саша Свиндич появился на свет в конце шестидесятых годов бурного двадцатого века. Его отец, учитель физики, Николай Свиндич был родом из города Златоуста, расположенного среди хребтов Южного Урала и издревле знаменитого своим оружейным заводом и мастерами гравюры по стали.
В конце Великой Отечественной войны, восемнадцатилетнего Николая мобилизовали и отправили на фронт. За оставшийся до конца войны год он успел получить ранение, поучаствовать в освобождении города Будапешта и дослужиться до звания младшего лейтенанта. После победы, по дороге домой Николай заехал посмотреть на Москву, да так и застрял в этом суматошном городе. Сначала устроился рабочим на завод "Серп и молот", потом поступил на заочное отделение Педагогического института, успешно его закончил, а там и семьей обзавелся.
Жила семья Свиндичей, состоящая из маленького Саши, его родителей и бабушки на Строгановском проезде и неким образом умудрялась помещаться в десятиметровой коммунальной комнате. Их деревянный двухэтажный дом стоял на небольшом пригорке, и почти от самого его порога начиналась шаткая деревянная лестница, спустившись по которой можно было оказаться на Золоторожской набережной реки Яузы, так раз возле горбатого пешеходного мостика. И лестница, и мостик казались маленькому Саше гигантскими сооружениями, а заросший травой дворик просто бескрайним.
Рос Саша в меру послушным, в меру озорным мальчиком. В детский садик не ходил, а воспитывался под присмотром бабушки. Вечерами мальчик любил смотреть из окна комнаты на поезда, мчавшиеся по железной дороге Курского направления, а днем бабушка водила Сашу гулять в Андроньевский монастырь. В то время в монастыре располагался музей древнерусской живописи имени Андрея Рублева и вход на его территорию был свободным. В коротких штанишках Саша носился вместе со своими сверстниками по дорожкам монастыря, и самым радостным его развлечением стало на полном ходу угодить в грязную лужу. За этим следовало суровое наказание в виде пары шлепков по попе бабушкиной ладонью и немедленная отправка домой, но поверьте, оно того стоило. Из других развлечений Саша выделял катание по набережной на трехколесном велосипеде под присмотром отца и воскресный поход с родителями в кино во Дворец Культуры "Серп и молот". Правда последнее мальчик вычеркнул из списка удовольствий, после того как во время просмотра американской версии "Войны и мира" с Одри Хепберн в роли Наташи Ростовой он сильно перепугался вида горящей Москвой, разревелся на весь кинозал и лишил родителей возможности досмотреть фильм до конца.
