— Ты очень добра, Шура. Спасибо, — ответила я, присматриваясь к девушке. С чем связано её неожиданное самопожертвование? Полтора часа назад она тряслась от страха, и было похоже, что желание мне прислуживать добровольно у неё отбило напрочь.
— Благодарю, но это моя работа, — ответила Шура, но внутренне расцвела от похвалы и зарделась от смущения. Реакция девушки была вполне правдоподобна, но не объясняла её внезапный альтруистический порыв.
Моя кожа вновь выглядела нормально, как у всех людей, платье в кровавых пятнах я сняла и даже немного успокоилась после купания. Было похоже, что девушка постаралась вычеркнуть из памяти неприятное впечатление, но забыла всерьез вряд ли.
— Еще до бала я взяла на себя смелость заказать Вам еще два платья. Ведь графине надлежит иметь большой гардероб! Привезли ткань, очень легкую, как раз на межсезонье.
Оторвавшись от созерцания своего отражения, я поощрительно улыбнулась Шуре. Зачем же ты пришла? Если не скажет в ближайшие десять минут, дело не чисто.
— Одно будет по фасону, как белое, и те, испорченные... — тут Шура замялась, но быстро сумела взять себя в руки, — по цвету темно-синее, не броское, как Вы и хотели. Другое стального цвета, из тончайшего атласа. Ткань уже привезли, надо определиться с фасоном.
— Очень хорошо. Синее не готово?
— К вечеру доделают. Говорят, заказов очень много. Но я сказала им, что для мага императора надо все делать перво-наперво, а остальные потом! — голос её слегка дрожал, вторя внутреннему состоянию.
— Хорошая новость, Шура. Как будет готово, принеси мне. Фасон серого пусть будет такой же, как и остальные, без корсета.
Мы обе посмотрели на мое платье. Каждый поворот туловища приводил в движение легкую струящуюся ткань юбки, собирающуюся множеством складок. Алая ткань подчеркивала белизну моей кожи и темноту волос, добавляя мне еще большей загадочности. Хотя куда уж больше?
— Чудесно, госпожа! Вам очень к лицу! — Шура хлопнула в ладоши.
Она так и не сказала зачем пришла. Что заставило меня перевести взгляд на поднос с едой. Все-таки подкупить бедного, а тем более нуждающегося, человека проще простого. Если вспомнить, что у Шуры болеет мать, можно даже придумать предательству горничной достойное оправдание.
Вместо того, чтобы улыбнуться девушке в ответ, я посмотрела на неё холодно и серьезно.
— Ты так заботлива сегодня... — сказала я, предоставляя ей последний шанс отступить или признаться.
Улыбка сошла с лица Шуры, как и румянец. Она даже икнула от неожиданной смены моего настроя.
— Да, — ответила Шура сиплым голосом. Видимо пересохшее горло мешало сказать ей то, что хотелось.
Я указала одним взглядом на сок, стоящий на подносе.
Она еще сильнее побледнела, но перечить не решилась.
Выпив залпом пол стакана, она снова икнула.
— Простите, ваше сиятельство. Мне нужно было сразу признаться, но я не знала, как сказать и как вы отреагируете на мою дерзость, — выпалила Шура на одном дыхании и снова икнула. Взглянув на оставшийся в стакане сок, девушка допила его, решив, что лучше допить сок, чем продолжать икать.
Я молчала, решив дать ей возможность высказаться.
— Марьяша и Агнесс попросили отнести вам завтрак. Это кухарки наши. А их просила Дунька передать Вам просьбу. Она сказала, что Вы обещали ей помочь с родами. Так вот Дунька уверена, что сегодня родит. Сон ей был, — Шура нервно засмеялась.
— Что значит, уверена, что родит? У неё отошли воды или начались схватки?
— Нет, ничего такого. Она же у нас слегка блаженная, ваше сиятельство, — Шура приложила большой палец к виску и слегка сжала пальцы в кулак, повторив жест, находящийся в обиходе крестьянских мальчишек почти всех деревень.
— В таком случае, передай Дуняше, что как только начнутся роды, пускай посылает за мной, я сразу приду. Но сначала заплети мне косу от виска к виску, чтобы все волосы убрать с плеч.
Прежде чем Шура успела ответить, я, словно укол булавки в палец, ощутила предчувствие опасности.
Предчувствие, как и предвидение, — особый род магии, в полной мере развитый у провидцев. У меня оно появлялось всегда спонтанно и, как любое неконтролируемое явление, мне никогда не нравилось. Потому как сделать я ничего не могу, ведь я не знаю, что случится, а мучиться начинаю заранее.
Я с трудом дождалась, когда Шура закончит мою прическу и оставит меня. Знаю, что выглядела в глазах горничной капризной, но ничего не могла поделать с нервами. Предчувствие смертельной опасности распускалось в груди, подобно бутону пиона под лучами светил. Оно захватило меня, и я думала только о том, что надо спешить.
Одев шляпу с широкими полями и браслет-накопитель, который мне еще предстояло закончить, я направилась к заброшенному фонтану. Караул следовал за мной по пятам, заставляя еще больше нервничать. Надо заставить их держаться хотя бы саженях в двадцати от меня, но как?
Проходя по белоснежной галечной дорожке Малого парка, я увидела картину, заставившую меня немного сбавить шаг. Макс с перебинтованной в кисти рукой шел рядом с Катей, держа девушку за руку, а в здоровой руке нес ящик с эфиром, если судить по склянкам. Склянки позвякивали в ящике, но это обстоятельство мало интересовало Катю и Макса.
Они шли медленно, смотря исключительно вперед или себе под ноги, и вели себя, как нашалившие дети, притихшие и готовые понести заслуженное наказание. Видеть Макса робким и немного растерянным мне не доводилось. Честно говоря, я полагала, что эти чувства ему вовсе не знакомы. Но ему невероятно шло. Он казался милым, будто обнажившим сейчас в себе застенчивого, доброго паренька. Катя вела себя тоже необычно: была тиха, щеки её покрывал очаровательный румянец, а глаза, когда она поднимала их от земли и украдкой поглядывала на Макса, были наполнены такой радостью, что щемило сердце. Выглядели они необычайно трогательно и мило. Я решила не окликать их, чтобы поздороваться, боясь разрушить эту трогательную гармонию.
Но Макс сам меня заметил. Застенчивый добрый паренек быстро спрятался за саркастичным уверенным в себе мужчиной. Но руки Кати он не отпустил, что делало ему честь. Значит, он не собирается играть её чувствами, и намеренья его прозрачны.
— Графиня Ячминская? Вы прекрасно выглядите, — он отвесил мне шутовской поклон, едва не выронив склянки из ящика. — Даже не скажешь, что вчера лежали бледной немочью.
— Вы постоянно забываете, поручик Донской, что имеете дело с ведьмой. Нас не так легко убить, — я улыбнулась, при этом испытывая гадкое чувство от воспоминания о вчерашнем.
Я направилась вдоль дорожки к Максу и Кате. Когда они увидели меня, сворачивать не имело смысла, тем более, что мой путь пролегал как раз через Малый парк.
— Я так рада, что тебе лучше, Верна, — сказала Катя, смотря на меня сияющим взглядом. Прятаться за личиной девушка не умела.
— Кажется, ты хотела поработать вместе, — сказала я. — В скором времени я собираюсь принять роды. Если твое намерение в силе...
— Разумеется, да!
"Без меня вам не обойтись!" — донес до меня свою радость Лили-Оркус, заставив амулет слегка нагреться.
— Тогда я дам тебе знать, — сказала я.
— Может, признаетесь графиня, чем так вчера расстроили моего друга? Я думал, он утром из гвардейцев весь дух вытащит на тренировке.
— Почему вы решили, что это я его расстроила?
В глазах Макса заплясали лукавые бесята. Он слегка понизил голос, чтобы мои телохранители не расслышали, и наклонился ко мне ближе.
— Потому что рано утром он выходил от Вас, маленькая притворщица.
Я отшатнулась. Значит, Дарен все же остался со мной, только я этого не помню.
— Мне кажется, это их личное дело, Макс, — сказала Катя, чем удержала меня от грубости, которая готова была сорваться с губ.
— Ты права. Прошу прощения, если оскорбил, графиня, — сказал Макс сухим холодным голосом, которым дворецкие озвучивают названия блюд за столом.
Извиняется он также из рук вон плохо, как и Дарен. А я-то думала, что между ними общего?
— Вы это делаете частенько, поручик. Но только сегодня решили извиниться, — ответила я Максу, внутренне досадуя, что не смогла сдержать колкость. Не стоило этого говорить, тем более, что я не чувствовала себя уязвленной. Скорее я испытывала раздражение, что мои с Дареном отношения кого-то заботят больше, чем должны бы. Пускай этот "кто-то" его друг, который беспокоится о Дарене, — неважно.
"Я хочу на свободу! Хочу лесной маны!" — закричал мысленно Лили-Оркус, чем заставил сморщиться. Надо же, мой дух хочет лесной маны! Ну что за глупость? Ведь духи, привязанные к амулету, могут получать ману только через мага.
Макс и Катя приняли мою гримасу на свой счет.
— Все знают, что полковник был с тобой в одной комнате, только потому что заботился о твоей безопасности, — сказала Катя и предупреждающе взглянула на Макса, пронзив того своим чистым, полным негодования взглядом голубых глаз.
— Ну, конечно же, мой ангел, только поэтому, — сказал Макс очень ровным голосом, без ехидства и скрытой пошлости. Хотя, зная Макса, можно было не сомневаться в скрытом от Кати двойном смысле его слов.
"Сегодня у меня будет работа. Я должен набраться сил" — вновь подал голос Лили-Оркус. Он освоился до той степени, что понимал речь людей, находящихся рядом со мной. И я бы не удивилась, что он смог бы воспроизвести пару слов так, чтобы его услышали.
"Моркл тебя раздери, Лили-Оркус!" — ответила я мысленно.
Не попрощавшись, я пошла в сторону Большого парка. Не хватало, чтобы мой дух напугал Катю или даже этого несносного остряка Макса.
— Графиня, полно Вам... — донесся мне вслед голос Макса. — Верелеена, я не хотел Вас обидеть...
Кажется, мое бегство кое-кто принял на свой счет. И поделом. В следующий раз будет думать, прежде чем обвинять меня леший знает в чем.
Лес принял меня радушно. Густая листва спрятала от жара двух звезд, птицы пели свои песни, стрекотали кузнечики и летала мелкая мошкара. Ближе к заброшенному фонтану, месту, которое располагалось вдали от Ольшенки и вдали от прогулочных дорожек, мошкара отстала и гостеприимству леса Большого парка я смогла порадоваться в полной мере.
Закрыв глаза, я подняла лицо вверх, подставляя его под пробивающиеся сквозь кроны мелькающие пятнашки желтого света.
"Выпусти меня. Я тоже хочу маны!" — произнес в моих мыслях Лили-Оркус, напрочь сбив благостный настрой. "Ремня б тебе всыпать!" — со злостью ответила я.
— Господа, мне требуется уединение. Я буду у того заброшенного фонтана. Можете его проверить, если хотите. И отойдите саженей на двадцать.
Переведя взгляд на скрытый пихтами и кустами калины фонтан, Юла сглотнул. Сержант попытался отдернуть белый воротничок своей форменной рубашки.
— Графиня, это место не пользуется популярностью, знаете? — сказал Юла, смущенный моим невежеством.
— Говорите яснее, ефрейтор, — ответила я тоном, гораздо более холодным, чем того заслуживал добрый ответственный Юла.
— Это место имеет дурную славу, графиня, — пришел на выручку ефрейтору сержант.
— Дурнее, чем имею я? — спросила я.
Моя прямолинейность смутила сержанта, а Юла и вовсе пошел красными пятнами.
— Это место любила покойная мать императора Николая, — сказал сержант и замялся.
Мои телохранители переглянулись.
— Она любила здесь бывать. Именно здесь она умерла, но никто не знает, почему это случилось. Её нашли с книжкой в руках, лежащую на скамейке, — сказал Юла, понизив голос почти до шепота.
— Это ничего не значит, ефрейтор, — ответила я, внутренне успокаиваясь.
— Кто оставался здесь один, говорили, что им чудился призрак королевы и всякие голоса, — с пылом зашептал Юла, бросая по сторонам тревожные взгляды.
— Можете сходить перекусить пока, раз так сильно боитесь, — сказала я.
— Ну что Вы, нет. Мы не оставим вас одну! — воскликнул Юла, но голос его предательски сорвался.
— Ни в коем случае, графиня. У нас приказ, — сказал сержант ровным выдержанным голосом.
— Вы мне будете мешать. Так что можете обходить фонтан по кругу. Будете далеко от фонтана, и за свою безопасность я могу не волноваться.
Я снова поморщилась, что опять же мои собеседники приняли на свой счет. Лили-Оркус бесстыдно ржал в моих мыслях, услышав, с чем связан страх двоих мужчин. Ему, может, и было смешно. Но мне не очень. Как и ефрейтору с сержантом, которые, кажется, решили, что я сочла их редкими трусами.
— Я настаиваю, — ответила я, прежде чем сержант поймет, что оскорбленная гордость аргумент весомее, чем будущий страх. — Мне нужно уединение. Когда вы будете рядом, я не смогу сосредоточиться.
Караульные слегка поклонились.
— Мы будем неподалеку. Если что, только крикните и мы будем рядом.
Я села между кустами калины и фонтаном, так чтобы лихие наездники, изредка проносящиеся по лесу Большого парка, меня не заметили.
Как я успела убедиться в прошлый свой визит, призрак опасался магов. Но теперь у меня есть Spiritus exerсitus, новый статус, а также желание разобраться с даром крови. Думается мне, то, что Николаю так и не передали этот дар, является причиной задержки Ликаны на этом свете. Возможно, я смогу помочь и ей и всем нам.
А пока призрак императрицы не явился... Закрыв глаза, я сосредоточилась на Spiritus exercitus. Настроившись на волну огненной стихии, я вызвала грифона. Он появился надо мной, бесшумно хлопая крыльями, и распространяя жар. Ослабив контакт с грифоном, я настроилась на стихию земли. На смену внутреннему свету и внешнему жару пришла тьма и холод. Имор выплыл из земли и белесой бесформенной тенью завис в двух саженях от меня. Удерживать контакт с двумя духами стало сложнее. Переключаясь с грифона на имора, я принялась отдавать им распоряжения. После часа тренировки контроль стал даваться легче, но все равно нужно было держать концентрацию и прилагать максимум усилий. Если нить контакта с одним из духов терялась, приходилось налаживать её снова и снова.
Перед тем как вызвать келпи, я немного восполнила резерв маны. Немного — потому что удерживать контакт с духами и впитывать ману оказалось задачей не из простых.
Вызвать келпи получилось после того, когда мне удалось нащупать грань, до которой можно ослабить контакт с духами, но не разорвать совсем. Достигнув состояния этой тонкой грани, я смогла настроиться на водную стихию.
Отдавать распоряжения трем духам, даже по очереди, не получалось. Либо разрывалась связь с келпи, либо духи не понимали к кому именно я обращаюсь.
К третьему часу тренировки по моей спине текли ручьи пота, тело дрожало и я готова была упасть на траву и разрыдаться. Только вряд ли мне помогут слезы, когда маги, устроившие анархию смерти в Виргане, нападут на Карплезир. Поэтому выполнив дыхательную гимнастику для успокоения, я продолжила.
Еще через два часа, отпустив духов, я рухнула в траву. Утро незаметно для меня перетекло в день, заменив лесную свежесть духотой. Хотелось закрыть глаза и забыться, но червячок тревоги грыз изнутри.
Позволив себе отдохнуть, я почувствовала, что бессилие отступило. С притоком новых душевных сил мана притягивалась на порядок легче. Предстоящая работа с накопителем больше не казалась изощренной пыткой.
