— Увидишь, — улыбнулся Лис, — сам на всё посмотришь. Сюрприз будет.
Федя ушёл, мы заперли за ним дверь. Из личного сейфа я достал документы по "Плесени".
— Третье, что я вам сказать хотел, касается непосредственно Феди. Мы в своём плане очень недооценили степень восприятия нашего образа жизни, особенно среди детей и молодёжи. Бумаги мои все читали? Так вот, мы в "Плесени" закладывали по пять лет на переход от колонистов, с которыми только торговля, до подданных, потом ещё столько же — до крепостных. А исходя из того что увидел я, срок надо раза в два снижать. Это с одной стороны. С другой, если такая степень восприятия нового у других тоже будет, то проблем мы огребём по самое не балуйся...
— Почему? Наоборот, хорошо получается, быстрее под нас пойдут, — Буревой высказал всеобщее мнение, судя по реакции моих друзей.
— А если и степень сопротивления будет тоже раза в два больше? Мы-то рассчитывали на работу с мелкими коллективами деревенскими. А потом, через пять лет, когда они поймут, что под рукой Москвы жить проще и богаче, уже по нашей "Плесени" и сопротивляться некому станет, все согласны будут. А ежели срок меньше положить на такое? А если все быстрее поймут, что происходит? Против нас объединяться начнут? Да и местная власть может в стороне не остаться. Вон, только нашим авторитетом в Заболотном отбиться смогли от наследника деда-маразматика. А теперь представьте, если мы план наш начнём, а мы по весне первый рейс наметили, колонистов искать собирались, а нас через полгода уже дружины князей местных будут ждать на месте колоний? Что делать? В ноль их вырезать? Так другие на их место придут, и всё по новой. Думать надо, как такому вот противостоять, да сроки плана сжимать раза в полтора-два. И готовиться серьёзнее. Все, надеюсь, согласны? Ну раз все, тогда на сегодня мы всё закончили, оформим решения в другой раз. Спать хочу — не могу!
Выспаться не удалось. Сначала дома был микро-скандал. Причём, наверно, первый серьёзный конфликт с супругой. Зоряна мне заявила, что не дело это. Родная кровинка, Вовка наш, играется, учится, как все, а он Государя сын! А тот, Государь в смысле, вместо того, чтобы его, Вовку, на совещания брать, какого-то корела Федьку с собой таскает! Пилила мозг половину ночи, пообещал ей по утру дать ответ. Моя любимая чуть успокоилась. А рано утром разбудила уже другая пила, паровая.
Проснулся я от шума. Хорошего такого городского и промышленного шума. Все галдят, что-то трещит, что-то пилит, что-то свистит — ужас! Куда я попал! Форточка чуть приоткрыта, а в спальне такое ощущение что Шнитке концерт устроил! Пошёл разбираться...
В городе натуральный производственный бум! Причём народ специально в субботу встал пораньше, и работает так, что только пар стоит. В гаражах, ворота у многих открыты, народ строгает, пилит, крутит, сверлит, красит... Заглянул в один — мебель резную делают, поздоровались, и опять работать, не отвлекаются. В другом камень красивый на плитку режут, в третьем — какие-то доски хитрые, для внутренней отделки, я так понял. Все заняты, один я слоняюсь как неприкаянный.
— Видал! — нагнал меня Лис, — Здорова! Вот такое теперь каждую субботу. Пашут до темна, получше чем на наших стройках.
— Ну так для себя, немудрено, — я разглядывал семью, которая на цемент приклеивала декоративные плитки камня поверх стены, — а красиво, себе надо так сделать. Где материал брали?
— Трактор мужикам в аренду выдали, налог за пользование природными ресурсами взяли, они и принесли, — поведал мне Лис.
— Хм, молодцы. Тут как, меняются хоть друг с другом?
— Держи карман шире! — захохотал Лис, — Подожди, себя обеспечат — начнут через лавку нашу за комиссию друг другу продавать.
— Надо такое вот, — я ткнул в плитку, красивая, зараза, — в каталог включать. Может, в Новгороде или ещё где понадобиться. Всё хлеб.
— Да мы уже о том подумали, только каталог отдельный будет, и расценки, — сказал Лис.
— Ты-то, кстати, чего не в гараже? Или не придумал, чего делать?
— Да какой там, — замахал на меня Лис, — там у меня занавески шьют, твоя, кстати, супруга тоже. Меня и выгнали.
— Ну пойдём тогда по цехам, посмотрим, как дела продвигаются.
Двинулись в сторону судостроительного. Там на стапеле стоит "Варяг", модернизация у него, а рядом — копия посольского судна, по весне спускать будем. Оно деревянное, без отделки корпуса. Внутренности чуть другие — нам десант высаживать конный не придётся. Через трап всё спустим. Сели прямо на судне обсуждать будущий поход торговый по озеру. В него я тоже пойду — посмотреть своими глазами на всё, Златобора правильно наставить, он уже полностью в наш коллектив вписался и гражданство получает. Рюрик освободил его от должности мытника, вот и старается теперь бывший Инспектор познать таинства письма и счёта московского, чтобы экзамен сдать. Проговорили долго, состав товаров обсуждали, процесса обмена, картографию. Потом пошли к дому Лиса. Мне надо с супругой вопрос с Вовкой решить, с его участием в наших совещаниях.
Нашёл Зоряну у Лиса в гараже, там кружок кройки и шитья. Забрал жену, повёл за пределы крепости. Вывел на нужное мне место, поставил.
— Озеро видишь? Ага, подмёрзло... А место это помнишь? Нет? Костёр тут здоровый недавно был...
— Когда боярских людей сжигали, точно! Вспомнила! Ты к чему это?
— А помнишь, любовь моя, почему мы их тут сжигали? Сынка его, избалованного, что род свой ставил поверх всего и родовитостью своей бахвалился? Помнишь?
— Ну, помню, — пожала плечами Зоряна, — мерзкая семейка...
— Ну а чего мёрзкая-то? Нормальная. Дед боярин был, почитай, отец — тоже, вот и сын боярин, родовитый значит..
— Ну так человек то плохой! — сердито топнула супруга, — Какая разница, кто у... него... отец...
Закончила жена почти шёпотом.
— Думаешь, и Вовка может таким стать, плохим? — после долгой паузы промолвила тихо Зоряна.
— Я этого не говорил. Станет таким, как мы его воспитаем. Не больше и не меньше. Только вот никто не знает, что из это выйдет. Отец того сынка-мажора тоже, наверно, старался для сына, к боярству готовил, ни в чем не отказывал да при себе держал, учил да с самыми благими намерениями воспитывал. Ну вот и развеяли мы его прямо тут. А сынок в кандалах к Рюрику отправился, на суд. И тут, кстати, не только в Вовке дело. У него дети будут, их тоже выделять станем? Больше давать, чем остальным? За что? За то, что Игнатьевы? Задерут нос, станут прав себе требовать, почувствуют себя лучше чем другие просто потому, что род у них знатный. Найдётся ещё один, такой как я, и упокоит потомков наших, за чванство да гордость непомерную. Или хуже того, в дружки-приятели набиваться народ станет, лебезить перед ними, возносить на пьедестал, безгрешными считать и правыми во всем, тогда вообще пиши пропало, такие чудовища получатся.
— И что ж теперь, в чёрном теле его держать?
— Ну это-то другая крайность, нет в этом смысла. Помнишь, я вам про выборы рассказывал?
— Помню. Блажь это...
— Нет, не блажь. Это предохранитель, как на паровой машине, чтобы идиоты да родовитые, что кичатся предками своими, а у самих ума ноль, не лезли в главные! В Государи да министры! Сейчас ты попросишь Вовку таскать на совещания, потом другие подтянуться со своими детьми, из наших, из Игнатьевых. Получиться такой себе кружок для избранных, куда другим хода нет...
— Ну и что тут плохого? — не понимает Зоряна.
— А то, что потом ты его на должность управляющую поставить попросишь, родную-то кровиночку, чтобы топором не махал, а в тепле и уюте сидел. Потом — вместо себя оставить попросишь, да и другие так сделают. Поколение пройдёт — Игнатьевы тут всем продолжат заведовать да своих детей в тому же готовить. Ещё одно — и будет у нас, как в Европе, король, наш с тобой потомок, да знать — его родственники. Только вот сможешь ты мне гарантировать, что при таком раскладе достойные люди попадут в государи да министры? В военачальники? Может, внук мой захочет себя науке посвятить, а его силком на трон потащат, по роду ему положено будет. И государь хреновый выйдет, и сам внук — несчастным. И остальные озираться будут, недоброе думать. Мол, написано в Законе, что все равны. А тут получается, что некоторые ровнее, и как человеку умному да умелому подняться? Зачем тогда всё это? — я обвёл рукой московские стены, — Пойдут таки дальше счастья искать, государство ослабеет, а то и заговор создадут, да сами на трон сядут, наших с тобой внуков порешив. Чтобы такого не было придётся народ гнобить, оружие да военное дело только избранным, остальных — под шконку. Да озираться по сторонам постоянно, нет ли заговора? Потом всё дальше пойдёт, крепостное право и право первой ночи, показательные казни для бунтовщиков да революции. Ты бы так жить хотела?
— Нет... — тихо промолвила жена, потом вскинулась, спорить стала, — А вдруг по-другому будет, хорошо?
— Неа, не будет. Встанем на путь передачи власти по родству — конец будет один. Я тебе примеров кучу приведу. Был в своё время государь, Николай Второй звали. Может, и человек хороший, да вот правитель отвратительный из него получился. Тоже по родству на самую вершину влез, а его потом со всей семьёй убили, да кислотой залили, чтобы памяти даже о них не осталось. Другой был, Иван Грозный звали, тот потомство после себя не оставил, и вся страна друг дружку резала, царя все искали себе. Это другая грань потомственной передачи власти. Третий был, Петр Великий, тот у сына заговор нашёл, сына прибил, в итоге дочка того Петра на трон влезла. Во Франции, у франков, там король сказал "Государство — это я", и после его смерти страна рухнула, и сына его бунтовщики порешили. Итог один — чтобы удержаться нужны репрессии, гайки закручивают, народ волнуется, потом бунт и смерть. Других примеров я не помню, разве что иногда из государя куклу делают послушную, что власти не имеет, а сидит, навроде зверюшки домашней на троне, для красоты. Только вот ресурсы на такое тратить — бестолково.
— А что, выборы твои эти жизнь у всех лучше делали? — супруга не унимается.
— Да нет, и они тоже плохо. У нас на несколько лет выбирали главу государства, так были и такие, что нахапают побольше, и бежать после очередных выборов. Тоже факт.
— Надо соратников просто хороших выбирать, они государю помогут и дурака на трон не пустят, — выдала решение мне Зоряна.
— Ага, вот тебе другой пример. Другой был у нас Государь, Сталин звали. Тот и правил вроде достаточно мудро, хоть и жестоко, и среди соратников его людей достойных было немало. А после его смерти его же сподвижники имя того Сталина в грязь втоптали, кровожадным животным обозвали, да всё хорошее, что им было сделано, по миру пустили. Сорок лет не прошло, а страна развалилась и много людей от того погибло.
— Как-то всё мрачно у тебя получается. Куда ни кинься — везде только кровь да смерть, — супруга пнула кусочек льда, — и что же теперь делать? Ты как сам думаешь?
— Я думаю, что надо так жизнь построить, чтобы каждый — я подчёркиваю! — каждый мог сказать "Государство — это я"! И соратники нужны, и выборы, нужна система сдержек и противовесов. Плюс так надо все организовать, чтобы власть не давала красивой жизни, а была тяжким бременем, трудным и сложным. Установить такие правила, чтобы каждый знал, что может он при наличии ума и знаний, ответственности и других качеств подняться в государстве. Я пока не говорил никому, но сам не очень пока понимаю, как нам тут дальше власть устраивать. Мне видится Государственный Совет родовой, из Игнатьевых и к ним примкнувших, основателей страны. Не из-за родства, а из-за того, что самые образованные они. И много нас, если с Ториром и Лисом да Святославом посчитать, да потомков в это число включить. Тогда не будет самодуров на троне или правителей слабых, из своей среды пусть достойного выбирают, да приглядывают строго. И главное — порядок определят, кого в совет политический этот включать. А то, может, не захотят внуки наши политикой заниматься, по стезе инженерной или какой другой пойдут. Что же, насиловать их теперь, заставлять делу, от которого воротит, всю жизнь посвятить? И ещё, думаю, один Совет нужен, Профессиональный. Тот будет по научной да хозяйственной части, чтобы решения политического Совета не приводили к упадку страны. В нём самых умных да авторитетных в науке и технологиях, в экономике и строительстве собирать станем. Ну и третий, им в противовес — Земский. Пусть люди, что под нами живут, представителей в нём собирают своих, и на жизнь свою жалуются, идеи продвигают, будет обратная связь. Если всё правильно устроить, то может устойчивая конструкция получиться. А Правительство пусть решения тех Советов в жизнь проводит. Ну и Государь, что по мере надобности выдвигается из числа людей достойных, лишь для решения быстрого вопросов нужен станет.
— И выходит, не хочешь ты власть Вовке оставить?
— Нет, не хочу. Захочет да ума хватит — сам возьмёт, шанс такой будет. А так пусть тем занимается, к чему душа лежит. Наукой, строительством, исследованиями, морем, сельским хозяйством, медициной — ему везде пути открыты. Нам пришлось с тобой взвалить на себя ношу тяжкую, государство строить, под давлением внешних обстоятельств. Пусть хоть дети наши живут так, как хотят, а не как отцы им диктуют да родословная указывает.
— И то верно, — супруга взяла меня за руку, — ты прости. Не подумала я сразу, хотелось самое лучшее сыну оставит. Кукша при деле, Влас и Смеяна тоже, а Вовка школьником бегает простым...
— А пусть бегает! — я погладил руку жены, — Тоже полезно. Помни просто всегда, что с такого вот "кровиночке по-родственному надо бы должность выхлопотать" начинается развал всего. А идею с Федей... Ну, мы её просто продолжим. Подумай, как на наш Госсовет с мужиками детей водить, пусть тоже слушают. Не только снизу знают, на практике учебной в учёте помогая, но и смотрят, как решения принимаются, польза тоже будет. Да и взрослым бы не мешало...
— Подумаю, — Зоряна взяла меня под руку, — пойдём, что ли. Холодно тут...
Воскресенье было спокойным. Никто меня пилой не разбудил, посвятил время Вовке и жене. Та все выпытывала примеры из несостоявшегося будущего, прикидывала, как избежать проблем у нас. А Вовка просто рад был, что папка дома.
Денёк отдохнул, и снова в бой. Народ по работам разъехался-разошёлся. Партия рабочих поехала в Адъ, там ещё доделать надо многое новым подопечным. Ещё одна команда отправилась к Самуилу, надо хазарина в Москву привезти, документы оформлять да договора подписывать. Плюс гостей из земель Новгородских отправили. По стройке вопросы решали, там в основном по расширению Суворовского училища и Смольного, под большее число людей планировать надо. Потом Обеслав с Кнутом, про лодку новую говорить пришли. Кукша взял меня в оборот, о вооружении экипажа думали и связи на корабле. Потом Буревой посоветоваться пришёл, он всё селитры выход повысить пытается. Потом Торир... Тысяча, если не миллион дел, рабочих моментов, вопросов и задач. А мне, кстати, нравиться.
