АХ: Скажите, а им нужна кровь непременно своего вида? Или любая сойдет?
КБ: Да как вам сказать... Наши зараженные мыши спокойно обходятся любой: свиной, крысиной, кошачьей... человеческой, кстати. Но если есть выбор — да, отчетливо предпочитают свою, мышиную. Правда, это может быть и никак не связано с объективными преимуществами продукта — и, соответственно, не регулируется естественным отбором.
Молекула гемоглобина состоит из железосодержащего "гема" и белка "глобина". Гем — необходимый "для дела" — и вправду идентичен у всех млекопитающих, а вот белки-глобины — не вполне. И вообще в крови есть еще куча всего, влияющего на ее вкус. Ну вот и — эдакая вкусовщина... извините за каламбур.
АХ: А ваши мыши могут заражать друг друга?
КБ: Да, могут. Дело в том, что "вамприоны" слипаются в фибриллы заметно медленнее всех прочих прионов. И когда на поверхности нейронов начинается их массовое размножение, они проходят сквозь гемато-энцефалический барьер в кровяное русло. А из крови — в разные тканевые жидкости, ну и в слюну тоже. Укус — и привет!
Собственно, путь заражения тут такой же, как при бешенстве: от мозга — к слюнным железам, а потом от места укуса — к мозгу нового носителя. Только при бешенстве вирус распространяется прямиком по нейронам, а здесь — через кровь. Оно и понятно: вирус-то сквозь ГЭБ не пройдет , а прион — пожалуйста. В общем, в плане циркуляции болезнетворного агента в природе "синдром Гороховца — Гольштейн" — это как бы такое сильно растянутое по времени и нелетальное бешенство...
АХ. Гос-споди, еще и через укус... Скажите, а ваши мыши как — в зеркалах-то отражаются? Тень — отбрасывают?
КБ: Отражаются, отражаются... Но вот — врать не стану! — серебра, чеснока и солнечного света они отчетливо избегают. Хотя, конечно, и не распадаются от того света в горсть праха...
АХ: С нами крестная сила...
КБ: Не-не, вот на ЭТО дело они — точно нулём!
АХ: А что — пробовали?
КБ: Конечно — невелик труд-то. Да, так вот — к серебру. Работать-то оно работает — факт, но вот как — не очень понятно. То есть механизм неясен даже на уровне очень простой вроде бы химии...
Ну, во-первых просто про серебро: это довольно странный по свойствам металл. Вы наверняка слыхали, что металлическое серебро обладает бактерицидными свойствами: вода, месяцами сохраняющая чистоту и свежесть в серебряных сосудах, и всё в таком роде.
АХ: Ну, да! Святая вода...
КБ: В том числе. Так вот, ни в каких корректных экспериментах обнаружить бактерицидные свойства металлического серебра не удается. Вы можете тот металл даже нашинковать на наночастицы — для улучшения соотношения "объем-поверхность", как это сейчас делают фармацевты: это всё равно не работает. Работают ионы серебра, да: это — ничем не примечательный "тяжелый металл", второго класса токсичности, на бактерий, естественно, действует тоже. Но металлическое серебро химически крайне инертно — благородный металл как-никак! — и в ионную форму оно почти не переходит. Поэтому большинство биологов — если они не состоят на службе у фармацевтических компаний, продвигающих те препараты на основе микрочастиц серебра — сходятся на том, что никакими целебными свойствами сей металл не обладает вообще, это всё городские легенды.
АХ: А я всегда думал...
КБ: Возможно, вы как раз думаете правильно: тысячелетний практический опыт человечества тоже тАк вот, за здорово живешь, не отбросишь. Ну работают там какие-то молекулярные механизмы, до которых мы пока докопаться не сумели... Вот так же, похоже, обстоит и у нас, с носителями "вамприона".
Вот есть такое редкое заболевание — аргирия. У нас в организме имеются штатно ионы серебра — как и всех прочих тяжелых металлов. При аргирии эти ионы под действием солнечного ультрафиолета восстанавливаются до микрочастиц металлического серебра. Те слипаются между собой и откладываются в тканях кожи, эдакими серыми пятнами. Неприятно — в плане эстетическом, — но ничего опасного для здоровья: ведь серебро химически крайне инертно, ни на какие процессы в организме реально не влияет. Но, с другой стороны, именно из-за этой инертности, и удалить те микрочастицы практически невозможно.
Так вот, носители "мутации 666" подвержены той аргирии поголовно. А когда этого самого восстановленного серебра накопится в организме достаточно, в местах его концентрации возникают, опять же под действием ультрафиолета, незаживающие трофические язвы.
АХ: Ну вот же, всё понятно!
КБ: Увы, нет. Источник всего этого — "штатное" серебро в ионной форме, содержащееся внутри организма. И при чем тут металлическое серебро — даже если это пресловутая серебряная пуля в тканях, не говоря уж о серебряном кресте где-то рядышком?.. Да, и еще одна деталь. ЧИСТОЕ серебро, как выяснилось, тут вообще не работает — только в комбинации с нерастворимым же сульфидом серебра. Это — к вопросу о чесноке.
АХ: А он тут при чем?
КБ: Ну, действующее начало чеснока — это соединения серы. Они способны осаждать сульфид серебра в организме. Это, кстати, в медицине один из способов борьбы отравлением серебряными ионами: связывание их серой в химически инертный сульфид.
Серебро — хоть и благородный металл, но поверхность его темнеет. Это как раз смесь сульфида серебра — от следов сероводорода в воздухе и окиси серебра — от таких же следов озона. Формально-то серебро тут переведено уже в ионную форму, да — но вещества эти очень слабо растворимы, как их "протащить" внутрь организма сквозь кожу — непонятно.
Вообще-то, окись серебра растворима в солях аммония и аммиаке, а это всё добро содержится в поте. Так что я, теоретически, могу себе представить, как действует в этом плане серебряный нательный крест, носимый на потной груди. Но вот при одномоментном соприкосновении...
АХ: И в любом случае они должны действовать совокупно: и серебро, и чеснок, и ультрафиолет...
КБ: Совершенно верно. Но, повторюсь, зараженные мыши отчетливо избегают и металлического серебра — креста, например, — и чеснока в головках, не говоря уж об ультрафиолете; как говорится — "Факт на лице". И очень любопытно, кстати, получается с зеркалами: зеркал-то они действительно избегают — но вовсе не всех, а только изготовленных по старой технологии: с серебряной амальгамой.
АХ: Окей. Давайте уже перейдем к самому, наверное, интригующему во всей этой загадочному картине: к изменениям в поведении этих ваших мышей. Анонсированным вами чуть ранее!
КБ: Ну, для начала, тут, наверное, стОит опровергнуть широко распространившееся заблуждение, будто они "намного умнее" обычных. Нет, они не "умнее": у них "намного лучше память" — разница понятна? Попросту говоря, у них в голове гораздо больше справочной информации, но способность делать из нее выводы ничуть не лучше. А вот по части коммуникационных способностей там всё действительно очень непросто и загадочно.
Как мы с вами помним, главная фишка "Мутации 666" — способность переводить размножение приона из режима цепной реакции в автоколебательный процесс. Благодаря чему, собственно, и успевают нарабатываться в куда бОльших количествах пресловутые "молекулы памяти". Однако постепенно нерастворимые прионные тяжи и бляшки всё-таки накапливаются в нейронах и забивают их. И когда дело подходит к опасной для жизни черте, организм "уходит на покой": он впадает в оцепенение, называемое "прионным стазисом"...
АХ: Это что-то вроде анабиоза, да?
КБ: Вы имеете в виду замороженные тела в фантастических романах? Нет, конечно. Это нечто вроде очень глубокой спячки, когда отключены практически все функции организма, кроме работы "протеазы V", подъедающей-таки потихоньку те фибриллы. При достаточно низких температурах мышь может пребывать в этом состоянии неопределенно долго. У нас, во всяком случае, до сих пор живы несколько мышей из первой партии. Они "спят" уже пятый год, и ничего вроде бы им не делается; это при том, что мышиный век — максимум пара лет. При таких температурах и протеаза работает крайне медленно, но им, похоже, спешить особо некуда.
АХ: То есть это, вроде как... ну, не бессмертие, конечно, но сверхдолголетие?
КБ: Нет-нет! Общая продолжительность жизни мыши в активной, нормальной фазе не так уж сильно превышает штатную пару лет. Просто жизнь эта как бы "разрезана" на несколько кусочков, разделенных периодами того "мертвого сна"... во тьме холодной глубокой норы...
И вот кстати: есть в Африке такой колониальный подземный грызун, голый землекоп, Heterocephalus glaber. Славен он прежде всего тем, что это — единственное позвоночное, у кого возникла "эусоциальность": размножается единственная самка-"царица", а остальные члены колонии только обслуживают ее и защищают. Ну, в точности как у общественных насекомых — муравьев и термитов. Так вот, у них еще куча странностей: уникально низкое потребление кислорода, уникальное же отключение терморегуляции — на чем экономится куча энергии — и, среди прочего, фантастическое для мелкого грызуна долголетие: 30 лет и более. Мы даже специально сравнивали с ними наших мышек — были большие надежды, — но нет: там, похоже, работают совсем другие молекулярные механизмы.
АХ: А как они выходят из этого "мертвого сна"? У них есть какой-то "будильник"?
КБ: Вот! Вот тут и начинается самое интересное! Оказывается, самостоятельно выйти из этого состояния мышь не способна. Ее должны "разбудить" товарищи... или, если угодно, слуги. Они находят "спящую царевну" и наносят ей укусы — не опасные, но болезненные. На этом выделяется адреналин, он "запускает" сердце, ну, потом уже и всё остальное.
Но! Из той спячки мышь выходит в состоянии крайнего истощения; а главное — двухвалентное железо в ее организме израсходовано практически полностью. И если она не напьется крови, немедленно, то умрет. И что б вы думали? — те товарищи, или слуги, бестрепетно прокусывают себе крупный кровеносный сосуд и отпаивают просыпающуюся собственной кровью! Не будучи даже связаны с ней никаким кровным — ха-ха! — родством... Неслабый уровень социальности и альтруизма, верно?
АХ: Невероятно! А как они узнаЮт, что "пора будить"? И находят место, где спряталась "спящая принцесса" — она ведь хорошо прячется от чужих глаз? Это... это что-то вроде телепатии, да?
КБ: Нет, ничего похожего. Зачем вводить такую "избыточную сущность", как телепатия, когда вполне достаточно хорошей памяти? Они просто помнят — куда и когда надо прийти...
АХ: Ну и чем такое объяснение... э-ээ... материалистичнее?
КБ: Тем, что у них у обоих одни и те же "молекулы памяти". Если перенести "спящую принцессу" в другое место, "свита" в должный час является туда, где та должна была быть, и безуспешно ищет ее там. А если "свиту" доставить туда, куда "принцессу" перепрятали — те даже не пытаются ее искать. Вопрос о телепатии считаем закрытым?
АХ: Да, "молекулы памяти" поубедительнее будут...
КБ: И есть еще одно. Как вы уже наверняка поняли, обзавестись "вамприонами" мыши могут двумя разными способами. Есть носители "Мутации 666" в генотипе, и есть особи, которым прион был введен извне — при укусе, или как-то еще. У этих последних все процессы идут во внеядерных белковых структурах клетки и никак не затрагивают ДНК. Можно сколько угодно раз передать этот прион — через укус — следующему по счету носителю, но в генотипе их всех никаких "записей" об этом всё равно не останется. Ну, тут некоторая аналогия с родовой аристократией и жАлованным дворянством...
АХ: Любопытная аналогия...
КБ: Так вот, уходят-то в прионный стазис все они одинаково, но вот выйти из него удается — только "аристократам". Ну, во всяком случае "добудиться" "служилого" пока не удалось никому. Так что, похоже, эти ребята — ОДНОРАЗОВЫЕ, а нужны они популяции лишь затем, чтоб было кому встретить-обиходить пробуждающихся "аристократов".
АХ: То есть "служилые" — это, выходит, просто РАСХОДНЫЙ МАТЕРИАЛ... Но они что-то для себя имеют от вхождения в этот "элитный клуб" — кроме заметного укорочения собственной жизни? Или их никто и не спрашивает — кусают, и всё?
КБ: Ну, "чужая душа — потемки", уж мышиная-то точно... Но что-то они точно в этом находят: уровень эндорфинов у них стабильно выше, чем у незараженных. Как там, в классике — "Лучше один раз живой крови напиться, чем триста лет питаться падалью"?
Ну и, скорее всего, "вамприон" определенным образом модифицирует поведение своего носителя. Вот, для примера: есть такой паразитический червь — ланцетовидная двуустка, Dicrocoelium dendriticum. Там очень сложный жизненный цикл, и один из промежуточных хозяев — муравей. Личинки червей, церкарии, поражают его "мозг" — подглоточный ганглий — так, чтобы муравей тот взобрался на верхушку травинки и сидел там, намертво вцепившись в нее челюстями; пока травинку ту — вместе с ним — не сжует корова или овца. В чей желудок и необходимо попасть тем личинкам червей.
АХ: Потрясающе!
КБ: Понимаете, дело тут даже не в ювелирной точности манипулирования поведением носителя-муравья — при наших лоботомированиях такая и не снилась. Гораздо интереснее вот что: из пары десятков собратьев-церкариев, проглоченных муравьем в общем комке защитной слизи, один должен пойти рушить муравьиные мозги, "положив жизнь за други своя" — без шансов выйти обратно из того ганглия. Вот как они промеж собой определяют: кто именно? На пальцах кидают, короткую спичку тянут? Это ведь не фиксированные касты, как у муравьев и термитов — тут у всех особей одинаковые, так сказать, права и шансы на оставление потомства...
АХ: Камикадзе!
КБ: Вот-вот. Возвращаясь к вашему вопросу: ну и что этот самый церкарий-камикадзе с этого дела имеет, окромя гарантированной гибели?
Впрочем, сам носитель как таковой в плане биологической эволюции не столь уж важен. Вот, помнится, у вас же тут в студии буквально пару недель назад мой друг и коллега Виктор Замятин из Института общей генетики излагал модную нынче концепцию "эгоистичного гена". Ну а тут — "эгоистичный прион", только и всего...
АХ: Спасибо, Кирилл Глебович, наше время стремительно подходит к концу. А у меня между тем множество вопросов от слушателей, и процентов 90 из них — почему вы всё про мышей да про мышей? Дескать — "В борьбе с вампирами до... гм... добрались до мышей!"
КБ: Ожидаемая реакция, увы...
АХ: Нет, серьезно: а как всё же с этим всем обстоит у нас, у крупных приматов вида Гомо сапиенс? Бог с ними, с историческими личностями — но что-нибудь эдакое, социобиологическое! Как вы сами-то для себя всё это понимаете, а?..
КБ: Ну, для себя я понимаю это примерно так. Вот есть редкая, возможно, уникальная мутация, наследуемая по очень сложной схеме — нечто вроде "фатальной бессонницы". Распространена эта мутация очень локально, в горах Трансильвании — вроде как куру в горах Новой Гвинеи. Увеличение числа вторично заболевших происходит по схеме "нелетального бешенства": постоянно самовозобновляющийся природный очаг заболевания. А те вторично заболевшие нужны популяции исключительно для обслуживания носителей мутации. По части интеллекта у тех носителей явно есть новые — по сравнению с нами — и трудно представимые — для нас — возможности.
