На том и расстались. За кузину я особо не опасался: она и вправду пулестрел дядюшкиными трудами чуть не ранее ходьбы освоила. Тут ежели и учинится что, то лишь по её же расслабленности. Ну а у меня были вопросы, да и договор возможный межполисный. Впрочем, тут как пойдёт, посмотрим.
Ну и утром меня увёз самокат управы, а кузина наёмный взяла, причем, как я указал, ехать должна на нём лишь до места, где она новый наймёт.
Ну а я по привычке полюбовался окрестностями. До Акрополя различие с италийской стилистикой было лишь в обилии деревьев с садах придомных. Собственно, не каждый раз можно было сам особняк увидеть, разлапистыми деревьями прикрытый. И это на сезон неурочный не взирая! А в Акрополе была этакая “готичность” в смысле “ввысь устремление”. Рим, например, также не пренебрегал “высотками”, но там были они “основательными” и “поперёк себя шире”. А в Амбиануме было изобилие именно островерхих башен, видимо, некая этническая склонность, рассудил я. Управа, обзываемая местными “мару пенно”, голова большая по-ихнему, была довольно изящна: пара этажей — каменный квадрат, а вот третий и четвёртый расширялись в стороны, венчаемые островерхими башенками. Последние — чистая декоративщина, но вблизи приглядно. Издали, впрочем, как гриб коронованный смотрится, припечатал я франков глупых.
Тем временем мою персону в недра Управы вовлекли, да и на третий этаж, в кабинет товарища местного главы запустили.
— Приветствую, господин Терн, — выдал дядька годков сорока, с очень глубокими глазницами, откуда очи сверкали, как из бойниц. — Что потребовалось нашим друзьям из Вильно? — лицедейски выразил он удивление.
— Приветствую, господин Доггерти, — ответствовал я. — Многое, — широко оскалился я, вызвав ответный оскал.
— Многое — это хорошо, а в деталях? — закономерно полюбопытствовал франк.
— Вопросы перебоев поставок, — ответствовал я.
— Так не было никаких перебоев, — лицедейски выпучил он очи. — Насколько я знаю, после пары неудачных попыток закупок, к вам в Вильно даже торговец направился.
— Понятно, — улыбнулся я на всю рожу. — Что ж, Салоники — вполне подходящая альтернатива.
— Греческая кислятина? — поморщился собеседник, закатив глаза. — И вообще, с чего прерывать столь выгодное и долговременное сотрудничество?
— Цены, драгоценный господин Доггерти, — наивно залупал очами я. — Жители Вильно недостаточно обеспечены, чтобы позволить себе вино по гривне за бутылку.
— Сколько?! — округлил очи и схватился за сердце франк. — Это решительно невозможно! Давайте разбираться, — деловито выдал он.
Вообще, был он как-то чрезмерно театрален, какие-то напыщенные и избыточные жесты, игра мимикой, что при его “крепостных буркалах” смотрелась не только фальшиво, но и несколько пугающе. При этом, диалог, если не обращать на внешние атрибуты внимания, вёл разумно. Посетовал на неурожай — но тут врал очевидно, погода отслеживалась и не было ничего катастрофичного ни для молодых, ни для старых вин. Хотя, предположим, потрава какая была, допустим. В завышении цен обвинил “жадного торгаша”, в общем всё “случайность и благодать”. Ну да ладно, был у меня договор, на “поставки по фиксированным ценам” некоторых сплавов из Вильно, ну и на вина из Амбианума в обратку.
И вот тут мне реально если не стало страшно, то холодок пробрал: на договор собеседник оскалился в инфернальной ухмылке. Но сие мои нервы, лешими всяческими закалённые, не тронуло. А вот то, что всё с той же улыбкой на всю рожу, собеседник ляпнул малую полисную печать и подписью закрепил поставки… в два раза дешевле бывших ранее! Это мне ни беса не нравится, улыбаясь, передавал я документ на поставки металлов.
Довольно быстро распрощался, да и покинул кабинет под широченную улыбку.
Так, рассуждал я, послав самокат в далёко, да и бредя к гостиному двору пешком. Вильно только что подарили немалое количество элитного, признанного в мире продукта. Именно подарили — цены таковы, что полторы цены франки с поставляемого поимеют, даже будучи запредельно щедрыми. Я, бес подери, цену назвал, чтоб торговаться возможность иметь! А этот инфернальный Доггерти взял и подписал. Фигня какая-то. Не бывает так! Вальнуть меня, что ль, с этим договором хотят душегубски, напрягся я.
Дело в том, что документ с подписью уполномоченного Полисом — это не бумажка туалетная. То есть, ежели, положим, меня вот сейчас с договором этим “грабитель” какой удушегубит, то плакали алкоголики Вильно горючими слезами. Договор явно предусматривал поставки из полисных запасов, ни один купец за такое не возьмётся, разве что за доставку.
Ну а наш договор на десятипроцентную скидку в поставке металлов у них уже есть. Нет, прибивать послов не слишком принято, точнее не принято совсем, тут на “ответку” такую нарваться можно, что из Полиса-то не выберешься. Но в доброго дедушку Колю я не верю, благо мифология Полисов такого полезного кадра и не предполагала.
В общем, брёл я по Амбиануму напряженный и отслеживал любые шевеления. Моя паранойя — залог моего здоровья! Подошёл к конторе службы почтовой, юркнул туда, выдохнул облегчённо, подошёл к окошку эфирофона, связи эфирной сиречь. И понял, что вздыхал рано: окошка венчала табличка, что ни беса эфирная связь не работает, валите в прочие почтовые конторы, уважаемые.
Ни хера мне эти совпадения не нравятся, решил я, успокоился и собрался: время психовать прошло, настало время действовать. Настороженно покинул почту и побрёл к двору. По дороге связался с Ладой (пытавшийся меня послать, потому как “выгодная сделка”), да и наказал ей срочно на наёмном самокате выдвигаться к двору гостиному, но сам самокат не отпускать, ждать меня.
Сестрица несколько фраз проглотила, явно восхищенных моим всем, но кхеканье и мыканье её завершилось коротким “буду”.
Ну а я брёл по Полису, коий решил воспринимать не “условно-враждебным”, а просто враждебным. Впрочем, орд вражин на меня не накидывалось, из коляски мамаши, прогуливающейся через дорогу, ствол эфирострела, выцеливающего мою персону, не появился.
Заманивают и бдительность усыпляют, сволочи импортные, вынес я логичное умозаключение. Впрочем, до двора гостиного я таки добрался, причём в городских боях не участвуя. Может, и вправду паранойя?
Мелькнула мысль сия, да и была задавлена: в Вильно сначала посмеюсь, а потом Артемиде Псиносфеновне в ножки паду, моля о излечении нездоровья душевного. А пока лучше параноиком живым побуду.
Лада на самокате явилась, влекомая возницей столь лихим, что чуть не окончил он свой путь под моим эфирострелом. Впрочем, смирил я потуги нести в Мир покой, да и в самокат уместился.
— Случилось что, Орм? — подобралась кузина, взирая на мою рожу.
— Да, — коротко ответил я. — Посольство завершено, мы домой. В воздушный порт, любезный, — метнул я погонщику аурес.
Кузина явно многое мне сказать хотела, однако увидев взгляд округу сканирующий, сама подобралась. Так до порта воздушного и добрались, погонщик и впрямь лихой попался, так что метнул я в него ещё сестерцием, за скорость.
— Гоже ли так деньгами служебными сорить? — хмыкнула Лада.
— С жалованья покрою, — буркнул я.
Отловили мы пилота нашего, который и спать-то ещё не ложился, на моё “срочно, в Вильно” лишь плечами пожал, да раскочегарил свою таратайку. Уф, облегчённо выдохнул я, наблюдая исчезающий вдали Полис. Похоже, параноик я психованный всё же, что и к лучшему. А договор… да шут его знает, может, договор межполисный, до меня не донесённый. Или форма извинения за неурядицу с поставками, а галлы тонконогие вообще душа-человеки. Хотя эфирофон в конторе почтовой…
А тоже бывает, поломка какая. Я же иные конторы не проверял. То, что Мир вокруг моей пухлой персоны не вращается, законы физики отчётливо утверждают: массу я ещё не набрал, для сего достаточную. Впрочем, всё впереди либо уже позади, парадоксально заключил я.
В общем, посольство справлено, справлено неплохо, а мне и впрямь надо либо к Артемиде, либо пилюль каких, успокоительных. Но не успел я расслабленно в кресле обмякнуть, как зарядило мне в бочину родственным локтем.
— Что это вообще было, Ормонд? — требовательно уставилась на меня кузина. — На кой бес ты вообще меня брал? Нет, деньги — вещь годная, да и контракт я всё ж заключила, — ухмыльнулась она.
— Да? — заинтересовался я, получил кивок и продолжил. — А что с винами амбианумскими?
— Спросил, надо же, — отернилась сестрица, но продолжила. — Ничего с винами этими. Несколько седмиц закон новый ввели, о скупке у аграриев в полисные хранилища. Лишь оттуда купцы товар получают. Или не получают.
— Хм, а остальные Полисы? И что за контракт? — продолжил интересоваться я.
— Остальные по-старому. Контракт я заключила на поставку улиток виноградных, деликатесных, через седмицу в Лемовисе надобно забрать. Мыслила и на вино контракт составить, да ты помешал, — продемонстрировала мне кузина язык.
Язык как язык, оценил я. И чего показывала, спрашивается? Хм, ни беса не понимаю. Ну скупают продукт галлы централизованно. Хорошо, могу понять. Такое не сказать, чтобы редкость, в половине Полисов купцы на складах полисных закупаются. Лихва не столь велика, как ежели у пейзан закупаться, но покупают и не пищат. Но в любом случае — что за фильдеперсы с выкрутасами амбианумские? Ну скупили, пожелали цены задрать. Так вина ихние не эксклюзив, вон, сестрица мало не за пару часов чуть контракт не заключила. А потом этот подарок контрактный. Глупость какая-то, поставил диагноз я.
— Это ты меня благодари всячески, — надулся я. — Что не заключила. Амбианум Вильно будет вина поставлять по два золотника за бутыль. Как раз со складов полисных, — задумчиво заключил я.
— Ну ты хват! — через четверть минуты выдала сестрица, на персону мою с уважением поглядывая. — Видна кровь наша торговая, Тернов, — заключила она. — И верно, благодарить тебя надобно, а то бы обмишулилась с контрактом, — признала она.
— Управа бы компенсировала, — судорожно думал я, чуя, что что-то упуская. — Ты как служащий управный действовала, по моему указанию. Правда и лихвы с улитками бы лишилась, — дополнил я. — Тут либо так, либо этак.
— Вот всё равно не понимаю, на кой я тебе сдалась-то? — полюбопытствовала сестрица.
— Как консультант, что всё столь ловко обернётся — не знал никто, а в делах торговых я ни беса не разбираюсь, — выдал я под скептическим взглядом кузины в стиле “ну, чего ты мне ещё расскажешь”. — Уважаемый, а как вас по-батюшке? — обратился я к затылку авиатора.
Дело в том, что самолёт и вправду был невелик, как раз на три места. И пришла мне ещё одна параноистая идея, очень мне не понравившаяся.
— Акамир Душанович, Ормонд Володимирович, — как ответил, так и показал, что в ответном представлении нужды нет.
— А скажите мне, Акамир Душанович, вы же не всё время на самолёте пребывали? — спросил я и тут же сам себя поправил. — Хотя простите, мы же вас в жилом помещении встретили. А самолёт не заправляли? — спросил я ещё одну глупость, уж больно меня паранойя тупила.
— Издеваетесь, Ормонд Володимирович? — спросил одарённый пилот. — Смазку провели, покрытие сменили от обледенения, — перечислил он.
— Не издеваюсь, Акамир Душанович, — ответствовал я. — Беспокойство некое имею. Скажите, а вы самолёт свой эфирно ощутить сможете? Насчет поломок каких, или ещё чего?
На это погонщик самолёта аж повернулся, взглядом меня в скудоумии укорил, да и расфокусировал очи, явно просьбу мою выполняя. Я же мысленно приготовился к тому, что остатний путь быть мне мишенью семейного злонравия Лады, да и ежели Акамир к сему присоединится — и возразить-то, по совести, не смогу.
Впрочем, резко побледневшее лицо пилота меня от мыслей скорбных оторвало. “Бонба” то ли прошептал, то ли просто проартикулировал пилот, смотря круглыми, расширенными глазами в мои, подозреваю, аналогичные очи.
В следующую секунду случилось столько, что я бы посчитал себя телепатом, что, впрочем, явно было не так: просто всем присутствующим резко и остро захотелось жить. Вильнул я взглядом на Ладу, пихая ей одной рукой саквояж, другую пилоту протягивая. Тот, на колени на кресле вскакивая, кивнул, лапу мою ухватил. Рявкнув Ладе “держи крепче!”, благо саквояж она рефлекторно схватила, приобнял её свободной рукой, и, одновременно с Акамиром друг другу кивнули.
И развалили эфиром к бесам кабину самолётную. Причём, если я просто “шибанул от души”, то пилот наш бил с умом, нас из-под возможного удара выводя. Впрочем, мне на него было временно индифферентно, как и на крик непонимающей Лады: я держал телекинезом напор воздуха, которым нас и убить бы могло. Впрочем, пилот сориентировался, цапнул меня за прижимающую Ладу лапу и заключил её таким образом между нами. Ну а далее вышла такая картина — я, ни хера толком не соображая, держал давление. Видно, Акамир состояние моё понял, так что в итоге положение наше было таково: я падал спиной вперёд и вниз, упорно держа защиту, а пилот точечными воздействиями нашу сцепку корректировал.
Лада в это время продолжала визжать в мои многострадальные ухи, правда, судя по лицу и заглядывающим мне за плечо глазам, от восторга.
Тем временем, в низах что-то довольно ярко вспыхнуло, что я отметил по отсвету на сополётниках и их зажмуренности. И начал медленно, но верно приходить в себя. И понял, что летать, пардон, афедроном вниз мне не очень приятно. Впрочем, Акамир был явно квалифицированнее, так что пусть и рулит. Вдобавок, много времени это не заняло — насколько я понял, он гасил нашу скорость. А так-то, одарённому в сознании разбиться дело такое, разве что намеренное. Вот при взрывной разгерметизации самолёта, а тем паче от бонбы, могли и помереть. Просто сознание потеряв, например. А так — вполне вытянули, одарённые собственно, даже парашютов не имели, вполне Миру Полисов известных.
А вообще, подозреваю, я нашу сцепку какое-то время просто на месте держал, поскольку Акамир слегка поморщился, да и начал нас ногами к земле-матушке разворачивать. Ну, метров сто — и на месте стоим, оценил я, ослабляя своё воздействие под одобрительный кивок пилота.
Ухи же были заложены намертво, как перепадами давления, так и грохотом, да и Лада постаралась.
