— Поверить говоришь...? Так ведь ничего другого и не остается.
Он все еще продолжал смотреть в мои глаза, и видимо никак не мог решиться на это доверие. Слишком все необычным было для него во мне. Вернее, стало. Он и сомневался лишь потому, что достаточно неплохо знал меня прежнего.
— Ладно. Будь, по-твоему. Так что тебе там еще известно про наше будущее, какие такие сны ты хотел мне до митинга рассказать? Давай повествуй, я выслушаю и приму решение: что принять, а что отсеять, как непригодную для нас вещь.
Я и рассказал. Все что знал о Русском Экспедиционном Корпусе, о судьбе солдат и офицеров, о смертях и ужасах рабства в африканских колониях. Коротко, но и этого хватило, мой друг стал смотреть на меня каким-то пришибленным недоверчивым взглядом.
— Ну, ты и наговорил.... Если даже половина из всего рассказанного, правда, то..., я и не знаю теперь, что делать. Я так понял, ты видишь выход из этой ситуации лишь в создании своего предприятия? Это, значит, уговаривать придется людей. Ведь у всех нас теплится надежда, что мы сможем добиться отправки домой. А ты предлагаешь работать на французов и не меньше чем года три — четыре.
Нет, Христ. Никто на это не пойдет сейчас, не подпишутся. Хотя, попробовать надо. Под лежачий камень вода не течет, так и в этом разе, нельзя молчать, глядишь, и получится убедить. Сомнительно конечно, чтоб тебя правильно поняли тут надо очень постараться. Кстати, а ты с этого что поимеешь? Я имею в виду, может, просто подбили на то, чтобы вовлек во всю эту авантюру русских. Я же понимаю, наши руки — считай дармовая сила, каждому заводчику в радость попользоваться ею забесплатно.
— Нет, если ты имеешь в виду деньги, то я ничего в свой карман не положу. Все что можно будет получить, я планировал пустить именно на вашу отправку домой. Есть тут правда, и другая цель.... Для вас она пока будет непонятна.
Я засомневался, нужно эту цель говорить стоящему передо мной другу или не надо? Поймет — не поймет? А..., пусть подумает, ему полезно:
— Приобретение вами специальностей, связанных с автомобильной промышленностью. Думаю, в дальнейшем это сыграет положительную роль в деле укрепления России. Вы же станете профессионалами, умеющими работать на самых современных станках и оборудовании. Для нашей лапотной Родины большой задел. Соображаешь? Особенно после стольких лет войны и разрухи, а от этого России не уйти, и изменить события, даже зная, как оно все будет, никто не в состоянии.
— Может ты и прав. Не совсем пока понятно, но, будем считать, ты меня убедил. Мне, во всяком случае, достаточно чтобы я поверил. Осталось за малым — он скептически улыбнулся — уговорить солдат не думать о скором возвращении домой. Дать себя закабалить и работать на чужого дядю, чтобы заработать возможность..., когда-нибудь, за свои гроши, увидеть родных и близких. Хорошо таким, как мы с тобой, оба не женаты, а как быть тем, у кого в России семья, детки малые? Ты думаешь, чья-то жинка будет верно ждать мужа, пока он тут специальность заимеет? Я не уверен. Так ты еще не слышал, как все солдаты смакуют разговоры о дележке земли по приезду домой. Такие спорщики, такие озабоченные. Делят шкуру неубитого медведя, не зная даже, где его берлога и захочет ли тот быть убитым. Попробуй, скажи, что придется все это отложить. Как ты собираешься объяснять людям задержку, причем не на месяц, на года?
— Я думал если отправить инвалидов на Родину, то тем самым добьюсь, доверия со стороны солдат, и смогу уже говорить с ними более откровенно. Но что-то после ваших комитетчиков, я в сомнении, возможно ли заиметь его таким способом.
— Ты Христ на них не обращай внимания. Задумал ты хорошее дело, я полностью на твоей стороне. Но я про другое. Мне интересно стало, что ты дальше хотел предпринять? Списки я тебе предоставлю. Это не трудно. С генералами вот только, по-видимому, самому придется договариваться, у них на меня антипатия. А что ты смотришь удивленно? Я тоже умные слова могу всякие говорить, чем я хуже тебя.
— Ради бога. Я и не подумал даже об этом. Меня в большей степени заинтересовало предложение поговорить с генералами. Ведь действительно, я же еще на эту тему с ними и не говорил. Может у них уже все решенно, а я тут дебаты развожу. Значит так, Миша. Все равно тебе ставится задача начать разговоры о возможной задержке солдат здесь во Франции. По-тихому, без всяких пока митингов. Просто поговори с наиболее адекватными людьми, разжуй им все, так сказать разложи по полочкам. Глядишь, и они станут на нашу сторону и начнут уговаривать других. Но главное, конечно, на сегодня — это постараться договориться с Занкевичем. Кое в чем вам ему надо пойти на уступки. Я не шутил, когда предсказывал о возможных переменах в России, поэтому потихоньку, полегоньку соглашайтесь с его требованиями, тяните резину как можно дольше и дальше, глядишь все и пройдет гладко, безо всякого противостояния солдат, примерно как я тебе и говорил до ноября потерпеть надо. А я с твоими списками поеду в Париж. Может, там и решу вопрос с отправкой инвалидов в Россию.
Глава 29
Время! Его категорически оказывается мало, постоянно не хватает. Казалось бы, дана вторая жизнь, я отлично знаю, что ждет в дальнейшем, и не только меня, но и всех остальных, кто сегодня в моем окружении. Вроде никто не мешает все спланировать таким образом, чтобы получилось именно так как надо мне, но все одно — при наличии времени его как раз и не хватает. Парадокс.
Дороги назад нет. Однозначно. И оглядываться не стоит. Вдруг обнаружатся ошибки, совершенные уже мной, которые заставят все отложить из-за боязни, натворить бог знает что, уже в этой, моей новой жизни. Никто другой увидеть допущенные ошибки не сможет, уверен. Только мне, видевшего и знающего все перипетии предстоящего столетия, доступно их заметить. Иначе и не будет, ведь допущены будут благодаря моему вмешательству. Но и то лишь спустя определенное время. Боязно, чёрт возьми, страшно. Не за себя, за других. Мое желание улучшить этот мир, вызывает сомнение, и соответственно боязнь, что может произойти непредвиденная реакция, в результате которой может такой полтергейст возникнуть.... Все перевернется, все встанет на дыбы и столько бед принесет — мало не покажется. Это как укус осы — у кого-то может вызвать аллергическую реакцию, вплоть до смертельного исхода, а другому — лишь взбодрит, и все. Это в моем понятии мир станет лучше, а в глазах моих новых современников как раз и нет. Отсюда и сомнения. Но как говорится: "глаза боятся — руки делают", буду этого принципа и дальше придерживаться. Да и вообще, если подумать? Ну что я сделал? По большому счету одни намерения и все. Даже Троцкого убрал не я. Интеллигент сраный — вот кто во мне сидит, я, даже зная будущее, продолжаю в кухонную политику играть. Тьфу, на меня.
Мой приезд в лагерь Ля Куртин оказался мало результативным, я это уже понял. Зато увидел — в лагере я никто, и остается лишь надежда на мои, очень кстати, и вовремя созданные полномочия под эгидой Красного Креста, которые хоть как-то могут помочь. Пусть пока лишь в деле организации по оказанию помощи в доставке инвалидов и больных солдат домой. Основная цель, несомненно, более весомая, зато при удаче в этом мероприятии я зарекомендую себя "человеком слова", которому можно верить и в других делах.
Уже наутро я решительно направил свои стопы в славный город Париж, лелея надежду встретиться со всеми, кто так или иначе сможет мне помочь. Я удачно добрался до города Лимож на попутном автомобиле, одного из живущих в окрестности лагеря фермеров. Здесь сел в поезд, следовавший до Парижа, а к вечеру был на месте. Если бы знал про такой выверт в моих вынужденных решениях, то мог уехать вместе с командой Смирнова на одном из трех автомобилей, на которых они и передвигались по Франции, причем еще вчера. Но все обошлось. Даже предварительно выписанный Игнатьевым пропуск на случай встречи с патрулем, ни разу не пришлось доставать из кармана.
Появившись в бюро Игнатьева, я первым делом объяснил ему всю обстановку в лагере Ля Куртин, а он мне поведал, как идут дела по совместному проекту создания акционерного общества. Я особо заинтересовался вопросом размещения будущих рабочих предприятия. То, что нам предстоит как-то расселить тысячи солдат, причем чуть ли не в самом Париже представляло очень серьезную проблему. Но Игнатьев успокоил, ввел в курс событий и даже порадовал. Прошло совсем немного времени после нашей встречи с Ситроеном, но тот успел добиться разрешения от правительства на расширение своего предприятия. Он заверил министра, что продолжит выпуск снарядов и одновременно станет после реконструкции завода производить еще и автомобили. И ему обещали выделить кредиты под такое нужное для страны дело. Он на волне успеха сумел решить и вопрос размещения дополнительной рабочей силы. Для этой цели отдают бывшие казармы одной из воинских частей, пустующие в связи с уходом всего контингента военнослужащих на один из фронтов Франции.
Дело оставалось за малым.... Добиться от командования корпусом, а значит в первую очередь от Временного правительства российской империи разрешения по привлечению солдат на предприятия Франции. И хотя к этому все и так идет и даже больше — этот путь для решения проблем с русскими солдатами станет вскоре очевидным и чуть ли не единственным, но на сегодня пока не рассматривается ни военным министерством Франции, ни Временным правительством России. Не назрела эта опухоль, все надеются использовать Особые бригады по прямому назначению. Мне предстоит форсировать события.
Игнатьев обрадовал и другой новостью. Должна произойти встреча нескольких представителей русских промышленников и банкиров, ведущих дела во Франции, на которой мы с Игнатьевым можем выступить с предложением о создании акционерного общества. Все это подготовил развивший бурную деятельность господин Денисов. Мы с ним, в общем-то, так и договаривались пока шли на корабле. Тогда мы много чего успели обговорить, и в том числе необходимость создания Торгового промышленно-финансового общества с целью объединить всех, кто на сегодня хоть как-то участвует в товарообороте между Россией и Францией. Пока таких мало, но вскоре начнется повальное бегство промышленников из большевистской России и не дать им растранжирить по пустякам деньги одна из задач для этого будущего объединения. Я надеялся, что в дальнейшем мне удастся уговорить этих промышленников не тратить финансы на всяких Деникиных, Врангелей и других врагов обновленной России. Получится или нет, станет со временем видно.
Сегодня же мне важно, чтобы все, кто будет на встрече, согласились инвестировать в будущее автопромышленное объединение часть средств из своих накоплений. Пусть пока небольшое количество участников ожидается, лиха беда — начало. А начнем, действительно с малого. Создадим организацию, где одной из главных целей наряду с желанием остаться на плаву станет цель, про которую никто из них пока и не догадывается, а именно: — оказание помощи предпринимателям, выкинутым из России большевиками. У которых, тем не менее, не пропадет желание оказывать материальную помощь россиянам. Причем как в самой России, так и всем тем, кто окажется за границей. Патриотизм вещь, неосязаемая на первый взгляд, люди, разные подвержены ему, у кого-то кроме эмоций и нет ничего, а у другого имеется возможность проявить патриотизм, материально помогая Родине. Ведь не все эмигрируют из-за ненависти к большевикам, зачастую это те, кто поддался панике. "Все бегут, и я побежал" — таких несчастных будет больше всего и именно им потребуется помощь, чтобы не скатились за грань нищеты, не оказались на обочине жизни, или, что еще хуже, не стали ярыми врагами своей бывшей Родины.
Короче, планов — сплошное громадье. Выйдет что-то из этого — пока неясно. И хотя ни я, ни Игнатьев не представляли, как все это провернуть и не угробить в пустую деньги, но, тем не менее, надеялись, что у нас все получится. Дилетантами, во всяком случае, мы с Игнатьевым не были. Мне приходилось заниматься подобными вопросами, будучи руководителем солидного учреждения, пускай и находящегося в ведении государства, но, тем не менее, я представлял, как руководить большим коллективом. Игнатьев же имел очень много необходимых для внедрения предприятия в существующую экономику государства контактов с промышленниками Франции и частично Англии, а это в нашей ситуации немаловажный фактор успеха. Да и будущий партнер, мсье Ситроен не новичок в этой деятельности. Возможно, мы с Игнатьевым в его глазах выглядим дилетантами, и если честно, то так оно и есть. Вся надежда была на мои знания будущих событий. Даже мое хобби как нельзя лучше подойдет в предстоящем начинании. Пусть я и не автоинженер, и не конструктор машин, но основные достижения начавшегося столетия в автомобилестроении мне знакомы. И на первый взгляд казалось, вполне хватает моих познаний, чтобы дать возможность конструкторскому бюро будущего предприятия разработать новейшие решения в этой области. Ситроен меня только поддержит, он всегда был новатором и даже нередко шел на риск, вводя новые идеи в жизнь.
Под впечатлением последних наших дел стало забываться, зачем собственно мне нужен этот завод. Навязчивая идея задействовать русских солдат и сохранить их для будущего моей Родины — вот что стало у меня в голове первоочередной задачей. Все мысли зациклились на этом. Поэтому я видимо пропустил мимо ушей рассказ Игнатьева о принятых им мерах по сосредоточению денег в одном из банков. То есть он, как мы и планировали, смог перевести все вклады, ранее находящиеся в нескольких банках в один.
Отставив мысли в сторону заставил себя вслушиваться в рассказ полковника:
— Кроме этого, как ты и советовал, я все свои связи с Русско-Азиатским банком аннулировал. Хоть и не верю, что директор банка и мой хороший знакомый Рафилович имеет связи с германской разведкой, но пусть будет так, как ты советуешь.
— Алексей, ты забыл..., я же тебе рассказывал? Вскоре произойдет революция в России и этот банк, так же, как и многие другие, попросту прекратят существовать. Некоторые еще будут трепыхаться определенное время, но не долго. Поэтому я и советовал тебе не иметь дел с Рафииловичем, а не потому, что он сидит на двух стульях. Даже если и так обстоит дело, неважно, я считаю вполне нормальным такое явление в среде банкиров. Для них никогда не было и не будет границ, как моральных, так и государственных, а верность просматривается только по отношению к деньгам, Родина же.... Для них чаще всего обозначает лишь слово, пустой звук, и если не слышен звон золотых червонцев, то и привязанностей к определенному месту у них нет. Золотой телец пожирает человека полностью и если тот хочет что-то на этом поприще заработать, то он целиком, без остатка, отдается страсти накопления. Даже больше... Гоголевский Плюшкин был, есть и будет часто встречающимся персонажем в обществе, я бы еще добавил к этому слово "к сожалению". Единственный вариант, когда была возможность уничтожить пагубную страсть стяжательства в человеке, я наблюдал при СССР. Да, да именно наша Россия попробует это изменить и ведь почти получится. Если бы не ошибки при определении приоритетов в построении социалистического государства, то вполне возможно и получилось. Но..., тут вновь приходится вспомнить слово "к сожалению".
