И странное дело: странная, внезапно упавшая усталость уже через несколько часов расточилась, стоило посидеть в спокойствии «модельной квартиры». Дядя Кубик особо не распространялся, но и его апартаменты были карманной Вселенной — другой. Там он всё ещё жил в своём деревенском доме — отстроил после войны. Там всё ещё молода и здорова его жена Глафира, и ничто не напоминает о той новой жизни, которую открыл для Михаила Кубика Учитель.
В ту ночь Александру не спалось. Уже через четыре часа проснулся — как огурчик, бодрость немыслимая, и тянет на подвиги. Во всех смыслах. Но в комплексе все спали — ну или делали вид — все, кроме дяди Кубика. Тот радушно предложил выпить чая, а когда закончили — и на часах внутреннего времени половина пятого утра — дядя Кубик неожиданно предложил зайти в гости. К себе, то есть: до сих пор туда никого не приглашал. Сам захаживал, и любил расспросить о том о сём — но к себе ни-ни.
Александр чуть дар речи не утратил.
— Заходи, заходи, Саша, — позвал дядя Кубик, и Александр, переступив дверь — портал — оказался в городской квартире. Странно как — намекали до этого момента, что дядя Кубик живёт в деревне. А тут мало того, что не деревня, так ещё и конец двадцатого века. Самое лихое время в стране. — Я иногда захожу сюда, когда странные мысли нападают. Прошу!
Чай ставить не стал, зато залил воду в сифон, ловко вкрутил в гнездо баллончик с углекислым газом и уселся рядом с Александром за тот же стол.
Пусто в квартире. И немного неуютно.
— Это ваш особенный день? — поинтересовался Александр, когда осознал, что тишина затянулась. Дядя Кубик кивнул и налил им обоим газированной воды. Оказалось необычайно вкусно — хотя что такого в этой воде.
— Пошёл тогда сорок второй день... — негромко добавил дядя Кубик, осушив свой стакан, и с этого момента Александр словно всё видел своими глазами. Может, и впрямь видел — кто его разберёт.
* * *
...Отметили сороковой день жены Михаила Кубика, Глафиры. Все пришли — не так уж много друзей, знакомых и родственников, зато дети появились все — оба сына и дочь. Нормально посидели, сразу как-то легче стало. Михаил, сам того не замечая, привёл дела в порядок — хотя какие там дела. Фронтовых друзей давно нет, дети и внуки уже сами неплохо справляются — по совести, не хотел больше Михаил показываться им на глаза. Хоть и бодрился, хоть и ел тот волшебный мёд, а всё равно чуял — что-то внутри не в порядке, может сломаться в любой момент.
Как сломалось у Глафиры: во сне умерла, с улыбкой на лице. И на том спасибо. После встречи с Учителем и всех тех чудес Михаил Кубик лишь сильнее утвердился в том, что ничего сверхъестественного нет — а есть могучее, но познаваемое. Но Глафира была и осталась верующей, и это Михаил Кубик уважал, пусть и нелегко порой было.
Проводил детей, вновь твёрдо отказался переезжать к старшему — они с семьёй успели обзавестись домом в той самой деревне — ныне посёлке городского типа — но согласился два раза в день принимать звонки. И не стесняться: если что нужно — лекарство, ещё что — то говорить прямо.
Следующий день прошёл обыденно — Михаил уже привык, что живёт один. Отдал кошку Машку младшему сыну — у них у самих кот, взяли с радостью. Кошка уже пожилая, ей самой уход нужен, а после смерти хозяйки сторониться стала Михаила — словно чужим стал. Так что ещё одно доброе дело сделал: забрали любимицу Глафиры в хорошую компанию. Точно и позаботятся, и не обидят.
Собрал оставшиеся за кошкой пожитки — сын обещал на неделе забрать остаток корма, любимые игрушки и всё такое — сходил, привычно, в магазин и сел думать.
Что скрывать, частенько задумывался о том инопланетном комплексе, в котором всем руководит Учитель. Не раз и не два проходил мимо заветной двери, что возникала как бы невзначай там, где проходил Михаил. Но не заходил. То ли чем-то не понравился Михаил Учителю, то ли что ещё — раньше зазывали его как бы настойчиво, чуть не каждый день, а последние два года — раз в месяц, где-то так.
Не заходил. Понимал: все те разы, когда просил Михаил чудо-технику — против недобрых людей — и получал, всякий раз кому-то очень помогал. И Учитель всегда соглашался. Но... словно что-то поменялось глубоко внутри Михаила Кубика. Ведь полностью ему Учитель так и не доверился, а в чём смысл тогда бывать там? Михаил строго соблюдал все обещания: никому не рассказывал, никогда не просил ничего оттуда для себя — только раз или два брал, по настоянию Учителя, то мёд, то воду: оба раза помогал то своим родственникам, то Глафире. И то сказать: умерла без мучений, и до последнего дня к докторам — ни ногой. И таблетки не пила никакие, только травки свои — бабушкину мудрость применяла. Тетрадь ту, со всеми знахарскими премудростями, дочь забрала — и держала в руках как величайшее сокровище. По всему видно, в прабабку пойдёт...
В общем, что-то такое словно нашептали на сорок первый день, и утром сорок второго Михаил понял: всё. Последний день. Что будет, как будет — неизвестно, но точно сегодня. Надел свой любимый костюм — в нём появлялся у детей на торжественных датах. Вновь всё проверил в доме — холодильник и всё прочее пусто. Показалось: в дверь постучали. Пошёл двери — и тут схватило. Сердце схватило, да так, что всё сразу и понял. Дверь по привычке отворил — запоздало подумал, что может быть кто чужой — а шагнул туда, в чудесное жилище Учителя, в ту самую комнату с печью. Тут же оглянулся — и увидел второго себя, точно так же одетого, улыбающегося и сидящего спиной к стене, прямо на полу. Развернулся было, чтобы вернуться (не сразу понял, что сердце больше не болит), когда услышал и-за спины голос Учителя:
— Не стоит, Михаил. Это всё теперь в прошлом.
Резко оглянулся — ощутил, как тело исполняется бодрости, разум — цепкости и свежести. Учитель, сам в стареньком костюме, улыбался с экрана на противоположной стене.
— Я умер? — прямо спросил Михаил.
— Там — да. Не беспокойтесь. Ваша дочь ещё вчера что-то заподозрила, она придёт через несколько минут. Поверьте, всё будет хорошо — и с ними, и с их детьми.
— Вам всё-таки нужна моя помощь? — Михаил встретился взглядом с Учителем. Тот кивнул.
— Верно. Мне — ваша, а вам — моя. Вам — это я про людей, Михаил. Про всех людей на планете. Мы можем помочь друг другу.
— Чем же я помогу, если умом не вышел? — иронически усмехнулся Михаил, осознавая, что ступает по тонкому льду.
— Не возводите на себя напраслину. У каждого человека есть ограничения, у каждого есть таланты. Я помогу вам раскрыть ваши таланты, а вы найдёте нам новых помощников. Я буду полностью с вами честен: есть то, что я не могу открыть никому из людей. Вообще никому. И не потому, что не хочу.
— Кажется, понимаю... — покачал головой Михаил. И, впервые, посочувствовал Учителю: когда-то и он был обычным человеком. Но про то, как стал таким вот неосязаемым смотрителем этого места, толком не рассказывал. — Тогда одно условие. Вы расскажете, кем были, и как попали сюда. Я обещаю, что дальше меня это не пойдёт.
— Договорились, — покивал Учитель. Он не лжёт. И выполняет все обещания (и некоторые давать отказывается — и уговаривать бесполезно). — Поверьте, вы ещё сможете помочь очень и очень многим. И ваша семья вас никогда не забудет. Ни вас, ни Глафиру. Примите мои соболезнования.
Михаил долго смотрел ему в глаза, затем молча кивнул и закрыл дверь в ту, прошлую жизнь. Успел заметить, что и сам он сидит с доброй улыбкой на лице. Уже когда дверь почти затворилась, услышал звук поворачивающегося с той стороны ключа.
Захлопнул. Не сразу поверил, что началась новая жизнь. Но Учитель не дал скучать и, действительно, помог Михаилу использовать те таланты инженера и схемотехника, что так и остались с той, земной жизни.
— ...Спасибо! — пожал ему руку Александр, когда сам почувствовал — хозяину стало легче после рассказа, пора и честь знать. — Как думаете, что сейчас-то случится?
— Драка, — пожал плечами дядя Кубик. — Большая драка, Учитель никогда зря не пугает. Но думаю, справимся. Впятером-то и не справиться! Идём, Александр. А когда захочешь — заходи в гости, буду рад. Вот посидел сейчас с тобой, и всё понял: Учитель прав был. Многим успел помочь, и ещё поможем. Раз уж так сложилось. Ну всё, идём — уроки нас заждались.
* * *
Кубик был прав: уроки продолжились. Что странно: там, снаружи, в медленном-медленном мире что-то происходило, и вряд ли это что-то безобидное. Но Учитель оставался непреклонным: удалось купировать угрозу в самых «зрелых» точках, и сейчас самое время продолжить обучение. Зачем, почему — ответов нет.
Может, именно поэтому Александр под каким-то предлогом покинул комнату занятий последним в один из «внутренних дней», и остался один на один с Учителем. Тот держался теперь со всеми наравне — не стоял на пьедестале, ходил и помогал, если нужно.
— У вас остались вопросы, Александр? — поинтересовался Учитель. Его личность так и оставалась неизвестной; по словам Кубика, Учитель откуда-то из тридцатых годов двадцатого века — судя по фасону костюма и словарному запасу. Возможно, родом из крупного города, но работал, скорее всего, где-то в селе или деревне.
«Он странный. Сколько раз ни говорила с ним — вроде на вопросы отвечает, а так выходит, что я сама себе отвечаю», заметила Римма. Это видно: с Учителем Римма говорит подчёркнуто вежливо, без привычных ей шуток и всего такого. Общается именно как с учителем.
Александр осознал, что ему задали вопрос. А сам он меж тем успел вспомнить всё то, что упоминали об Учителе остальные обитатели комплекса.
— Да, Учитель. Мы заучиваем все эти упражнения, основы взаимодействия с платоновской и другими Вселенными... — Учитель кивал в ответ. — Но получается, это только кубики, части механизма. И вы не говорили нам ни разу, что можно построить из этих кубиков.
— Но вы уже построили однажды — под моим руководством, — последовал ответ. — Полагаю, вас или смущает, или настораживает, что я не показывал схемы других построек. Только кирпичики.
— Верно, — согласился Александр. — Должна быть причина.
Это верно. У Учителя всегда на всё есть веская причина поступать так, а не иначе. Он не подвержен никаким порывам, эмоциям и прочему внезапному.
Учитель вновь покивал и поправил очки. Толстая роговая оправа, тонкие стёкла. Учитель улыбнулся, и Александр ощутил... да, словно идея сама пришла в голову.
— Что-то пришло на ум, — согласился Александр с очевидным. — Вы и в самый первый раз не торопились показывать большую картину. То, для чего это. Вы сообщаете только то, что нужно или безопасно... — Александр осёкся.
— Всё верно, вы уже поняли, — добавил Учитель спокойно.
— Это или сейчас ненужно, или небезопасно. Получается, что будет момент, когда и я, и другие увидят эту большую картину. То, что построено из кирпичиков.
— Так и есть, — согласился Учитель. — Вы помните, что основной моей целью является...
— ...Безопасность человечества и планеты в целом, — произнёс Александр почти одновременно с ним. — Да, я понимаю. Спасибо!
Учитель вежливо попрощался, а Александр шёл и думал — как так выходит, что при попытке добиться у Учителя подробностей сам себе всё поясняешь?
* * *
Одна минута здесь — двенадцать часов там. Александр, вместе со всеми, учился и учился — упражнения были вариациями тех, что уже заучивались, новыми кирпичиками. Но ставить опыты самостоятельно не хотелось: Учитель сказал только однажды — в этой области любое неосторожное действие может привести к весьма плачевным последствиям. Учитель не лжёт — в самом тяжёлом случае попросту не отвечает. А раз так, то намёк понятен: отставить любопытство, не пытаться понять, что собирается из уже известных кирпичиков.
А их получалось делать всё проще, усилий тратилось всё меньше. И в который уже раз Александр вспоминал тот рассказ про людей, которые сообща имитировали работу компьютера, не имея ни малейшего понятия, что же означают те действия, что каждый из них делает.
...Александр открыл дверь и понял, что вошёл в квартиру — дом — Вероники. А сама она оказалась в конце коридора — прихожей — и, судя по полотенцу на голове и халату, только что вышла из ванной.
— Извини, — стало не по себе Александру. — Я думал, что постучал.
— Ты постучал, — согласилась Вероника. — Но сквозь эту дверь слышно только в одну сторону. Заходи.
Она кивнула и ушла в сторону кухни. Александр закрыл за собой наружную дверь — судя по глазку, с той его стороны сейчас вид на дорожку, ведущую к дому. Лето, солнце, тепло — красота!
Александр спохватился. Прошёл на кухню и застал там Веронику... с телефоном. Она рассмеялась, едва лицо Александра изменилось и положила аппарат на стол.
— Звонки оттуда сюда не пройдут, — пояснила она. — Но здешние проходят. Не смотри так. Я всем помогаю, и мне всё равно — карманная Вселенная, или что-то ещё.
Александр покивал. Мысль пришла в голову неожиданно.
— Заварить тебе чая? — предложил он. «Как всегда», пришло в голову тут же. — Как всегда, — добавил Александр.
— Ага, и принеси, как всегда. — Вероника поднялась на ноги, поцеловала его в щёку и удалилась из кухни. Александр, не сразу пришедший в себя после поцелуя, заварил и чай — безошибочно взял в правильном шкафчике, и добавил к нему тарелку с галетами — сладкого Вероника почти не ест; всё это на поднос и — в гостиную.
Вероника уже там — на диване, на манер Ники — с ногами. Александр поставил поднос с чайными чашками, чайником и тарелкой на столик у дивана, поражаясь тому, насколько всё естественно получается. Словно они в самом деле живут вместе не первый год.
Вероника молча похлопала по дивану — садись сюда — и, когда Александр повиновался, прижалась к нему, положив голову на его плечо. Александр сразу ощутил, что ей не по себе.
— Тревожно, — согласилась Вероника. — Но знаешь, дядя кубик такой спокойный. Говорит, изо всех передряг выбирались. И из этой выберемся — раньше-то я вообще один управлялся, и ничего. Представляешь?!
— С трудом, — согласился Александр. Вероника выпрямилась, покивала и принялась за чай. Вот точно — они сидят так не первый раз, и даже не двадцатый, что бы там ни возражала память. Но вопрос «как такое может быть?» уже не приходит на ум. Устал приходить — всё равно не впускают.
А потом позвонил телефон Вероники и она жестом попросила Александра остаться. А потом совещалась с ним же — здешний её клиент чуть не стал жертвой Интернет-мошенников, нужна консультация специалиста.
...Вышел из её здешней квартиры Александр уже поздно вечером. Не то чтобы их не тянуло друг к другу. Ещё как тянуло. Но... что-то подсказывало — не здесь, не сейчас.
— После победы, — прошептал Александр. Да. Именно так. Всё привычное, включая самую личную часть личной жизни — после победы.
