— Значит слишком взрослой себя возомнила! — Шелест наступал, мы втроём с Войкой и Тенью пятились назад.
Вампир угрожающе стягивал со штанов ремень. Посетители харчевни довольно облизнулись — столько зрелищ за один день! Не зря зашли именно в "Пьяную Сирену"!
Тут Тень всё-таки вспомнил на чьей он стороне и выскочил, скалясь на Шела.
— Не лезь! — зарычал на него воспитатель. — Ты за ней присматривать должен был! Остановить в случае чего. А ты...
Пристыженный волк опустил морду и отошёл в сторонку, мол, мне вместо неё пить нужно было? Так не давали! Я чуть не поперхнулась пьяным "иком" вперемешку со смехом, представив, как оборотень сидя за столом опустошает кружки, постепенно хмелея и начиная подвывать.
— Шелест! — на плечо разбушевавшегося наставника легла рука советника.
"Пронесло!" — подумала я, пока не услышала:
— Давай лучше я! — и Тай пояснил: — А то ненароком убьёшь, утром сожалеть будешь. Голову пеплом посыплешь.
Я возмущённо икнула. Оба мужчины уставились на меня. Злобно сверкнули карие и зелёные глаза.
— Хорошо, — согласился вампир, отдавая меня на милость советника.
А вот я не согласна! И продемонстрировала это нервным иканием, выпучив глаза на воспитателей. Если Шелест мог отлупить по заднице и успокоиться, а потом и сам же со мной поплакать, то чего ждать от Тая, я даже представить не могла. Сначала выпорет, попутно читая нравоучения, и где-нибудь на позорном столбе прицепит... Не хочу! Меня — амазонку и так унижать!..
Впрочем, Тай уже перекинул моё сопротивляющееся тело через плечо, как мешок, и понёс прочь из харчевни. По ботинкам, шагающим за нами следом, я определила, что от нас не отставали Войка и Ольгерд. А за ними бодренько перебирали мохнатые лапы волка.
Проплывая пьяной сиреной мимо Фаи, я нескладно пообещала отомстить. На что подруга отозвалась, поклявшись ждать с нетерпением!
Мы вышли на улицу. Кто сам, а кого и вынесли. Какое-то время я болталась на плече мужчины и придумывала страшную, жестокую мстю сестре-предательнице. Но вверх ногами не получалось уцепиться ни за одну подходящую идею.
— Слышь, мудрый советник! — постучала я кулачком, как в дверь, по его ягодицам. — А ты ничего не забыл?
Тай остановился. От резкого движения земля и небо поменялись местами в моём сознании.
— Что? — раздражённо буркнул он.
— Я в одиночку выпила два кувшина и двадцать одну кружку вина!
— И одну, нет, две — кваса! — подправила мои подсчёты Войка.
— Спасибо! — ласково попыталась улыбнуться ей я, упираясь руками в поясницу Тая, чтобы хоть немного выровняться.
— И? — не понял он.
— И... — кривлялась я, опять повиснув. — Не боишься, что я подпорчу твои сапоги, штаны?..
После затишья, меня мигом вернули в вертикальное положение, под аплодисменты сестры по несчастью. Однако суровый вид командующего, прервал её веселье, присмирив амазонку, заставляя вспомнить о чести и долге перед отчизной, племенем и самой Великой Матерью.
— Ты меня разочаровываешь! — завёлся читать мне морали прямо посреди улицы Тай, не обращая внимания на любопытных прохожих.
Я приготовилась выслушивать долгую речь и села... на землю, скрестив ноги, причём не забыла изобразить саму серьёзность. Он подавился собственными словами, прочитав на моём лице отражённые мысли: "А мне по барабану! Давай, рассказывай о кораблях, бороздящих просторы морей, о давно убитой совести и тому подобном".
— Ори, — советник присел рядом на корточки, всматриваясь в мои глаза, будто собирался ругать, а молить о благоразумии. — Я же просил тебя не влипать в неприятности. А ты...
— А мы не влипали! — медленно с расстановкой ответствовала я. — Мы тан-це-ва-ли! А этот... неприятность... или приятность? Пока не определилась. Сам к нам прилип! А мы, что? Мы ничего! Просто танцевали! Ик!
Тая перекосило. Он разозлился не на шутку. Меня жестоко дёрнули за локоть, вынуждая подняться. Затем потащили в гостиницу, проволокли по ступенькам и, бросив на постель, впустили в комнату волка. После чего заперли. Впрочем, сейчас мне было хорошо, и я не возражала против одиночества.
Но спустя час... Вино испарилось из моего мозга и на смену счастливой пьяной эйфории, пришёл немилостивый дядя Бодун — бог жестокий и мстительный, явно житель пустыни, так как меня дико сушило. Он принёс мне в подарок головную боль, тошноту и ненависть ко всему окружающему, в первую очередь — к соседям, ругающимся и явно дерущимся. Хотелось сходить к ним в гости и помочь — прибить обоих!
Упёршись в двери носом, вспомнила, что заперта. Расстроилась. Накрыла голову подушкой, надеясь приглушить шум. Мигрень отчётливо билась в висках.
Именно это благоприятное время для посещения выбрала наша староста — Настасья. Она орала два с половиной часа, распинаясь об уставе амазонок, о чести и прочих словах, которые моё сознание отказывалось воспринимать. Радовало, что выслушивала всё это не одна — рядом сидела посрамлённая сестра, Войка, которую староста привела с собой. В общем, по степени продвижения речи мы с ней зеленели на глазах. Когда Настасья думала, что нас пробрало от её криков, на самом деле обе мечтали только о колодце с прохладной водой.
Не знаю, что именно — мечтательный вид или слюни, стекающие по подбородкам — привлекли внимание старосты. Она резко остановилась. Оскорблённая в чистейших чувствах предводителя, ткнула в меня обличительным перстом:
— Ты! — зашипела она. — Сначала эта ложь. Мужчины. Ты так их ненавидела и опасалась. А сама водила шашни, каждую ночь бегала к этому... к вампиру! Предала наши устои! Предпочла сёстрам — мужчину! Училась у него мастерству, пренебрегая нашими матерями! На их уроках ты притворялась ничтожеством, а на самом деле...
Староста захлебнулась негодованием, но, как мне кажется, завистью к моим умениям.
— Ты вся из лжи! Как твоя мать-предательница! Ты достойна только одного — "одинокой ямы"! Как только вернёмся, мы предадим тебя суду старейшин и даже твоя бабушка тебя не спасёт, ни вампир — никто! Слышишь? А я уж постараюсь, предоставлю все сведения о твоих похождениях Матери. Пусть знает, чем ты прославилась. Начиная со скандалов, допущенных при посторонних, до твоих любовников. Я расскажу и о ночах с советником, и о ночах с командующим, и вампиром. Я всех перечислила? Тебя заклеймить мало! Со скалы надо сбросить. Ты противоречишь собственной сущности амазонки.
— Да что ты знаешь, о моей сущности! — вспылила я, устав слушать её вопли. Даже с места сорвалась. Очень хотелось сейчас вцепиться ей в горло. Вместе со мной поднялся на лапы и волк. Староста испугалась.
— Воя, ты видишь, насколько мы "свободны"? — теперь я тыкала в Настасью пальцем. — Нам дозволено выбирать только собственную смерть, а в остальном племя свободных женщин может только подчиняться законам. Ты хочешь этого? Тебе всё ещё нравится быть амазонкой, а?
Мой гнев обратился к другой сестре.
— Говоришь, я — ложь! А то, что ты слепо следуешь за враньём, установленным Мудрейшей в качестве закона — нет? Ты хоть понимаешь, что амазонки — те же невольницы, рабыни, которых подкладывают владыкам в постель? Да в принципе любому, кто владеет нужной информацией. Не такой ли приказ тебе отдала Мудрейшая на собрании, когда мы только выходили в поход? Она ведь чётко сказала это!
Сестра подавилась вдохом.
— Ты останешься под домашним арестом, до первой же стоящей битвы, в которой обязана отчиститься! — гордо вскинув белокурую голову, заявила она, сквозь стиснутые зубы и ушла, хлопнув дверью.
— Нет, Воя, мы не можем даже умереть спокойно. Чем заколотиться, в каком месте, выберет если не сама Мудрейшая, то твоя сестра!
Я упала на кровать. Ничего другого, впрочем, и не ожидала. Что касается "очищения", то никто не заставит меня гибнуть за чужие убеждения. Нет! Уйду вместе с Шелестом — он никому не позволит меня обидеть. Вот только не попрощавшись расставаться с Фаей и с бабушкой больно.
— Прости. Если бы я не предложила... — запнулась взволнованная сестра.
— Успокойся! Это случилось бы в любом случае, даже не пей мы столько. Уверена, что я нашла бы неприятности и посолиднее! — заверения всё равно не красили атмосферу угнетённости, так что я поднялась и, достав походную сумку, начала в ней поиски одного небольшого пузырька.
— Что ты делаешь? — муки совести временно уступили место интересу, и Войка заглянула в кипы вещей и бутылёчков, разбросанных по полу.
Достав небольшой пузырёк, я показала его сестре и коварно ухмыльнулась.
— Травиться будем! — хихикнула, сделав глоток, я. Войка хотела схватить меня за руки. Я отступила назад, нелепо обняла воздух и рухнула лицом вниз.
— Зачем? — промычала она, ожидая приступов отравления, колик и прочего.
Но кто сказал, что я собираюсь умирать? Травиться — да! Но зачем же так рано расставаться с замечательным сумасшедшим миром?
— Дура! — моя насмешка показалась ей оскорбительной. — Попробуй!
Войка нехотя потянулась за пузырьком, принюхалась — удивилась, потом отпила глоток и расплылась в довольной ухмылке.
— Голова больше не болит! — заявила она.
Мы расположились на полу, попивая бабушкину лечебную настойку.
— Я уже было подумала, что ты и впрямь...
— Хочу отравиться? Ты плохо меня знаешь. Во-первых, мне не позволит этого сделать Шелест. Сам прибьёт скорее.
— Да. Он у тебя такой! — закивала амазонка. — Слушай, ты ни о чём не жалеешь?
— Не-а! — у меня и мыслей таких не возникало. — Ничуть! Он — самый верный и преданный друг. Такие не у каждого человека есть. И мне всё равно, что он мужчина. И плевать, какой он расы!
Волк обижено заскулил.
— Два друга! — поправилась я. — И мне плевать какой они расы!
Довольный оборотень перекатился на спину, задирая лапы к верху. Намёк мы поняли и почесали пузо.
Бабушкина настойка закончилась, как и силы моей сестры, сражающейся с подступающим сном. Войка мирно похрапывала на моей кровати. А я сидела у окна, смотрела в небо. Там на улице, сгущались сумерки. Гудели весельем таверны, харчевни и постоялые дворы. Только я сидела в тишине и скучала. Мягкое место не просто чувствовало неприятности, а требовало приключений! И кое-кто глубоко заблуждается, полагая, что замки и засовы дверей заставят меня вести себя прилично. Для неприличностей есть окно! Так-с...
— Тень! Иди-ка сюда!
Волк поднялся, приблизился, я оседлала его, как лошадку. Прижалась к шее, молясь не свалиться при прыжке. Он ехидно поглядел на меня, насмешливо фыркнул и взяв разбег от стены, выпорхнул из оконного проёма, аки большая волосатая птичка. Внизу зверь мягко приземлился на лапы. Я же скатилась с его спины под брюхо, после чего просто распласталась в пыли. Тень вопрошающе о моём здоровье посмотрел на ненормальную хозяйку, нависнув сверху.
— Нормально всё! — буркнула я, но встать не смогла. Сначала поднялась на четвереньки. Голова серьёзно кружилась. Полёты на оборотнях — вещь впечатляющая. Шерстяная морда, ехидно следила за моими поползновениями. Смогла таки подняться.
— Всё! Пошли! — мне удалось совладать с собой и продолжить движение... в сторону приключений. Те собственно поджидали меня в ближайшей таверне, куда я собралась направиться за "лекарством" от тоски.
И вот крадёмся мы по подворотням за порцией вина — клин ведь клином вышибают! Оба стараемся казаться незамеченными. И нам удавалось это, пока кое-что очень интересное не заставило нас остановиться, коварно и зло похихикать. Чудная, безумно романтичная сцена предстала перед нашими взглядами. Грозная, непоколебимая ответственная староста попирает закон амазонок о плотских усладах прямо в грязном закоулке! Какой-то мужчина беззастенчиво лапал мою сестру.
— Кхе, — подала голос я, спугнув ловеласа. Он замер, отвернулся и убрал ручонки от выпуклостей Настасьи.
— Ты! — обратила на меня внимание амазонка. — Ты должна быть под арестом!
— А ты... — я намекнула на стоящего к нам спиной мужчину. — Должна быть сама знаешь где, сама знаешь с кем, согласно приказу Мудрейшей. А-а-а... — издевательски протянула я, делая шаг вперёд. — Поняла! Ты вышла на разведку. Тогда простите, что помешала!
Сделала вид, будто собираюсь уходить, потом притормозила и, как бы невзначай, предложила:
— Может, когда ты будешь жаловаться на меня Мудрейшей, заодно и о своих "славных подвигах" расскажешь?
Как и предполагалось, Настасья не дала мне уйти. Она поняла, что крепко попала, вляпалась по самые корни блондинистых волос. Я развернулась, с удовольствием наблюдая за краснеющей от злости физиономией. Староста давилась от ненависти ко мне.
— Давай так, — перешла к делу я, не дав сестре придушить меня. — Я притворяюсь, что ничего не видела, а ты отменяешь мой арест. Стенами и запертыми дверями меня всё равно не удержать!
— Ах ты! — зашипела она. — Нет! Я не пойду на поводу у предательницы!
— Как хочешь! — пожала плечами я, снова изобразив безразличие, и собираясь оставить старосту наедине с её внеплановым любовником. И, конечно, замедлила шаг, чтобы не забыть довести праведную амазонку до белого коленья. — Мне терять нечего! "Одинокая яма", клеймо, полёт со скалы во имя искупления и прочие наказания... Столько планов. И как только успеть?..
Чертовски весело быть дикой кошкой, играющей с мышью. Напустила на себя шарма, обернулась и с милой улыбкой процедила сквозь зубы:
— Другое дело — ты! Доверие Мудрейшей, власть... И наравне с этим: порок, запятнанная репутация... Всё из-за какой-то мимолётной интрижки, и одной очень болтливой предательницы. Матушка, наверное, не обрадуется, да? Узнает, что её приказ нарушили ради тисканий с "не категорией" в подворотне. Представляю её лицо!
— Ты не посмеешь! — топнула ногой, взбешённая амазонка.
— Я? — притворно удивилась, оскорбилась и выдала, уже более бодро, растягивая губы в гаденькой ухмылке: — Конечно, посмею! А ты сомневаешься?
— Я сама тебя убью! — зарычала Настасья.
— Вот так, без суда и следствия старейшин? — для убедительности даже головой покачала, чтобы поиздеваться над ней. Как ни странно, она сдалась — осознала бессмысленность своих угроз.
— Ладно. Я согласна! — выпалила Настасья.
— И ещё одно, Войку тоже перестанешь доставать.
Староста кивнула.
— Завтра, когда придёшь ко мне, и будешь громко ругаться, я честно подыграю, чтоб никто не смог тебя упрекнуть. — Моё благородство довело её до кипения. — И это ещё не всё! От кувшина вина моя память шалит. А от двух — я способно забыть даже как тебя зовут, а не только то, что видела несколько минут назад...
Для убедительности я наивно захлопала ресничками, растянув на физиономии детскую улыбочку, от которой старосту чуть не стошнило. Она сплюнула под ноги и бросила в мою требовательно раскрытую ладонь горсть монет. После чего гордо удалилась прочь, передёрнув плечами от догнавшего её вопля:
— До завтра! Я буду ждать!
Представляю, как она намается бедная до утра! Но вот, почему-то, мне совершенно её не жаль!
— Ну что, дружок, — это адресовалось волку, довольно вилявшему хвостом, — пойдём и купим вкусненького?!
