Он этого не знал. Даже Мемфис не мог связаться с ним, когда он не хотел, чтобы с ним связывались, и не было никаких оснований предполагать, что у кузенов было какое-то тайное колдовство, которое предлагало им черный ход в сознание Джеффри. Если бы это было так, они бы уже воспользовались им, когда пытались связаться с ним по поводу убийства Мемфиса.
— Все достаточно просто, — говорил Лукас. — Ты скрылся с места вмешательства высокого уровня до того, как у группы по оценке рисков появилась возможность побеседовать с тобой. Механизм имеет об этом довольно туманное представление. Они бы снова закрыли тебя, если бы не было риска подвергнуть опасности и тебя, и твою заложницу.
— Она не моя заложница, — сказал Джеффри.
— Расскажи это властям, кузен. Механизм предоставил мне привилегию прямого доступа, потому что я родственник и, возможно, смогу отговорить тебя от того, чтобы делать себе хуже.
— Что ж, ты можешь сказать им, что пытался. А теперь отвали.
— Джеффри, послушай меня. Мы понимаем, что это было трудное и эмоциональное время для тебя, но не усугубляй ситуацию опрометчивым поведением.
— Не вини меня, Лукас. Ты начал это, отправив меня на Луну.
— Есть вещи, которые лучше оставить в прошлом, — сказал Лукас. — Если бы ты заботился об этой семье и ее обязательствах, ты бы это понял. Есть миллионы людей, которые зависят от нас, которые зависят от стабильности.
— Наши акции почти не упали, Лукас. Кроме нас, никому нет дела до Юнис.
— Именно поэтому все это не стоит того, что ты делаешь. Она — история, Джеффри. Призрак.
— Предоставь это Механизму. Это больше не твоя проблема.
Он не ожидал, что Лукас поверит ему на слово, но через несколько мгновений аэролеты кузенов улетели, оставив "Сессну" одну в небе. Джеффри был удивлен тем, насколько это потрясло его. Он повернулся на своем сиденье, чтобы посмотреть, как две машины удаляются за кормой.
— Лукас ушел, — тихо сказал он.
— Они ничего не могли сделать, — сказала Джумаи. — Ты сам сказал — сбить нас с неба никогда не было возможным.
Но в конце концов Механизм сработал, как он всегда и предполагал. К тому времени они уже были над океаном, и предупреждение о запасе топлива прозвучало трижды. Приблизились две машины гражданской администрации, официальные сине-белые, с генерированными расширением эмблемами Восточноафриканской федерации и Африканского союза, направлявшиеся в море из Найроби или, может быть, Момбасы, больше и быстрее, чем аэролеты кузенов, с тупыми корпусами, тупыми крыльями, усеянные ракушками роторов, уродливые, как носороги, с угловатыми точеными пластинами корпуса и похожими на рога черными выступами систем вооружения. В наши дни столкнуться с таким откровенным проявлением миротворческой власти — это нечто особенное. Джеффри не мог припомнить, когда в последний раз видел что-либо подобное, по крайней мере, на Земле. Ему захотелось спросить: все это ради меня, маленького пожилого человека? Правда, вам не следовало этого делать.
— Возможно, уход с основной работы был ошибкой, — сказала Джумаи.
— Они думают, что ты моя заложница, — сказал Джеффри. — По крайней мере, именно такую позицию они решили занять, так что на твоем месте я бы не беспокоился — они не собираются говорить или делать ничего, что могло бы подвергнуть тебя опасности.
— Пока они не покопаются в моем прошлом и не решат, эй, может быть, его бывшая нигерийская подружка все-таки может быть сообщницей.
— Они все равно не собираются делать никаких глупостей. Я не совершал никакого преступления. Я только скрылся с места преступления, которое мне не удалось совершить.
— Скажи это судье. — Она смотрела в иллюминаторы, рывками переключаясь с правого борта на левый, как человек, следящий за энергичным теннисным матчем. — На своем веку я повидала немало отвратительных машин, Джеффри, даже водила некоторые из них...
— Они созданы для того, чтобы запугивать. Вот почему нас никто не запугает.
Машины правоохранительных органов, опознавательные знаки которых развевались вокруг них, как яркие неоновые баннеры, попавшие в их поток, были намного больше "Сессны". Но это тоже пошло Джеффри на пользу. Пилоты смотрели на его маленькую белую игрушку — аэроплан и видели что-то до нелепости старое и хрупкое, не понимая, что древний планер на самом деле был гораздо прочнее, чем казался.
— Джеффри Экинья, — произнес голос, прорезая все вокруг точно так же, как это сделал Лукас. — Это гражданская администрация. Пожалуйста, вернитесь в свое родное место.
— Извините, ничем не могу помочь, — сказал Джеффри.
— Вмешательство было необходимо, чтобы предотвратить завершение акта насилия, Джеффри. — С ним разговаривали как с ребенком, с большой снисходительностью. — При таких обстоятельствах всегда должен иметь место процесс пересмотра. Подвергните себя испытательному сроку, и вам нечего бояться. Я настоятельно прошу вас сейчас вернуться. — Голос был глубоким, мужским, безошибочно танзанийским.
— Вы не можете остановить меня, не так ли? Вы ничего в мире не сможете сделать, чтобы заставить меня изменить мой курс.
Машины подошли ближе. Они были большими, как дома, и бронированными, как блиндажи. Этот вид специальной военной технологии принуждения был подобен целаканту: ему не было никакого дела до того, что он все еще существует в настоящем. И все же, как теперь понял Джеффри, это было там с самого начала, скрытая часть его мира, прилично спрятанная от посторонних глаз, пока он не нарушил правила Механизма.
— Это последнее предупреждение вам, — сказал голос. — А теперь развернитесь.
В этот момент закончилось топливо. Джеффри никогда раньше не бросал самолет, никогда даже не задумывался о том, что однажды он может столкнуться с возможностью бросить его. Бросить — это то, что случалось, когда что-то шло не так, когда что-то было просчитано.
И все же он был здесь, бросая "Сессну". Он зашел на скорости, чуть превышающей скорость сваливания, с полностью выпущенными закрылками и в последний момент резко пошел вниз. Колеса чавкали по воде. Самолет быстро сбросил скорость, уткнувшись носом в море, а затем медленно накренился на правый борт, пока законцовка крыла не погрузилась в воду. Двигатель заглох. "Сессна" покачивалась на зеленой зыби Индийского океана в полной тишине, если не считать случайного скрипа корпуса, как будто она всегда ждала своего часа в качестве лодки.
— Спасательный жилет у тебя под сиденьем, — сказал Джеффри. Морской воздух защекотал ему нос. — Мы должны выбираться отсюда. Она не создана для плавания.
Джумаи вытащила свой спасательный жилет. — Хочешь сказать, что мы доберемся до этого вплавь?
— Боюсь, выбор невелик.
— В этих водах водятся акулы.
Он кивнул. — С нами все должно быть в порядке. Механизм, вероятно, уже убирает всех крупных хищников из этого района или подвергает эвтаназии тех, кто не понимает намека.
— Ты надеешься.
— Прямо сейчас быть съеденным — наименьшая из наших забот.
Над головой слонялись машины администраций. В каком-то смысле это было хорошо, потому что означало, что им не придется долго ждать спасения — независимо от того, был ли это Механизм или нет, Джеффри не радовала перспектива провести несколько часов в океане. Плохо, однако, в другом смысле, потому что, как только Джеффри и Джумаи окажутся на свободе, властям не потребуется много времени, чтобы придумать способ взять их под стражу.
Но "Сессна" определенно тонула. Вода вливалась внутрь с того момента, как они приводнились, проникая через уплотнители дверей и отверстия двигателя. Надев спасательные жилеты, Джеффри и Джумаи взобрались на наклонную поверхность одного крыла, но это дало бы им несколько минут, не больше. Джумаи сидела на наклоненном крыле, свесив ноги с края. Джеффри стоял, уперев руки в бока и согнув колени для равновесия, с тревогой оглядывая горизонт. С воздуха он мог видеть землю, но не сейчас, когда они были внизу.
— Что бы ни случилось, — сказал Джумаи, — я сожалею о твоем самолете.
— Я тоже.
Из-под фюзеляжа донесся глухой стук, смягченный подвеской, как будто погруженное шасси только что коснулось суши. Накренившаяся "Сессна" выровнялась, крыло снова стало горизонтальным. Джеффри пошатнулся, едва не потеряв равновесие. Джумаи протянула руку и схватила его за лодыжку, при этом чуть не потеряв свой спасжилет. Вода стекала ручейками.
С плавностью поднимающегося лифта "Сессна" вынырнула из моря.
— Какого хрена? — сказала Джумаи.
Джеффри непонимающе пожал плечами.
Под колесами была черная дорога. Черная дорога поднималась, вырываясь на дневной свет: океан тоже стекал с дороги, сбегая по ее широким изгибающимся склонам. Джеффри медленно обернулся, наполовину представляя, что он увидит. В противоположном направлении дорога упиралась в черную башню с отвесными стенами, ее округлая, сужающаяся кверху форма поднималась к смотровой площадке в форме молота.
— Мы на подводной лодке, — сказал Джеффри. Ему пришлось повторить это дважды, просто чтобы убедить самого себя. — Мы на подводной лодке.
Джумаи спрыгнула с крыла на скользкую, покрытую резиной палубу. — И это хорошо или плохо?
— Скорее, это хорошо. На данный момент.
Подводный аппарат был с Тиамаата; он знал это еще до того, как открылась дверь в основании башни и оттуда широкими шагами вышел житель моря в экзокостюме. Он прищурился от внезапной волны соленых морских брызг.
Это была Мира Гилберт. Позади нее стояли еще трое русалок в таких же костюмах.
— Привет, увальни! — сказала она, подзывая его. — Заходите внутрь. Мы обеспечим безопасность самолета, а затем отправимся в путь.
Джеффри слез с крыла, дотронулся рукой до капота двигателя сбоку, заверяя его, что он вернется. По правде говоря, он понятия не имел, что произойдет дальше. Его упорядоченные планы, какими бы они ни были, разлетелись в клочья. Он совершил постыдный поступок, а затем скрылся с места преступления. Он отказался подчиняться власти Механизма, а теперь отдавал себя людям, которых едва знал, не говоря уже о доверии к ним.
Было еще не слишком поздно. Административные машины все еще слонялись без дела. Он все еще мог рискнуть с океаном, позволить им взять его под свою опеку. На мгновение, оказавшись между разветвляющимися возможностями, двумя версиями его жизни, отделяющимися друг от друга, как инверсионные следы самолета, он был парализован.
— Мы ждем, мистер Экинья, — сказала Мира Гилберт.
— Тебе не обязательно быть частью этого, — сказал он Джумаи. — Ты все еще могла бы...
— К черту все это, — сказала она, бросив пренебрежительный взгляд на зависшие машины. — Скорее попытаю счастья с акватикой, если ты не против. Если ты умный, ты сделаешь то же самое.
Конечно, она была права. Он выбрал этот путь с того самого момента, как попробовал управление аэролета. Сейчас нет смысла сомневаться в себе.
Итак, они вошли внутрь, а административные машины все еще кружились без дела, когда подводная лодка наполнила свои цистерны и скрылась под волнами. Судно оказалось "Александром Невским", одним из небольшого флота подводных грузовых судов Тиамаата. Функция "Невского" заключалась в перевозке грузов, которые были слишком тяжелыми, громоздкими или опасными для элегантных, сверхэффективных ветряных киберклиперов, которые в настоящее время перевозят девять десятых мировых грузов.
"Невскому" было добрых сто пятьдесят лет, и он был восстановлен после какой-то мрачной прошлой карьеры в качестве корабля ядерного сдерживания. Теперь единственной атомной технологией на борту был его двигатель. Ракетные отсеки были лишены своих ужасных секретов и превращены в складские помещения. За ним тянулась тяжеловесная вереница грузовых емкостей, обшитых полимером из акульей кожи для минимизации лобового сопротивления, каждая размером с саму подводную лодку.
"Невскому" требовался небольшой экипаж, судя по чрезвычайно скудному запасу места в каюте. На самом деле, он, вероятно, выполнял большую часть своих обязанностей полностью в беспилотном режиме, за исключением любых пассажиров, которые могли бы сопровождать его в поездке.
— Как вам удалось так быстро добраться сюда? — Джеффри спросил Миру Гилберт, когда они снова тронулись в путь, и после того, как он в двадцатый раз попросил заверить его, что о "Сессне" позаботятся.
— "Невский" уже был в этом районе, — сказала жительница моря. — Обычный грузовой рейс. Я поднялась на борт, когда показалось вероятным, что мы сможем назначить рандеву.
Джеффри и Джумаи выдали сухую одежду, полотенца и полные до краев кружки соленого чая цвета морской волны. Сейчас они находились под водой, двигаясь с максимальной крейсерской скоростью, но изнутри "Невского" этого никак нельзя было определить. Ни досягаемости расширения, ни возможности открыть окно сквозь железную оболочку его корпуса.
— Не знаю, много ли вам рассказал Труро, — сказал Джеффри, — но у меня большие проблемы с этим Механизмом. Не думаю, что они позволят мне так легко отделаться от этого.
— Мы можем задержать их на некоторое время, — сказала Гилберт. — Видите ли, технически вы вторглись на территорию Инициативы.
— Угробив свой самолет?
Гилберт с энтузиазмом кивнула. — Над нашей подводной лодкой.
— Я не знал, что она там была, — сказал Джеффри с добродушным раздражением. — Как это вообще может считаться вторжением на чужую территорию?
— Все к лучшему. Теперь вы находитесь в нашей непосредственной юрисдикции, а это значит, что мы можем запустить различные квазилегальные меры по задержке.
Джеффри вздрогнул. Внутри "Невского" было холодно, даже несмотря на выданную им теплую одежду. — А это не приведет вас к противостоянию с Механизмом?
— Вы пришли к нам, а не наоборот, — сказала Гилберт. — Это меняет пейзаж. Теперь есть... процедуры, которые можно ввести в действие.
— Например? — спросила Джумаи.
— Если Джеффри подаст заявление на получение гражданства Тиамаата, Механизму придется подождать, пока мы не завершим нашу собственную серию психологических обследований... что, в разумных пределах, может занять столько времени, сколько нам захочется.
— И что потом — вы все равно отдадите меня обратно?
— Мы перейдем этот мост позже. А пока давайте приступим к подаче заявления на получение гражданства. — Она улыбнулась его нерешительности. — Это всего лишь формальность. Вы не отдадите свою бессмертную душу Нептуну и его водяным приспешникам.
— Что я должен сделать?
Она отправила текст в воздух. — Просто прочтите эти слова, и мы готовы двигаться.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
За ночь они много раз пересекали сложную систему разломов и рифтов в долине Маринерис. Когда они пролетали по невероятно высоким и узким мостам — едва достаточным по ширине для единственной сверкающей монорельсовой дороги поезда, что создавало сбивающую с толку иллюзию, что они летят над этими огромными пропастями, — Санди высматривала свидетельства встроенных в стены каньонов зданий, которые она видела из комнаты Холройда. Окно, медсестра, мужчина с зелеными шипами в хирургической ванне. Но она вообще не видела никаких признаков человеческого жилья, ни единого огонька, трубопровода или дороги за все эти пустые часы. Долина Маринерис была достаточно широка, чтобы охватить Африку от Тихого океана до Индийского: на такой территории можно было потерять целые страны, не говоря уже о зданиях и окнах.
