— И мы доставим ее, — сказал Рикассо. — Так скоро, как только сможем. Может быть, раньше.
Кильон узнал, что имел в виду Рикассо под своим замечанием позже в тот же день, когда его снова вызвали в каюту. На этот раз присутствовало по меньшей мере дюжина капитанов, а также Куртэйна, Эграфф, Мирока и, конечно же, сам Рикассо, который стоял, уперев руки в бока и прижавшись своим гордым животом к огромному столу с картами, вокруг которого собралось все собрание. Он смотрел на свою аудиторию с выражением драчливого вызова, переводя взгляд с одного человека на другого, настораживаясь при малейшем намеке на несогласие.
— Это наш существующий курс, — сказал Рикассо, ведя толстым ногтем большого пальца по карте. — Огибаем край Проклятия, но тратим еще три дня полета, фактически удаляясь от Копья с каждым часом, прежде чем мы минуем южную оконечность, поймаем преобладающие ветры и начнем продвигаться на восток.
Куртэйна, которая, должно быть, что-то почувствовала в происходящем, сказала: — И в чем именно заключается ваша точка зрения? Мы долго обсуждали это. Мы привержены этому. Сейчас решительно не время менять наше мнение о правильном подходе.
— И в этом ты совершенно права, моя дорогая. То есть ты была бы права, если бы не изменилась доступная нам информация. В свете новых разведданных нам следует пересмотреть наше первоначальное решение.
Она стояла, уперев руки в бока. — Какие новые сведения?
— Мы извлекли из "Разрывателя" недавно исправленные карты. Мальчики-черепа подошли достаточно близко к пределу действия Проклятия, чтобы заметить изменения. Но они ничего не нашли, никакого намека на уклон на протяжении сотен лиг. Из этого можно сделать только один разумный вывод: Проклятие сместилось или сократилось. Мы не должны были ожидать, что все останется по-прежнему: границы каждой другой зоны изменились, так почему бы не Проклятие?
— Вы доверяете этим картам? — спросил Эграфф. — Насколько нам известно, они фальшивые, придуманные, чтобы привести нас к катастрофе.
— Это разумное замечание. Но другая информация, полученная с того же корабля, была проверена независимо.
Кильон взглянул на Мироку, которая в тот же момент посмотрела на него в ответ. Выражение ее лица сказало ему, что она чувствовала то же самое, что и он. Неспособность найти вопиющее несоответствие или неправдоподобную деталь в семафорных сообщениях — это не то же самое, что независимая проверка.
— Это... — начал он говорить.
— Доктор? — с интересом спросил Рикассо. — Твое мнение, пожалуйста? Мне очень хочется это услышать.
— Вы знаете, мы никогда не сможем быть уверены в подлинности этих расшифровок. Но даже если бы это было так, это все равно не дало бы нам никаких оснований предполагать, что карты не были подделаны.
— Отмеченные мальчиками-черепами изменения сопоставлены с измерениями "Бримстоуна", "Раскрашенной леди", "Киновари" и "Железного выступа", доктор, поэтому крайне маловероятно, что они были полностью сфабрикованы.
— Мы не знаем, как далеко продвинулась граница, — сказал Кильон. — Проклятие, возможно, уменьшилось в размерах или изменило свою форму, но это не значит, что мы можем плыть на эту территорию, ни о чем не заботясь. Мы можем снова наткнуться на границу, только немного дальше, чем это было раньше.
— Вот почему мы будем уделять должное внимание часам, каждую секунду пути, — сказал Рикассо. — Мы не дураки. Мы извлекли тяжелый урок из этого события. Но даже если граница лишь немного отступила, мы все равно сэкономим время и топливо, пересекая границу того, что раньше было Проклятием. Можешь ли ты отрицать, что экономия времени пойдет на пользу Копью?
— Конечно, не могу.
— Как я и ожидал. Мы пошлем корабли впереди основного формирования, нанесем на карту уклоны по широкой полосе, создав безопасный коридор. Если часы подскажут нам изменить наш курс, мы это сделаем. Но тем временем мы сократим время нашего путешествия в Копье на несколько дней и избежим столкновения с несколькими известными скоплениями мальчиков-черепов. — Рикассо наклонился вперед, его живот выпятился на край стола. Он взял указку и провел ею по краю участка, огибая ужасающе пустую внутреннюю часть. — Учитывая срочность нашей миссии и экономию расстояния, мы просто не можем обсуждать это. Это должно быть сделано. Мы доберемся до Копья раньше, и поскольку их приборы не так чувствительны, как наши, я очень сомневаюсь, что какие-нибудь мальчики-черепа проследуют за нами. В качестве побочного продукта мы в конечном итоге составим первые современные карты этой территории — то, что нам рано или поздно придется сделать.
— Первые карты, за все время, — сказала Куртэйна. — Если только ты не знаешь лучше.
Рикассо ничего не сказал, просто постучал указательной палочкой по карте.
— Как долго мы пробудем в Проклятии? — спросил Кильон.
— С точки зрения медицинских интересов, доктор?
— Мне просто интересно, как долго мы смогли бы продержаться, если бы условия изменились и нам пришлось вернуться к антизональным средствам.
— Самое большее два дня, — сказал Рикассо. — Это при условии, что мы никогда не выводим двигатели на максимальную мощность, что, конечно, всегда было бы возможным вариантом. Вас это устраивает, учитывая то, что вы знаете о наших поставках лекарств?
— Полагаю, приемлемо, — осторожно ответил Кильон. — Что, для ясности, не означает то же самое, что "устраивает безоговорочно". — Он чувствовал призрачное присутствие доктора Гэмбисона рядом с собой. Хотя сам этот человек был недостаточно здоров, чтобы высказать свое мнение, Кильон знал, что ответственность легла на него.
— Я не говорю, что мы должны торопиться с этим, — сказал Рикассо. — В равной степени я не вижу рациональной альтернативы. Отступление Проклятия предлагает нам короткий путь к нашей цели — какой капитан воздушного корабля не ухватился бы за короткий путь?
— Эм, я, например, — сказала Куртэйна.
— Да, моя дорогая. Сформулируй свои сомнения. Глубоко внутри я знаю, что ты была бы горько разочарована, если бы мы сейчас отвернулись. — Он сжал кулак. — Только подумай! Мы вполне могли бы стать первыми организмами, попавшими в зону Проклятия более чем за пять тысяч лет.
— Теперь ты действительно купил этим меня, — сказал Эграфф, вызвав одобрительный ропот некоторых других капитанов. — Не пойми меня неправильно, я полностью за доставку лекарств. Но, по крайней мере, это просчитанный риск.
— Преимущества перевешивают риск, — сказал Рикассо. — Во-первых, мы можем быть достаточно уверены, что не столкнемся с какими-нибудь мальчиками-черепами в Проклятии. Или кем-либо другим, если уж на то пошло. И мы не остановимся, пока нас не вынудят к этому. В течение всего прохождения мы будем поддерживать крейсерскую скорость основной части Роя. Корабли-разведчики иногда могут работать быстрее, но мы не будем перегружать двигатели.
— Если мы действительно собираемся это сделать, — вздохнув, сказала Куртэйна, — тогда "Раскрашенная леди" должна показать дорогу остальным.
— Она готова?
— Достаточно готова.
— Превосходно, — ответил Рикассо. — Шесть дирижаблей будут двигаться строем "наконечник стрелы" — "Раскрашенная леди" первой, два за ней и три за ними. Поскольку ни один корабль не находится на расстоянии более пяти лиг от другого, мы все равно получим точные показания на трассе шириной в десять лиг — более чем достаточно, чтобы обеспечить безопасный проход Роя. Еще два корабля сопровождения пойдут по флангам Роя, а последний будет идти сзади, продолжая снимать показания, а также наблюдая за любым, кто попытается последовать за нами.
Куртэйна покачала головой. — Они не будут пытаться, поверь мне.
— Тогда у идущего последним корабля будет еще больше времени для проведения измерений, — сказал Рикассо. Кильон начинал понимать, что у него была сводящая с ума способность обращать любое кажущееся неудобство в свою пользу.
— Не ожидай, что большинство поднимет флаги по этому поводу, — сказал Эграфф. — В прошлый раз были колеблющиеся. Теперь их будет еще больше.
— В демонстрации флагов не будет необходимости, мой мальчик. — Рикассо выглядел почти виноватым в собственной сообразительности. — Я предусмотрел эту возможность в своем последнем предложении, том самом, по которому я получил мандат от ста кораблей.
— Девяносто восьми, но кто будет спорить? — спросила Куртэйна.
— Дело в том, — и это не просто нарушение конституции, — что я недвусмысленно запросил разрешение изменять курс по пути следования так, как считаю нужным, при условии получения более подробной информации о сдвигах границ, погодных условиях и расположении сил противника. Теперь у меня именно такое улучшенное понимание.
— Тебе это с рук не сойдет, — сказала Куртэйна.
— Нет, не сойдет, — согласился Эграфф. — Этот пункт конкретно запрещает тебе пересекать границы любой зоны без нового предъявления флагов.
Рикассо посмотрел на него с выражением ошеломленного непонимания на лице. — Но я ведь не буду пересекать границы какой-либо зоны, не так ли? Если только ты не имеешь в виду старые границы на старых картах — но с каких это пор мы позволяем им стать жупелами?
Куртэйна пробормотала себе под нос: — Ты хитрый старый лис. — Но в ее голосе не было ничего даже отдаленно похожего на нежность или одобрение.
— Возможно, он прав, — сказал один из других капитанов. — То есть, с точки зрения конституции.
— Послушайте, — сказал Рикассо примирительным тоном. — Как только люди поймут, что граница сдвинулась — что то, над чем мы будем пролетать, — это просто бесплодная земля, которую еще предстоит освоить живым существам, — они отбросят свои тревоги.
— Точно так же я чувствую, как все мои тревоги просто тают, пока мы разговариваем, — едко сказала Куртэйна.
После этого она поговорила с Кильоном наедине. — Ты, наверное, удивлен, что я не сопротивлялась дальше.
— Думаю, у тебя хватило ума увидеть смысл в переходе через Проклятие, даже если тебе не понравилось, как Рикассо вынудил нас к этому.
— Очень тактично с твоей стороны.
— Просто надеюсь, что не я подал решающий голос.
— Я не видела, чтобы шло голосование, доктор, или что-то пропустила?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Обычно именно к Гэмбисону Рикассо обращался за медицинской консультацией. Но в той комнате был только я. Он, должно быть, знал, что я поддержу почти все, что позволяет доставить сыворотку-15 хотя бы немного быстрее.
— Ты чувствуешь, что тобой манипулируют.
— Чувствую, что происходит что-то такое, в чем я не могу до конца разобраться.
Выражение лица Куртэйны было печальным. — У меня было такое чувство к Рикассо с тех пор, как я научилась считать свои пальцы.
— Никто в здравом уме добровольно не полез бы в Проклятие, если бы не было веской причины, верно?
— Никто, — сказала Куртэйна. — Но, как ты сказал, "никто в здравом уме" — это решающий момент.
— Не думаю, что он сумасшедший. Не думаю, что он хоть отчасти сумасшедший.
— Я слышу "но".
— Количество времени, которое он, должно быть, провел с этими воргами, добывая свою волшебную сыворотку — по крайней мере, это говорит об определенной... мономании. Готовность преследовать свои навязчивые идеи за гранью, за которой любой разумный человек повернул бы назад. Мне просто интересно, как эта одержимость может быть связана с Проклятием.
— Думаю, мы это выясним. Я не планирую бунтовать. Во всяком случае, пока.
— По крайней мере, это снова избавит тебя от Роя. Возможно, тебе не понравилась идея пересечь Проклятие, но идея о том, что кто-то другой возглавит миссию, понравилась тебе еще меньше.
— Мой отец сделал бы это. Кстати, это не значит, что я живу в его тени или пытаюсь соответствовать его достижениям. Не больше, чем он пытался соответствовать своему отцу или тому, что было у его отца до этого. Это корабль, Кильон. Он требует этого от нас, заставляет нас быть на высоте положения. Если я сейчас отступлю, то подведу "Раскрашенную леди" больше, чем кто-либо другой.
— Я бы хотел быть на борту, если это не проблема.
— Я все равно планировала настоять на этом. Ты знаешь о переходах между зонами и их влиянии на физиологию человека и животных. Сотрудники Гэмбисона могут справиться с обычными больными и ранеными на борту "Пурпурного императора", и ты всегда будешь в пределах досягаемости гелиографа, если потребуется твое мнение. Рикассо будет скучать по тебе в своей лаборатории?
— Почти наверняка, но думаю, что буду более полезен на борту "Раскрашенной леди". Если Гэмбисон почувствует себя немного лучше, он сможет вернуться к своей работе в лаборатории.
— Хорошо, я оставлю тебя обсуждать тонкости с Рикассо. Боюсь, ты будешь единственным медиком на корабле — думаешь, справишься с этим?
— Сделаю все, что в моих силах.
— Хорошо. Я управляю сплоченным кораблем — с оперативной точки зрения мы будем готовы до мозга костей. На борту не будет никого, кому это не нужно.
— А что насчет коммандера Спаты?
— Он будет наслаждаться перелетом с другой точки зрения. Даю тебе слово.
— В таком случае, думаю, Кэйлис и Нимча должны отправиться с нами на борту "Раскрашенной леди".
Она слегка нахмурилась. — Разве на "Пурпурном императоре" они не были бы в большей безопасности? Они же будут заранее предупреждены, если мы наткнемся на границу зоны; у нас предупреждения вообще почти не будет.
— Меня беспокоят не зоны, — сказал Кильон.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Проклятие было неровным краем на горизонте, бледным, как пенящийся, изрезанный волнами край океана. По мере того как солнце садилось, угасающий свет окрашивал корпуса дирижаблей в огненные оттенки латуни, отражаясь от жестких краев продольных гребней, навигационных лопастей и стабилизирующих ребер. В некоторых гондолах и на мостах с вымпелами, лестницах и канатных дорожках, перекинутых через промежутки между кораблями, начали зажигаться огни. Он наблюдал за фигурами, движущимися за освещенными окнами, или переходящими с корабля на корабль с поручениями, и не замечал ничего необычного — никакого ощущения кризиса или дисгармонии. Картина была воплощением величественного порядка и преемственности, передавая ощущение флегматичного общественного постоянства — чего-то, что существовало на протяжении многих столетий и могло бы продлиться еще дольше. И все же, наблюдая с балкона, Кильон с новой силой осознал, насколько на самом деле быстротечной и уязвимой была эта воздушная эскадра. В темнеющем небе пока не было видно врагов, но это не означало, что они могут успокоиться до того, как достигнут сомнительного убежища Копья. Каждый корабль в Рое был опасно хрупкой вещью, и целое было не прочнее любой из его составляющих.
К этому времени новости о намерениях Рикассо достигли всего флота. Его план состоял в том, чтобы повернуть к Проклятию ранним утром и пересечь бывшую границу зоны к восходу солнца. Это дало бы его штурманам несколько часов на то, чтобы оценить характер местности и ее тектоморфную устойчивость. Если было бы решено, что зона нестабильна, то Рой все еще мог вернуться на другую сторону прежней границы, не теряя слишком большого расстояния. Демонстрации флагов не было, и пока что любое беспокойство по поводу этого решения было скорее сдержанным, чем явным. Кильон счел это отсутствие явного несогласия более тревожным, чем он ожидал.
