Хочет сказать, что рисунки поддельного Гундинга — тоже его работа? Или просто голову морочит? Гильдейское удостоверение Венко из Тепловой оставлено там же, в гостиной, на столике. Не трудитесь, дескать, его искать, эта часть моего послужного списка закончена.
Ларбарские сыщики вернулись в город только к вечеру — с телами убитых подрывников, с госпожой Маррбери, едва живой от потрясения, и с огромным грузом вещественных доказательств. Пришлось одолжить телегу у сельской стражи. Еще на даче у себя боярышня, когда осознала свою потерю, молвила: всем нам не мешало бы выпить. И объяснила присяжным людям, где найти ключи от винного погреба. Их, как выяснилось, сторож с собою не прихватил.
А чуть только подъехали к северо-западной окраине Ларбара, сотник Барданг велел придержать коней. Вылез из возка, сказал, что пройдется пешком. И сейчас шагает вниз с моста. Молитва на ходу, лучший способ восстановить равновесие рассудка. Особенно когда вокруг — Ларбар. Единственная часть суши, пригодная для житья. Во всяком случае, для жизни стражника Мэнгри.
Что дальше, Господи Единый? Будем готовить бумаги для Суда. Заживут ожоги у Якуни — он тоже подключится. За эти праздники многое еще успеет статься из обычных Старо-гаванских дел. Кто — как, а я мохноногу склонен верить: он сбежал, больше взрывов не будет. Взрывать нечем, новые бомбы готовить некому.
Три разбирательства. Первое — отравление Мауданги и Лиратты, сбыт дурмана, мошенничество с картинами и в придачу лжесвидетельство девицы Магго. Уже громоздко, но не разделишь. Второе — незаконный ввоз дафарана, подрывы на Кисейной и у нас, гибель Даггада, Тачи и возчика, ранения присяжных и гражданских лиц. И третье — преступные сообщества под видом рабочих движений. Все слушания — с участием Стражи и Охранного Отделения. И все связаны между собою. Через химика Моти Бенни, а его у нас до сих пор нету. И похоже, уже не будет, как Охранное ни старается его отловить.
Управа обещает здание наше починить к началу лета. То, что по их расчету подлежит восстановлению. Остальное разберут. В будущем грозятся отстроить новое крыло. Принявши во внимание прежние наши жалобы по поводу тесноты.
Повышение Дунге и Марручи — четвертьсотников, Динни — полсотника. Станет нас сразу на сотню больше. Якуни нашивки за рану. Так оно и получается: чем дело провальнее, тем круче растут чины. А удачными делами мы и так довольны, без коронного поощрения.
Суть в том, что настоящих беззаконников на этот раз немного. Один безумный — химик Моти, если я верно вычислил его побуждения. Мститель за старые обиды чужими руками, он же голова всем трем делам. Видишь ли, я бы не удивился, если бы на Суде мохнонога так и признали помешанным. Потому как мщение у него — не кровью за кровь, а кровью за непризнание былых ученых заслуг. Причем поплатились вовсе не те, кто не оценил его, а совсем посторонние люди. Должно быть, истинным обидчикам от всего этого следовало устыдиться и раскаяться. Если кто-то из них еще жив — лет-то много прошло.
Парочка полоумных: механик Тачи и художник Лиратта. Те, кто в основном исполнял замыслы мастера Моти, не вдаваясь, насколько это им самим выйдет во вред. Первый — мертв, второй — не понятно, насколько еще будет наказуем. Учитывая плачевное состояние здоровья. Или четверка, если сюда же присчитать Тарригу Винначи и мастера Дакко.
И еще несколько дюжин дураков разной степени дурости. От музыканта Ламби и госпожи Маррбери — и до школярки Магго. Ровно ничего дурного не замышляли, бескорыстно помогали добрым знакомым. Остаются контрабандисты: вроде бы, жулики в чистом виде. Да и из них один — ли-Сэнти с древними пророчествами...
Можно было бы положить еще сколько-то времени и усилий ума на вычисление некой корысти, что всеми этими доброхотами двигала. И даже попытаться доказать Суду ее наличие. Только, по-моему, не было ее. Губят себя твои создания — ни за что, лишь бы помочь другим твоим созданиям в обустройстве их погибели. Это-то и горше всего.
* * *
85.
Месяц Безвидного 1119 года Объединения
Восточный берег, Старая Гавань. Шелковая набережная.
Байчи Таррин, безработный механик
Гвендва, Брат Справедливости
Итоги суда над подрывниками Гвендва мог разузнать и у дядюшки, и в своем Черном Храме. Но решил подойти к делу по-серьезному: расспросить участника слушаний.
Юноши сидят на ступеньках, что спускаются с набережной к воде. В городе тепло, знаменитые ларбарские каштаны уже отцвели.
— Правда, что разбирательство получилось — по Семибожному Судьину обычаю? За намерения больше, чем за действия?
— Не думаю. А ты с чего так решил?
— Верно говорят: кто каялся и товарищей хаял, тем крепче всех досталось? А кто ни о чем не жалел, тех оправдали?
— На самом деле, кому досталось — так это тем, которые молчали. Мастеру Венко, то есть Моти, потому что его там вообще не было, и художнику Лиратте. Только не знаю, как их казнить будут. Одного не поймали, или так поймали, что ничего с ним уже не сделаешь. Другой — не понятно, дотянет ли до казни. За ним же еще право обжалования... Господин Винначи и мастер Лутамбиу, может, и каялись, да не в том. И оба сами просили себе кару построже. Будто бы за этот счет послабление другим, рядовым, выторговывали.
— Меньше двенадцати лет им, как я понимаю, и не дали бы. "Мятеж". Еще незаконный оборот взрывчатки, контрабанда... Могло и больше выйти.
— Коронный стряпчий больше не просил. Двенадцать лет, каторга. Дворянину еще лишение дворянства, то есть права на коронную службу. И обоим запрет на проживание в приграничных городах. Но это и всем остальным тоже, кого в "Петрушке" задержали. Кроме оправданных.
— Гармонист и медсестра — или еще кто-то?
— Только они двое. Не считая тех, кого уже на суд вызвали, из "Братства" и из "Союза", но кто на Кисейной не был. Тем и обвинения не предъявили, хотя Варрута очень старался. Чтобы не механикам одним отвечать, а и другим тоже. И Нагурро ему подпевал. Это по части "хаянья". Дакко с Комбу и Лунго других не трогали. А получили все поровну, по три года. И из гильдии их выгнали.
— Три года каторги, гильдия, запрет на житье при границе. Это как получилось: по сложению соучастия в мятеже и в контрабанде?
— А Райгирри и Валлави и вправду не каялись ни в чем. Жалеть — очень даже жалели. Только ведь они свое дело делали. Музыкант играл, девушка эта раненым помогала.
— То есть зачтено было, что они по обету действовали?
— По сути, да, хотя прямо это не говорилось.
— Всё равно. Семибожный подход. Так что хотя бы в этом "Братство" победило.
— Врагам нашим такую победу. В Приморье "Братство" запретили без права прошений о восстановлении. И "Союз" тоже. Но это еще будет обжаловаться, я думаю.
— Но тоже ведь немало: быть судимым по твоим собственным меркам, а не по чужим. А у "Союза", как оказалось, таких мерок вовсе нету. Они ведь даже не пробовали ссылаться на то, что их к беззаконию гильдия вынудила? Невыносимые условия труда или что-то вроде того?
— Нет. Да в гильдии и без того разгром полный. Четыре разных взыскания, все на многие сотни тысяч, сколько точно, я уже не сосчитаю. Ясное дело, прежде всего на Мастерские это легло. В итоге разогнали половину народа.
— А тебя?
— Меня тоже. Хотя по бумагам — я сам ушел. Долго уговаривали: подумай, как же ты тут теперь доучиваться будешь, ты же на следствии с Короной сотрудничал, против своих товарищей...
— Погоди. Это разве не то следствие было, что о гибели Мауданги?
— То. Только никто уже их не различает, эти дела. Главный виноватый один, Моти, — значит, можно и всё остальное валить в кучу. Да я бы в Мастерских и сам не остался. Устроюсь где-нибудь. В Ткацкой тоже механиков готовят, где родня у меня.
— Выходит, по делу Мауданги за одно убийство осудили троих. Художника за "непредумышленное с отягчающими", то есть с дурманом. Мохнонога за "преднамеренное в составе сообщества". И Райлера — за недосмотр за недужной.
— Моти еще и за мятеж, за взрывчатку... А мастера Райлера вообще-то не судили. Его одержимым признали, незаконным чудотворцем. Еще до разбирательства, как я понимаю.
— Я знаю, да. Хотя дядя мой о нем "особое мнение" представил. "Ненадлежащий уход за иждивенкой, повлекший ее смерть". И еще препятствие следствию. Да не такое, как у барышни Магго, а гораздо хуже.
— Мастер все дни, пока суд шел, сидел за загородкой, отдельно от других. Молился. Или просто сидел, но Суд счел, что он молится. По-моему, с ним всё сложнее. По части "ухода". Но ему, кажется, то самое и досталось, чего ему было надо.
— Принудительное обучение правильному храмовому чудотворению? Бессрочно, пока не выучится. Ну, или пожизненный Безумный Дом, если ничего не выйдет...
— Чтобы за него всегда кто-нибудь решал. Мастерша Магго, та, которая старшая, про него правильно сказала: рыцарь. Должен при ком-то состоять, выполнять приказы. А теперь, когда мастерша Мауданга умерла...
— Скажи: ты с нею самой имел дело?
— С Маудангой? Нет. Только видел мельком.
— Я так и не понял: она была по вашим меркам жрицей? Рыцари же в старину не просто при господах каких-то состояли, а при жрецах?
— Да. Но на ней, по-моему, милости не было. Тут в воле было дело, а не в делах. Она сама обрядов не вела, с общиной не толковала. Вернее, разговоры-то были, но не жреческие. Скорее, по-моему, такие, как змейский священник ведет. Но там никакой рыцарь не нужен.
— Кто еще? Матросу — пять лет и запрет на приграничье? И ему, и увеселителям с Кисейной — предписание от Короны к гильдиям рассмотреть их дела в гильдейском суде?
— Всё так. Минору — шесть месяцев исправительных работ. А второй моряк, который Ли, и вовсе жертвой оказался. Потому что с таким здоровьем его на работу не должны были брать — не то что в плавание. Из-за него, я слышал, разные храмы чуть не перессорились. Кто его отмаливать будет после всех бед. И чтобы нашей Целительнице и древленской Матери-Морю обиды не вышло, отдали его в третье место. Милосердной Пардви. Надо же показать, что никаких международных осложнений Корона не желает и заграницу ни в чем не винит. Хотя взрывчатка и оттуда пришла.
— Ох, да. Я этого ли-Сэнти у Сестер уже видел. Сидит, дюжина красавиц вокруг него хлопочет. Не здешние, а те, кто из-за моря. И изучают заодно: они же про гандаблуев мало знают. Одна время от времени с книжкой сверяется. Пособие по врачеванию, по особым свойствам разных племен Объединения. И знаешь, кто это пособие составил? Доктор Рунника Навачи, отец Минору Магго. В Пардвене издано.
* * *
86.
Месяц Исполинов 1119 года Объединения.
Западный берег, Училищная часть. Квартира семьи Чанчибар в Училищной слободке.
Мастерша Чанчибар, преподаватель биологии отделения Естественных наук Ларбарского университета.
Чабир Чанчибар, дневной ординатор Четвертого хирургического отделения Первой Ларбарской городской лечебницы.
Старая орчиха довольна. Настолько — в первый раз за несколько месяцев. Уже дня четыре ходит такая, глазами блестит. Потому что Чабир сдал на второй ученый разряд. Кажется, когда сама она получала свои ученые степени — и то так не радовалась.
Можно подумать, ей не сын нужен, а гильдейская бумажка. "Наконец-то защитился". Будто бы у кого-то были сомнения, что он сумеет. Или — захочет. По чести сказать, не так уж долго Чабир и тянул. А не было сомнений — так еще хуже. "Профессорский сынок, ему бы любую чушь зачли за научную работу"...
Если бы хотел, Чабир видел бы: здесь его всегда ждут. На стол собирают его любимые кушанья. В шкафу на передней полке расставлены книги. Те самые, которые могли бы ему понадобиться. Если вдруг зайдет, спросит — чтобы не искать долго.
Вообще-то сам лекарь Чанчибар тоже рад, что отвязался. Но нынче другая забота: надо отпраздновать это счастье всюду, где за него волновались.
— В Слободке — когда?
— На Преполовенье.
— Стряпать сами будете?
— Закажем. Личчи без того хлопот...
— В больнице?
— Надо успеть раньше. Потом дежурств много. Народу нет.
— Магго болеет?
— Отдыхает. Чангаданг уехал. Арнери вместо него. Курриби вышел в день — тот еще подарок. Дани ноет — его в отпуск не отпустили.
— Сам заслужил.
— У нас теперь Стража решает: кому когда отдыхать?
— Караулы-то они сняли?
— Угу. Но — не похоже.
— Распорядок устрожили?
— Личчи: по утрам с температурным листом всех обойти — с недужных подписи собрать, что они на местах. Лечебница? Тюрьма?
— У нас тоже. На входе в Лабораторный — досмотр, на выходе — досмотр. Распорядились было школяров после испытаний не пускать по домам. Кто не из Ларбара, пусть в каникулы тут сидят. "Иначе не уследим, где они, что делают". Отстояли. А то в Университете — точно, рванет.
— Сказал: цепи выдайте — недужных прикуем. Чтоб не разбредались. Весна. Мумлачи озлился. Лекарям по дежурству сообщать сторожу, где они: в операционной, в ординаторской, по палатам. Дангман всякий раз предлагает его в нужник проводить — чтоб все видели, чем занят.
— Затем и взрывали. Начни наводить порядок просто так — все подчинялись бы, хотя и смеялись. А сейчас не смешно: гнусно.
— Какой порядок, мать? Порядок — когда каждый своим делом занят и отвечает за него сам. А тут указывают: ты должен то, это. Главное — бестолково. Я же не лезу к ним с советами, как врагов Короны выслеживать!
— О врагах Короны...
— Угу?
— Письмо.
Орчиха носила этот листок в одном из карманов домашнего балахона. Так что послание успело уже немного помяться. Но у барышни Магго почерк еще по-школьному четкий. Чабиру не составит труда разобрать.
Мастерша Чанчибар!
Мастер Чабир!
Мы уже на месте, на поселении. Устроились хорошо. Здесь фабрика по заготовке овощей, большая. Сейчас работы не очень много, ближе к осени, говорят, будет больше. В основном чистить, мыть и раскладывать, готовят и бочки закрывают те, у кого опыт уже есть. Трудятся тут и поселенцы, и вольные. Обстановка мирная, никто даже голос не повышает. Начальник над всем — господин Берифар, он сельский промышленник, выборный в областном Совете. А еще писатель. Его хорошо знает мастер Ниарран, они в одном сборнике печатались. "Мардийские рассказы". Интересно: в жизни господин тоже так говорит, как действующие лица у него в рассказах. Я живу вместе со всеми фабричными женщинами, Гаммичи поселился в деревне. Видеться можно в цеху и еще по праздникам. С едой, понятное дело, всё в порядке. Я никогда не видела, чтобы было столько огурцов, даже в Магго. И еще горошек, тоже — целые горы. Заниматься не запрещают, задачи я скоро все перерешаю. Но у меня еще "Сборник Дайборро" есть. На фабрике, конечно, своя лаборатория, но меня туда пока не пустили. Гамми говорит, ему всё это тоже на пользу: наблюдает, как обустроено Коронное Исполнение Наказаний.
