И Галарий решил задать свой последний вопрос. Этот вопрос погубил тысячи жизней. Ответ на него оказался роковым и для магистра Аувина. Страж знал, какими силами обладает Копье, такой могущественный артефакт мог раз и навсегда поменять расклад сил в Делионе.
— Твоя дочь, она отправилась на поиски Копья, не так ли? — страж ожидал быстрого ответа, и он его получил.
Сонье кивнул головой.
— Где оно? — теперь Галарий понимал, что следует найти копье быстрее остальных.
Иначе, Тьма воспрянет с новой силой. Копье не должно попасть в чужие руки.
— Отвечай, — страж поднялся на ноги и прислонил лезвие своего меча к горлу собеседника.
Даже через холодную окровавленную сталь, рыжебородый чувствовал, как часто и глубоко дышит Сонье. Он боялся смерти. От него смердело страхом. Переживал ли он за свою дочь или за собственную жизнь?
— Лемион, — ответил Сонье, совершенно позабыв о своей культе. — Оно спрятано в Лемионе.
— Город призраков, — прошептал Галарий и одним движением перерезал горло старому городскому лекарю.
* * *
Флавиан стоял прижавшись спиной к холодной влажной стене, затаив свое дыхание. Невольно, он заметил, что зуд от его старых ран, нанесенных сподручным инквизитора, только едва затянувшихся, начинался именно тогда, когда юноша начинал нервничать. Приятная прохлада стены утоляла ощущения зуда, и пастух потерся об стенку, успокоив раздражение. Рядом с ним, буквально в двух шагах, также прижавшись к стене стояла Мерьи Клоповница, крепко сжимая в своей руке руку Флавиана.
Как оказалось, но Мерьи знала эти подземные казематы ничуть не лучше Флавиана. Она никогда не заходила сюда так глубоко, никто из ее братства вервольфов, кроме жреца Гонория, никогда и не пользовались этим подземным путем. Здесь было все очень запутанно, и выбраться из подземелья было практически невозможным. Кроме того, многочисленные туннели и развилки, запутанные и без того в темном помещении, кишели восставшими мертвецами, коих хоронили здесь на протяжении нескольких тысяч лет.
Флавиан до сих пор не понимал, на что реагируют восставшие мертвецы. На звук? Если так, то стоило бы вести себя предельно тихо. Загодя, они с Мерьи сняли свою обувь, чтобы не издавать лишнего звука, пусть это и приносило им существенный дискомфорт. Земля была холодной, кое-где под ногами подпалась мелкая острая галька и теперь ноги Флавиана кровоточили сильнее, нежели женщина при регулах.
Может быть они их чуяли? Навряд ли. Сейчас от них обоих воняло крепким терпким потом, который можно было учуять и за десяток стадий, тут не нужно быть стервятником или волком.
Возможно, что восставшие их видели. В этом случае, Мерьи оказалась бы права, сказав, что им следует держаться в тени и передвигаться скрытно, не поджигая при этом факелов.
Но все это осложнялось тем, что без света, они не знали, куда им идти. Тоннели были практически одинаковыми, и пастух не видел в них никакой разницы. Кажется, они уже семь раз свернули налево, два раза прошли прямо и восемь раз свернули направо. Они то поднимались, преодолевая подъем, то быстрым шагом перебегали через спуск. Теперь они и вовсе потерялись в этом темном катакомбном лабиринте.
Сейчас они выжидали. Мимо одной из развилок они заметили ковыляющий силуэт, тошно и противно хрипящий своими иссохшими связками. Восставший двигался неуклюже, сначала выставляя вперед свой костлявый корпус, а затем неловким и совершенно чуждым для человека движением двигая вперед правую ногу. Флавиан затаил дыхание и не шевелился. Он понимал, что сейчас стоило уповать только лишь на богов, однако, он знал их скверный и переменчивый характер, знал, что не стоит вручать в их всемогущие руки свою хрупкую, как едва промерзший на речке лед, жизнь, которой он так дорожил.
Пастух насчитал десять однообразных движений восставшего — десять шагов левой ногой и десять характерным звуков волочащейся ноги. После этого, Мерьи потянула его за руку, и они на цыпочках добрались до развилки, где еще несколько мгновений назад хромал восставший.
"Восставший".
У Флавиана не хватило духа и веры назвать оживших мертвецов — зомби. В который раз, россказни из басен и страшилок на ночь, оказались правдой. Еще будучи совсем мелюзгой, детвора Утворта собиралась по ночам у одного большого костра чуть поодаль от поселения. Когда сгущались над поляной сумерки, не редко, они начинали рассказывать друг другу страшные истории. Уже в те года, Флавиан был намного образованнее каждого из своих сверстников и понимал, что зомби не существуют.
"А если они когда-нибудь и были, то это время уже давно прошло", — так раньше думал Флавиан.
Теперь он видел собственными глазами, как из гробниц восстают павшие короли, восставшие от вечного сна по приказу графа Моркула. Образованность пала жертвой крестьянской простоты.
Земля была холодной. Каменистая почва нещадно резала ступню пастуха, однако юнец претерпевал все эти коварные неудобства, молясь лишь для того, чтобы выбраться из этих темных подземных катакомб. Помимо нелепых шагов восставших, тишину нарушал редкий звон меча о камень, того самого меча, который несла Мерьи в своей правой руке. Хвала Двенадцати, но меч они еще в дело не пускали, умудряясь проскальзывать мимо нежити.
Было темно, путники продвигались наощупь, Флавиан часто задевал левым плечом держатель, в которой когда-то находился факел. Раньше эти катакомбы освещались, сомневаться в этом не стоило. Как объяснил до этого Гонорий (или сама Мерьи, Флавиан не помнил), эти катакомбы были родовым склепом семейства Ордерика.
Путники двигались аккуратно и осторожно, вытянув перед собой руки, чтобы не врезаться в стенку. Пастух, сам того не осознавая, держал свою левую руку на шеи, в районе раны, нанесенной ему той черствой девицей. Несмотря на то, какую боль испытал юноша во время укуса, перед его глазами, в его воображение, всплывала милая бледная мордашка этой Миры. Ее красота была неувядающей, спокойные и отчетливые черты лица придавали девушке изящность. Флавиан вспомнил, какими нежными были ее прикосновения, и как больно она ужалила его, ни за что. Ему до сих пор не верилось в то, что такое чудесное создание могло принести кому-нибудь вред.
"Чем же я ее так оскорбил?" — хотя пастух и догадался, что все убийства в Рэвенфилде были совершены Мирой, но он не понимал, почему именно он был затесаться в этот нестройный и нелогичный ряд жертв.
"Интересно, где сейчас Галарий?" — Флавиан переживал за своего молчаливого соратника, который отправился с отрядом в Бережок.
Если вампиры со своим войском уже штурмуют стены Рэвенфилда, то скорее всего отряда Ланьена уже попросту нет. С другой стороны, Бережок находился к северо-западу от Вороньего Града, а с точки зрения логики вампиры должны были прийти с востока.
Флавиан почувствовал, что уперся во-что-то, но только спустя мгновение он осознал, что Мерьи выставила преграду в виде левой руки.
— Тссс, — женщина приказала ему стоять и не двигаться.
По началу юноша ничего не слышал и это было не удивительно. Слух вервольфов, даже будь они в человеческом обличие, был намного острее, чем у обычного человека. Мерьи вела себя очень осторожно, и Флавиан следовал всем ее командам.
Они нырнули в проход и оказались в еще более узком коридоре, который бесконечно тянулся куда-то вглубь, однако, Флавиан ощутил на своей коже дуновение ветра и запаха, чего-то до боли знакомого. Только вот он не мог вспомнить запах какого предмета, позволил ему перенестись в свой родной Утворт, на пять Холмов, и снова вглядываться в вечно голубую поляну для путешествующих облаков.
— Солод, — улыбнулся Флавиан, тут же ощутив на языке приятный чуть горький вкус домашнего пива.
— Тсс, — успокаивала юношу Клоповница, сжав его руку крепкой хваткой.
Чудом ли божественным, по мановению беспощадной и слепой судьбы, или по инстинктам, беспокойно дремлющим в их телах, но путники выбрались на финишную прямую, где их ожидал прохладный ночной воздух. Как раннее говорила Мерьи, комплекс этих катакомб был очень обширным, здесь покоились короли древних эпох, величавые речноземные герцоги вечно охраняли здешние места, пока их не призвал граф Моркул. Один из тоннелей должен был вывести их прямиком за стены города, в ту самую пивоварню, которую Флавиан приметил еще до того, как они с Галарием попали в Рэвенфилд.
Судя по терпкому и душистому запаху хмеля, до пивоварни было недалеко. Это обнадеживало, к тому же во рту у Флавиана пересохло, он уже давно ничего не брал в рот. Толи Клоповнице передался его настрой, толи Мерьи и без него поняла, что их путь близится к завершению, но ее шаги стали более уверенными.
Однако, боги могут насылать костры даже тогда, когда костер, над искрой которого корпели несколько часов, едва начал полыхать.
— Замри, — произнесла Мерьи и Флавиан ощутил на своей руке, до чего крепкой была хватка у этой женщины.
Они вновь прислонились к стене и теперь молча слушали, как в том месте, куда они двигались, раздается жуткое кряхтенье и странные гортанные звуки. Там было несколько восставших, и судя по всему, их там было не мало.
— Треклятье, — выругалась Мерьи и даже в темноте, юноша смог понять, что женщина смотрела на него.
Он чувствовал, как пряди ее волос спадают ему на плечи, невинно и по-детски щекотав его. На своей щеке, пастух чувствовал крепкое теплое дыхание Клоповницы.
— Они заблокировали выход, — едва слышимым шепотом промолвила Мерьи.
Она разжала свою руку на кисти мальчика и взялась обеими своими руками за меч, который они нашли в катакомбах. Флавиан понимал, что без боя им не вырваться на волю, однако его коленки предательски тряслись и более всего он сейчас боялся встретиться лицом к лицу с этими тварями, полусгнившими, с желто-черными зубами и с обвисшими на скелете лоскутами кожи, эти твари, что некогда были могучими властелинами этих земель. Юноша сам не понимал, как, но Мерьи вычислила страх мальчика и предложила более разумную альтернативу.
— Мы можем выманить их в другой тоннель, — сделала предложение воительница. Это рискованно, ведь шум может привлечь и других восставших.
В этом доводе был голос разума. Однако, он нравился Флавиану чуть больше, нежели прямое столкновение с мертвецами. Как это часто бывает, из двух зол пришлось выбирать меньшее. Пастух согласился со словами Мерьи и вот, такой долгожданный выход из катакомб так их дразнивший теперь стал для них недосягаем. Словно ты шагаешь, умирающий от жажды в жаркой и беспросветный пустыни и видишь перед собой оазис, который с каждым шагом и не думает приближаться к тебе.
Этот план тут же сорвался. Потеряв самообладание и лишившись осторожности, путники наткнулись на одного из восставших, видимо того самого, которого они пропустили до этого в другой проход. Флавиан отшатнулся от зловония и позабыв об осторожности закашлялся от удушающего запаха, исходящего от мертвяка.
— Вот Бездна! — выругалась Мерьи и тут же послышался противный и зловещий хрипящий звук из гортани восставшего.
Флавиан даже и не понял, что стало происходить. Послышался металлический скрежет меча о кости восставшего, но убить его одним ударом у Клоповницы не получилось. Раздался предсмертный хрип восставшего, медленно и натужно переросший в самый настоящий крик, от которого у Флавиана начало закладывать уши.
Он прилип к холодной стене и приложил свои ладони к ушам, лишь бы не слышать эти ужасные звуки. Юноша даже и не подумал, что этот крик привлек к ним ту самую толпу, что ненароком сторожила потайной выход из катакомб.
Пастух зажмурился, он почувствовал, как к его горлу подступает ком. Все смешалось — терпкий пот от его рубахи заглушался вонью давно прогнившего теле мертвяка, а до селе хмельной запах теперь наполнился могильной вонью. Руки предательски тряслись, Флавиан хотел бы исчезнуть отсюда в мгновение ока, он снова проклинал тот самый день, когда в Утворте появился мальчишка Рими, передавший ему печать.
Его взяли за грудки и начали с силой трясти. Флавиан и позабыл, что рядом с ним была Мерьи, ведь хват был такой силой, что ее можно было принять за мужчину.
— Флавиан! — теперь Мерьи не побоялась кричать, ведь восставшие короли слышали эти громкие звуки боя. Бери меч в руки!
"Меч", — смаковал это слово на языке пастух, но оно оказалось таким горьким, что он выбросил его из своей головы. "Какой еще меч?"
— Ты слышишь меня, мальчик? — но Флавиан предпочитал ее не слышать, зарываясь еще глубже в своей собственный ментальный кокон, что он выстроил за последний месяц.
Сколько это продолжалось неизвестно, ведь юноша потерял счет времени. Бездонная и всеобъемлющая темень сожрала его с потрохами, казалось, что реальный мир отодвинулся от него толстой и непробиваемой стенкой. Возможно, что все кончилось бы тогда там, в катакомбах, однако Мерьи понимая, что терять уже нечего, нашла выход из ситуации.
Флавиан на подсознательном уровне уловил запах кремня, а затем и сильную вонь промасленного факела. Свет тут же ударил его в глаза, которые уже отвыкли от столь яркого пламени.
— Держи, а я разберусь с ними, — Мерьи кивнула в сторону толпы, что жадно двигалась к ним, и все же женщина решила передать мальчику меч.
Пастух даже не задумываясь, взялся за рукоятку этого тяжелого оружия, ощутив себя если не в безопасности, то хотя бы, не таким беззащитным как раньше. Он принял у Клоповницы и факел, теперь обе его руки были заняты этим средством защиты.
— Отвернись, — приказала ему женщина. — Я буду обращаться.
Флавиан понимающе кивнул и сглотнул ком, застрявший у него на подходе к горлу. Но этот ком даже и не думал исчезать и вдруг, из-за него юноше словно бы стало сложнее дышать.
— Если что, защищайся мечом, — произнесла Мерьи.
Флавиан послушно отвернулся в другую сторону и теперь его усталые осовелые глаза смотрели на яркую сущность пламени. Вот оно — такое желтое и обжигающее, казалось бы, что в нем заключена некая сила, способная покорить мир. Раздался треск разрываемой в клочья одежды, а Флавиан до сих пор смотрел на горящее пламя факела. Послышались стоны, а затем и болезненные крики Мерьи, ее сухожилии вытягивались, а кости ломались, а Флавиан глядел, как красный огонь робко поднимается ввысь, освещая томные темные стены катакомб. Были слышен жалобный вой Клоповницы, медленно перераставший в злобный рык, который можно было по ошибке принять за волчий, а Флавиан все продолжал смотреть на танцующее от сквозняка пламя, медленно обжигающее его ветреное, покрытое прыщами лицо.
Флавиан боялся оглянуться, но он чувствовал, что за его спиной появился зверь, восставший из легенд и мифов. Оборотень был таким же теплым, как и то пламя, на которое смотрел юноша. Раздался пронзающий рык вервольфа, пастух вздрогнул от неожиданности и чуть было не выронил из рук оба предмета. Чудовище, в которое обратилось Мерьи, было столь тяжелым, что каждая ее поступь по земле отдавалась небольшим толчком, который ощущал юноша. Флавиан еще не оглядывался, но понимал, что вервольф встал на четыре лапы и мощными скачками направился в стороны мертвяков, заграждающих проход на вверх.
