О людях и нелюдях

На помост поднялся Дрозд, за ним следовала Осинка, державшая в руках странный предмет. Винке показалось, что ворожея несет клеймо, каким селяне иной раз метили скотину. Только сделано оно было из светлого металла, и жаровни поблизости не наблюдалось.

— Заговоренное серебро, — сказал вполголоса стоящий рядом Хват. — Побери Клыкастый, они приложат нашего князя, будто преступника!

— Тише ты! — одернула мужа Малинка, сочувственно покосившись на княгиню. — Дядюшка прислал мне недавно мазь от ожогов ворожейным металлом. Наверное, знал.

Винка пропустила последние слова подруги мимо ушей. Не вслушивалась она и в клятву, произносимую Дроздом. "...Быть верным ...не злоумышлять ...пока корона не станет..." Глаз не могла оторвать от блестевшего в свете костра знака летящего сокола, который Осинка приложила к обнаженному плечу князя недрогнувшей рукой, после того как он произнес все нужные слова и стянул через голову рубаху. Кожа в месте соприкосновения с металлом покраснела, княгиня втянула сквозь зубы воздух, будто боль причинили ей, а не мужу. Ворожея быстро отняла клеймо и наклонилась к ожогу, рассматривая. Винке же показалось, что женщина при этом что-то говорит на ухо псу.

Дрозд быстро обернул горящее плечо, но боль никуда не делась, даже, казалось, усилилась. Он сморщился — ощущения были слишком непривычными. Не один год от ран и ссадин избавлялся в считанные мгновения.

— Не волнуйся, Кречет, — зашептала ему на ухо Осинка. — Никакой волшбой я твою клятву не скрепляла. Ты по-прежнему связан лишь словом и не упадешь мертвым, ежели его нарушишь. И ни одна ворожея не сделает по-иному, когда настанет черед твоих потомков. Надеюсь, порода не позволит пойти на клятвопреступление ни тебе, ни им. Я убедилась, что в Соколиных она сидит крепко, как пырей в огороде.

— Порода... — прошипел сквозь зубы Дрозд, осторожно надевая рубаху. — Я теперь будто клейменый пеступник. Ну и пакость же это ваше заговоренное серебро!

— Ну вот, разнылся, вроде рыженького, — усмехнулась ворожея. — Я оставлю твоей супруге снадобье, ожог смазывать. Через седмицу заживет и выглядеть будет не хуже вашего родового знака.

Дрозд, полностью одевшись, сбежал вниз по ступенькам и обнял Винку.

— Вот теперь уж точно все позади, — жестом отпустил воинов-волков, с улыбкой взглянул на Хвата с Малинкой. — Вы для крепости клятвы разрезали Виночке ладонь, люди прижгли мне плечо. Все должны быть довольны.

— Довольны-довольны! — раздался знакомый голос.

Винка с Дроздом обернулись и увидели стоящего в толпе неподалеку Вьюна, руки которого лежали на плечах двух премиленьких девушек. А точнее, кошечек, как шепнул жене пес. Впрочем, их природа сквозила в весьма откровенных взглядах, коими обе окинули молодого князя, когда протолкались поближе вслед за своим рыжим кавалером.

— Кисоньки, вы потанцуйте пока у костра, а я с друзьями парой слов перемолвлюсь, — кошак умильно взглянул в лицо сначала одной, потом другой. — Только не уходите ни с кем! Я свои обещания всегда выполняю, — так подмигнул уже собравшимся надуть губки кошечкам, что те снова расцвели и согласно кивнули.

— Язва, наконец, покзала свое истинное лицо? — ехидно осведомился Дрозд. Хват с Малинкой не стали дожидаться Вьюна, махнули ему издали и убежали танцевать к костру, так что в выборе темы беседы можно было не стесняться.

— Если ты еще раз позволишь себе сказать такое о моей Мальвушке... — Вьюн разом помрачнел. — Свинья ты все же! А она еще вам подарки прислала...

— Ну, прости, — смутился Дрозд. — Я увидел тебя аж с двумя кошечками, весьма недурными, надо сказать... — на лице пса промелькнуло мечтательное выражение, и у Винки возникло желание легонько ткнуть супруга в больное плечо.

— Прощаю, — важно провозгласил кошак. — Вижу, семейная жизнь и тебя утомила. Но благородное происхождение и неправильное воспитание не позволят горемыке отвлечься ненадолго от приевшейся каши, чтобы после вкуснейших, но несколько приторных пирожных накинуться на нее с удвоенным рвением.

— Вьюн! — не выдержала Винка. — Я не глухая и не слепая. И не осталась в далеком замке. Нечего в очередной раз сравнивать меня с кашей!

Оборотни с ухмылками переглянулись, молодая женщина нахмурилась.

— Ромашечка, брось портить праздник, — кошак обворожительно улыбнулся. — Вот, возьми-ка.

Достал из за пазухи сверток и протянул Винке. Та развернула и ахнула. Внутри оказались тончайшего полотна распашонки для младенца.

— Какие мягонькие... — Винка прижала подарок к щеке. — Я такой ткани раньше не видела.

— Мальвушке родичи из Кветня прислали отрез на приданое к свадьбе, — сказал рыжий. — Ну, а поскольку замуж бедняжка так и не вышла... — глянул на Дрозда, тот закатил глаза. — И вот еще от дядьки Шорста. — Извлек из кармана нечто, напоминающее погремушку. — Из олова. А то мне Мальва как показала, не подумав, свою серебряную...

— Спасибо! — Винка, разглядывая подарки, позабыла о скабрезных намеках кошака. — А чего это вы с Мальвой младенческими вещичками балуетесь? И почему она не приехала с тобой в Венцеград? Неужели все еще сердится на Дрозда?

— Не, про Дрозда она уже и думать забыла. Каждый раз, как я его вспоминаю, она спрашивает, кто это, — хихикнул кошак. Пес только головой покачал. — А со мной не поехала, потому что чувствует себя неважно, — Вьюн принял многозначительный вид.

— Что с ней? — заволновалась Винка. — Заболела?

— Беркут все же получит желанных внуков-нелюдей, — хмыкнул Дрозд. Его жена недоверчиво глянула на кошака, тот кивнул.

— Ты же не собирался жениться, Вьюша, — удивилась Винка.

— А кто говорит о женитьбе? — усмехнулся рыжий. — Мальвушка хорошо ко мне относится, жить мне у нее нравится, да и она сама... В вашем-то замке я не приживусь.

— Чем тебе у нас плохо? — спросил Дрозд.

— У вас ни одной кошечки нет. И привозить их туда я не стану. Все они рано или поздно на тебя западают, — ехидно глянул на друга. — И мне обидно, и Ромашечке одно расстройство.

— А у Мальвы половина служанок вашей, кошачьей, крови? — полюбопытствовал пес.

— Она сама любой нашей бабенке фору даст, — расплылся в довольной улыбке кошак. — Только что в зверушку пушистую не перекидывается, но вылизывать она меня и так... — замолчал, проказливо глянув на друзей.

Те недоуменно переглянулись. Пес не мог себе представить высокородную язву ласковой с обычным мужчиной, не говоря уж о нелюде. Винка знала от Дрозда об отношении королевны к оборотням, и в первый момент не поверила Вьюну. Потом вспомнила, как целовалась с рыжим обормотом. Недоверие тут же истаяло легким снежком под весенним солнышком. Кошачок, пожалуй, смог бы и гадюку приручить, когда б захотел. Хотя Мальва и не производила впечатления змеи. Просто они с Дроздом друг другу не понравились, хвала Крылатой.

— А как же она тебя одного на праздник отпустила? — спросила Винка.

— Да очень просто! — хихикнул Вьюн. — Я ей обещал, что она будет моей единственной женщиной. И намерен сдержать обещание. О кошечках-то речи не было, — подмигнул возмущенной Винке, сунул Дрозду извлеченную из кармана бутыль катаринки. — Ясного рассвета, Соколиные! Скоро увидимся! — махнул рукой и скрылся в праздничной толпе.

Эпилог

Жизнь четы Соколиных не была такой уж безоблачной. Князю частенько приходилось покидать замок, особенно в первый десяток лет: наводить порядок в городе или селении, где люди и нелюди в очередной раз не сумели что-то поделить, наведываться в Земли Клыкастого. К счастью, Кречет быстро научился обуздывать свой норов, да и ума ему было не занимать, так что правитель из него получился хороший, и подданные его любили. Вернее, любили его большей частью нелюди и простые люди, а благородное и имущее сословия постепенно прониклись уважением. Обротень-не оборотень, а о благе жителей своих земель князь радел превыше всего и дела решал исключительно по справедливости.

Оборотней в Северном княжестве с каждым годом прибавлялось: приходили переселенцы из других областей Лада, рождались дети. У подножия Грозового утеса разрастался Согласный, город, основанный оборотнями, но принимавший и людей, желающих осесть за его стенами. С каждым годом таких становилось все больше. Постепенно и благородное сословие перестало гнушаться общества Соколиного, а некоторые дворяне (большей частью те, кого Крылатая наградила многочисленными дочерьми) с радостью привечали у себя подросших сыновей хозяина Северных земель. К радости князя и княгини их дочери тоже не остались без достойных кавалеров. Как и надеялся Дрозд, время и разумное правление постепенно сглаживало различия между людьми и нелюдями. Когда в темных волосах Соколиного ясно проступила седина, оборотням в его землях жилось ничуть не хуже, чем в соседнем Яре в дни его молодости.

Несостоявшаяся супруга князя, Мальва, почти не покидала свое поместье, все время посвящая благотворительности и ведению хозяйства. Уже через год она усыновила младенца-оборотня из многодетной, но малоимущей семьи.

— Я люблю детей, — объяснила королевна свой поступок отцу, когда он приехал навестить ее. — А своих у меня не будет.

Беркут поворчал, мол, можно было усыновить человеческого ребенка, но дочь напомнила государю о необходимости уменьшения пропасти между людьми и нелюдями Лада.

— Я поступила так, думая исключительно о благе государства, — заявила Мальва, качая на руках пищащий кулек. — Только посмотрите, ясный государь, какой он славный. Точь-в-точь как человеческий младенец.

Беркут с неохотой взглянул на маленькое красное щекастое личико и светло-рыжие волосенки, торчащие из-под чепчика. Мальчишка до отвращения напоминал наглого дочкиного кота. Мальва же вглядела столь счастливой и какой-то по-женски умиротворенной, что государь решил больше ничего не говорить.

Усыновление новорожденных оборотней-кошек стало для старшей королевны традицией и происходило с завидной регулярность. У всех малышей были рыжие волосы. Мальва говорила отцу, что нарочно выбирает похожих. Пусть чувствуют себя братьями и сестрами, а в ней видят настоящую маму. Спустя несколько лет, когда старшие дети подросли и стали перекидываться, королевна наняла им воспитателя-оборотня, рыжего кошака, лучшего друга Соколиного. Ее домашний кот куда-то исчез, и нелюдь помог королевне пережить боль от утраты любимца. Шутка ли: столько лет зверь неизменно сопровождал хозяйку с утра до вечера, а ночью спал в ногах ее постели.

Беркут снова промолчал, только посетовал про себя, что Мальве кошки пришлись по нраву больше, чем собаки. Хотя, встречая на приемах в Венцеграде Соколиного с его княгиней и старшими детьми, статными красивыми полукровками, он забывал о всяких сожалениях. В конце концов, две счастливые пары лучше четверых несчастных одиноких созданий, людей или нелюдей.

Август — декабрь 2009