— Если по боевым качествам, прежде всего по скорости и бронированию, ваш новый панцер не будет отличаться от этого, то я не возражаю. — Сделал вывод Гудериан. — Хотя я по-прежнему убеждён, что лучше этого танка сделать вряд ли возможно.
— В какой-то степени можно модернизировать наши панцеры. — Продолжил свою мысль Адерс. — Наварить дополнительные броневые плиты, поставить более длинноствольные орудия, сделать шире гусеницы.
— Это всего лишь полумеры. — Возразил Гудериан.
— Согласен, но всё это можно сделать очень быстро, а разработка нового танка затянется, как минимум, на несколько месяцев. — Добавил Порше.
— Надеюсь русские не успели поставить их на поток. — Высказал предположение Адерс.
— Могу вам сообщить только то, что против моей танковой группы их действовало более сотни. — Ответил ему Гудериан. — А всего, по данным разведки, на Восточном фронте зафиксированы действия восьми танковых корпусов русских, и в каждом около двух сотен таких вот "подарков" нашим панцер-ваффе.
Паулюс поморщился. С такой лёгкостью сообщать секретные пока сведения. Хотя какие они секретные? Главный радиоразведчик вермахта генерал Фелльгибель уже сообщил ему "под страшным секретом", что радиостанции Каира с садистским наслаждением цитируют этот документ, с многочисленными комментариями, уже в течение трёх суток. Это означало, что Роммелю удалось его передать англичанам, а также то, что английские генералы оказались ещё большими болванами, чем предполагал Паулюс, хотя надо признать, что Эрвин его предупреждал. Нужно быть совершенным идиотом, чтобы разнести в эфире такие данные. Интересно, как в данной ситуации отреагирует Черчилль? Да и реакция Гитлера интересна, хотя её они увидят и очень скоро.
Из-за плеча Паулюса совершенно бесшумно возник фельдмаршал Витцлебен.
— О чём задумались генерал? — Фельдмаршал смахнул со своего рукава неизвестно откуда прилетевшую пушинку. И тут же продолжил, не дожидаясь ответа. — Как вы думаете, успеют наши гении создать достойного противника этому русскому чуду?
— Не хочу ничего предрекать, господин фельдмаршал, роль Кассандры всегда была неблагодарной и бесполезной. — Паулюс невольно посмотрел по сторонам, но в опасной близости от них никого не было. — Но если наступление русских будет продолжаться в таком же темпе, то новый панцер нам попросту не понадобится.
— Я только что узнал, что русские сегодня ночью взяли Краков. — Сказал Витцлебен. — Кстати у них новый командующий на Центральном фронте. — Поймав заинтересованный взгляд Паулюса, он продолжил. — Некий генерал Рокоссовский, нам совершенно неизвестный до этого.
— Надо спросить Хойзингера, он прекрасно знает большинство русских генералов. — Посоветовал Паулюс.
Они посмотрели по сторонам в поисках "ходячей энциклопедии" генерального штаба. Оказалось, что Хойзингер неподалёку о чём-то увлечённо разговаривает с Кёстрингом.
— А вот и второй знаток. — Констатировал Витцлебен и, слегка повысив голос, сказал. — Полковник и вы, генерал, подойдите к нам.
Хойзингер с Кёстрингом поспешили на зов фельдмаршала.
— Скажите полковник, кто такой генерал Рокоссовский? — Спросил Витцлебен.
— Не могу сказать ничего конкретного. — Смутился Хойзингер. — До начала войны всего лишь один из командиров мехкорпусов, которых у русских столько, что уследить за всеми попросту невозможно.
— Участвовал в Гражданской войне, имеет несколько орденов, сидел в тюрьме по подозрению в поддержке Троцкого, но выпущен Сталиным за год до начала войны. — Продолжил Кёстринг. — Ничем не прославился, если не считать разгром Первой танковой группы Клейста. — Уточнил бывший военный атташе в России и желчно добавил. — Причём всего за две недели.
— Можно ещё добавить, что по нормам вермахта он слишком молод для такой должности. — Уточнил Хойзингер. — Ему ещё нет и пятидесяти. К тому же, он по национальности поляк, но вряд ли нам это поможет в данной ситуации.
— Если он будет воевать как польские генералы в тридцать девятом, то не доставит нам больших проблем. — Попробовал сгладить напряжённость Паулюс.
— Не забывайте Паулюс, что это советский генерал, а не польский, — охладил его Кёстринг.
— Сталин назначил ещё, по крайней мере, троих новых командующих фронтами. — После непродолжительного раздумья продолжил Витцлебен. — И все такие же как этот Рокоссовский — одно большое неизвестное. Мы столько лет изучали достоинства, недостатки и привычки его маршалов, искали что им противопоставить, а он взял и в одночасье назначил на такие должности никому не известных генералов. Рокоссовский, Конев, Ватутин, Ерёменко. Вам что-нибудь говорят эти фамилии? — Генералы покачали головами. — А командовать танковыми и механизированными корпусами он вообще назначил полковников, о которых мы даже не слышали. — Он повернулся к Кёстрингу. — Вам что-нибудь говорит фамилия Катуков?
Бывший атташе только удивлённо пожал плечами.
— Вот видите, — сделал вывод Витцлебен, — а ведь он командовал танковым корпусом, который был основной ударной силой русских при разгроме Клейста.
— И какой вывод мы должны сделать из всего этого? — Поинтересовался Хойзингер.
— Не знаю полковник. — Фельдмаршал отвернулся, делая вид что рассматривает дорогу к полигону. — Спросите у Кейтеля, а лучше всего у фюрера. Кстати, вот и его кортеж.
Хойзингер поспешил к предполагаемому месту остановки кортежа Гитлера, после секундного колебания за ним поспешил Кёстринг. Дёрнувшегося было Паулюса Витцлебен задержал за рукав кителя.
— Не спешите генерал. — Фельдмаршал сделал многозначительную паузу и продолжил. — Не спешите высказывать верноподнические чувства этому политическому трупу.
Паулюс удивлённо вздёрнул брови. Витцлебен сделал изумленное лицо:
— А я думал, Паулюс, что вы убеждённый наш сторонник. А вы, кажется, пытаетесь усидеть на двух стульях. Похвальное желание, но ещё никому это не удалось, особенно если стулья начинают разъезжаться в стороны.
Паулюс уже с интересом посмотрел на фельдмаршала. Ну что же, когда-то он должен был узнать, кто стоит за этим заговором. Ибо Гальдер не очень подходит на роль главы. Значит Витцлебен? Единолично, или же один из предводителей. Не самый плохой вариант для Германии, ибо удовлетворит и немцев и англичан, которые вряд ли пойдут на договор с Гитлером. Фельдмаршал уловил смену мыслей на лице Пулюса, удовлетворённо кивнул головой и продолжил:
— Я рад, что вы сумели передать нужную нам информацию британцам, но чем вы объясните действия вашего протеже Роммеля?
— А что случилось? — Удивился Паулюс.
— Значит вас он тоже не поставил в известность. — Сделал вывод Витцлебен. — Вчера вечером Африканский корпус начал наступление на англичан. По сведениям авиационной разведки, если вообще можно верить Герингу, хотя Кесельрингу я бы поверил, его панцеры уже подходят к Александрии. А учитывая, что после последнего донесения прошло более пяти часов, Роммель, наверняка, уже взял этот порт.
Паулюс задумался. Ай да, Эрвин. И ведь ни одним словом не выдал своих замыслов. Перестал доверять? Или не захотел волокиты с утверждением его планов в ОКВ? Нужно признать, что он прав. Его бы неделю терзали различными согласованиями, обязательно прислали бы проверяющего, а затем Гитлер всё равно поменял бы или дату начала операции, или направление главного удара. А так, все поставлены перед свершившимся фактом. Фюрер в восторге оттого, что его армии могут не только терпеть поражения от явно недооценённой Красной армии, но и захватывать города, пусть и у другого противника. Да и политический эффект какой! Наверняка Ганс Фриче уже набрасывает очередную победную речь, к которым так привыкли в Германии за годы побед в Европе.
А Эрвин молодец! Опять начал операцию в своё излюбленное время — ночью. Пока британские генералы сумели проснуться и разобраться в обстановке, он уже их обошёл и ударил по самому чувствительному месту англичан — по штабам. Теперь достаточно блокировать дивизии и бригады переднего края и двигаться вперёд к Александрии. Вот только откуда он взял горючее? Наверняка захватил у англичан. А ведь такую операцию не приготовишь за неделю. Значит намётки предстоящих действий у него уже были во время его, Паулюса, визита.
— Я думаю, фельдмаршал, — начал Паулюс, опасаясь, что пауза затянулась слишком долго, — что он выполнял наши указания.
— Это как? — Удивился Витцлебен.
— Мы дали ему команду эвакуироваться из ближайшего порта. — Паулюс насладился впечатлением оказанным этой фразой и продолжил. — А ближайшим к нему портом была Александрия! К тому же мы предоставили ему свободу действий.
Витцлебен рассмеялся, на них начали оглядываться и он быстро прервал веселье.
— Благодарю вас, Паулюс, за предоставленное объяснение. Я думаю, что оно очень понравиться фюреру. Но как быть с нашим планом?
— Мне кажется, что он поступил правильно. Заставить англичан сесть за переговоры можно только с сильным противником, слабого они попросту проигнорируют. — Паулюс задумался и продолжил. — Хотя риск, конечно, есть. Британские генералы могут элементарно обидеться, и упереться. Я с самого начала говорил, что воздействовать нужно прежде всего на Черчилля.
— Я тоже так думаю. — Ответил Витцлебен. — Но если оставить всё как есть, то британцы начнут волноваться только тогда, когда русские выйдут на побережье Па-де-Кале. — Фельдмаршал не выпускал из внимания автомобиль Гитлера. — А вот теперь нам нужно поторопиться, кажется, фюрер всё же решил выйти. — Сказал он и поспешил к месту остановки кортежа. Паулюс двинулся вслед за ним.
Гитлер был зол. Нет, он был просто взбешён. Это недоумки генералы в очередной раз испортили его гениальные решения. Потерпеть такое страшное поражение от большевиков! Наислабейшего, по его мнению, противника! И это после разгрома великолепной французской армии, оснащённой так, что даже у него возникали сомнения в успехе, не говоря о трусливых генералах, которые только и думают о том, как усидеть в своих креслах, а не о величии рейха, о котором он должен думать один. Он обеспечил им свободу действий на континенте, связав тайными и явными договорами большинство, сколько-нибудь значительных, стран Европы. Сумел даже свести к минимуму противодействие Англии, до сих пор не смирившейся с тем, что времена Британской империи клонятся к упадку, уступая место тысячелетиям Третьего рейха.
И вот эти недоумки, только по недоразумению и его ошибке, носящие звания генералов и фельдмаршалов, угробили его блестящий план. Он на короткое время почувствовал зависть к Сталину, который взял и перестрелял, предавших его маршалов и командармов. Он сам такой власти пока не имел, но собирался её достигнуть, используя сложности военного времени.
Гитлер посмотрел через толстое, пуленепробиваемое стекло двери на, стоящих вдоль дороги, генералов. Подкатила новая волна раздражения. Он, фюрер немецкого народа, любимый всеми в рейхе, должен прятаться за бронёй от собственного народа, как эти жалкие еврейские плутократы и комиссары. Кто-нибудь за это обязательно ответит! Наконец он взял себя в руки, время гнева ещё не пришло. Конечно, он не забудет никому эти минуты собственной слабости. Но сейчас ещё не время!
Он подал знак, колеблющемуся с другой стороны двери, офицеру и тот открыл дверь автомобиля. Фюрер сделал глубокий вдох, окончательно успокоивший его, и вышел к встречающим его генералам.
Времени оказалось достаточно, что не только дойти до места встречи, но и ждать когда же фюрер решится выйти. Гитлер медлил, через стекло видно было, как постепенно менялось выражение его лица, от крайней степени бешенства до, с трудом сдерживаемого, умиротворения. Так же менялись и лица встречающих генералов — от заинтересованности до равнодушия, правда не у всех. Безусловно преданные Кейтель и Йодль, следили за всеми изменениями настроения Гитлера, спеша следовать ему. Большинство генералов и офицеров сохраняли нейтральное выражение лица. И только некоторые, стоящие на краях шеренги, как Витцлебен и Паулюс, позволили себе слегка усмехнуться, но и то так, чтобы не увидели эсэсовцы охраны, которым Гитлер с каждым днём доверял всё больше и больше, заменяя ими армейскую охрану, везде где это возможно.
Паулюсу временами становилось страшно от своего вольнодумства. Привыкший только выполнять распоряжения начальства, он впервые оказался в ситуации, когда нужно было самому принимать какое-то решение. Если бы заговорщики, прямо предложившие ему предать фюрера, не принадлежали к его прямому или косвенному начальству, он бы никогда не поддержал их. Хотя он прекрасно понимал, что предпринятый Гитлером курс попросту губителен для Германии. Ещё Мольтке говорил, что война на два фронта закончится для Германии неминуемым поражением. Тем более, если противниками являются Английская империя, включающая восьмую часть населения мира, и Россия, настолько необъятная, что даже скоростной экспресс пересекает её более недели, а уж сколько времени понадобится пехоте, можно только гадать.
Конечно, если бы удался намеченный по плану Барбаросса прорыв танковых групп, то сейчас русским пришлось бы пятиться на восток. Но шедевр стратегической мысли, которым несомненно был разработанным им план, похоронен под гусеницами русских танковых корпусов. Панцеры выбиты русской артиллерией и танками, а те которые остались, были брошены экипажами из-за отсутствия горючего. Если бы у Гитлера хватило разума, хотя бы на второй или даже третий день, дать приказ об отступлении, то ситуация не была бы такой критической. А вместо этого в бой были брошены танковые дивизии вторых эшелонов, что привело к катастрофе. Оставшаяся без поддержки панцеров пехота была обречена на разгром, и только умение генералов и фельдмаршалов вермахта позволило спасти хотя бы часть её от полного уничтожения. Паулюс покосился на фюрера, наконец-то покинувшего автомобиль, но пока не отходившего от него. Если бы не вмешательство этого "ефрейтора от стратегии", то ситуация не была бы столь критической. Но фюрер вмешивался в действия командования то, утверждая, то отменяя, нередко через несколько часов, их приказы. Отдавал свои указания через головы фронтового командования армиям, корпусам, а то и непосредственно дивизиям, внося в руководство войсками невероятную путаницу.
Фюрер всё-таки решился остаться, хотя было желание всё отменить и уехать обратно в Берлин. Он неторопливо прошёл вдоль шеренги генералов, иногда останавливаясь и внимательно всматриваясь в лица. Пройдя всю шеренгу, он вернулся к Гудериану и спросил:
— Ну и где этот шедевр большевиков, который вы хотели показать?
Гудериан поспешил к русскому танку, за ним двинулись и все остальные во главе с Гитлером. Расположившись возле танка широкой дугой, генералы ещё раз выслушали объяснения Гудериана. Гитлер в раздражении щурил близорукие глаза, осматривая русский танк и стоящих вокруг генералов, но пока молчал, давая "быстроходному Гейнцу" высказаться.
— Вы хотите сказать, Гудериан, что пушки наших панцеров не пробивают его броню? — Не выдержал Гитлер спустя минут десять объяснений.
