Минти ясно дала понять, что это все равно было преступление, но совершенное не из мести за какой-то проступок в прошлом. Лемур утверждала, что Мизлер был невиновен и, во всяком случае, сделал все, что было в его силах, чтобы ограничить тяжесть нападения.
— Мы не только не отвергаем его, но и хотим, чтобы его самоотверженность была увековечена каким-то постоянным образом, — заявила Минти. — И в свете нашей переоценки произошедшего — в немалой степени благодаря усердию нашей подруги префекта Талии Нг — мы призываем все разумные стороны отказаться от мести и взаимных обвинений. Сообщество гиперсвинов не выступало против нас. Тех, кто ополчился против свинов, по какой-то ложной причине полагая, что они защищают нашу честь... мы должны попросить прекратить вражду. И те, кто пострадал от свинов в ходе последовавшей бессмысленной эскалации... мы хотели бы попросить вас увидеть их действия такими, какими они были: не более чем понятными, хотя и ошибочными последствиями этого первоначального, необоснованного акта возмездия. Не нужно никого винить, кроме тех, кто совершил это первое нападение на нас. Мы, пострадавшие больше всех, заявляем следующее: мы доверяем Броне, которая стремится пролить свет на это преступление. И мы уверены в здравом смысле как свинов, так и людей, в их способности отойти от края пропасти.
Дрейфус был вынужден признать, что это была героическая попытка, хотя было трудно потушить все пожары одним махом. И все же он цеплялся за те крохи надежды, которые ему подбрасывали. Броня продолжала отслеживать каждую вспышку эскалации, и, хотя было еще слишком рано делать какие-либо окончательные выводы, ситуация, безусловно, не ухудшилась за последние пятьдесят два часа. Аресты и допросы в свете наводки на Солтер-Риджентс также оказали сдерживающее влияние: некоторые из самых громких агитаторов внезапно замолчали и попытались дистанцироваться от виновников злодеяния в Сфере милосердия. Когда лояльность пошатнулась, злоумышленники только что не натыкались на самих себя, чтобы обвинить бывших друзей и союзников. Следующие несколько дней, вероятно, окажутся критическими — или, скорее, стали бы таковыми, если бы все остальные аспекты цивилизации не оказались в серьезной опасности.
— Это может показаться несущественным в свете того, с чем мы имеем дело сейчас, Тал, — сказал Дрейфус. — Это не так. Каждая мелочь важна, особенно когда в любой момент может погаснуть свет. У меня есть все основания быть благодарным тебе за то, что ты вытащила меня из Каркасстауна, что бы Аврора ни говорила о своих планах. Остальные участники Сверкающего Пояса должны быть благодарны тебе за то, что ты оправдала Мизлера Кранаха и убедила лемуров. Я знаю, твой отец очень гордился бы тобой.
— Спасибо, сэр. — Талия отказалась от очередного пребывания в медицинском отсеке, решив залечить свои синяки и поразмыслить о том, что произошло между их уходом и возвращением на корвет. Она вложила в руку Дрейфуса баллончик кофе. — Вам уже обработали рану на голове?
— Она может подождать. — Дрейфус с благодарностью принял кофе. — Я следил за новостями. Нет почти ничего, чего бы мы не увидели в обычный день, что бы это ни было. После разрушения Каркасстауна возникло несколько волнений, но ничего похожего на массовую панику.
— Взорвано орбиталище, и никому нет до этого дела?
— Если бы это было крупное орбиталище, расположенное в глубине Сверкающего Пояса, реакция была бы более бурной. — Он отхлебнул, и кофе прошелся по его черепу изнутри, словно какой-то промышленный полировщик со стальной щетиной, затем повысил голос: — Что ты об этом думаешь, Аврора? Я знаю, ты нас слушаешь. Не стесняйся. Мы бы хотели узнать о твоих планах на будущее.
Ответа не последовало, но он ни на секунду не поверил, что его вопрос остался неуслышанным.
Она была здесь. Она была повсюду.
Когда они приблизились к Броне, он отключил связь, пошел поговорить с эвакуируемыми и проинформировал их о некоторых мерах безопасности и карантине, которые могут ожидать их после стыковки. Было некоторое недовольство, особенно когда Дрейфус сообщил им, что им вряд ли разрешат покинуть астероид, по крайней мере, до тех пор, пока не будет устранена текущая чрезвычайная ситуация. Он сопротивлялся тому, чтобы его втягивали в споры с кем-либо из эвакуируемых, кто хотел более твердых гарантий.
— Вы живы, — напомнил он им. — Этого нельзя сказать о людях, которые все еще находились в Каркасстауне, когда вы отстыковались. Они либо погибли, будучи превращены машинами Часовщика в человеческий фарш, либо превратились в облако атомов, когда взорвался Абакус. Скажите мне, что бы вы предпочли, если бы были моими гостями.
Они приближались к причалу медленнее, чем ему хотелось бы. Слишком много других бронированных кораблей прибывало и отходило от причалов, что создавало проблемы громоздкому корвету и его специализированным стоянкам. Это было понятно. Корабли всех классов все еще следили за тем, чтобы ни один элемент Часовщика не пересек свободное пространство и не перебрался в другое орбиталище. Хотя с момента последнего сообщения о появлении прошло уже несколько часов, сеть нельзя было ослаблять слишком рано. Кроме этого, оставались разбросанные группы выживших, с которыми нужно было разобраться, люди, которые выбрались в спасательных капсулах или скафандрах и нуждались в спасении. Все это в дополнение ко всему остальному, что Броня должна была делать по всему объему Сверкающего Пояса, от снятия напряженности между людьми и свинами до простой повседневной работы префектов, которую нельзя было приостанавливать.
Как только они причалили, Дрейфус вышел из корабля и увидел, что Джейн Омонье ждет его, скрестив руки на груди, с выжидательным видом. Дрейфус позаботился о двух вещах: во-первых, о том, чтобы Талия была должным образом обследована, а во-вторых, о том, чтобы о его гостях, добровольных или нет, позаботились.
— Мне сказали, что Мирна Силк, заместитель начальника Кренкель и доктор Салазар добрались до моего катера?
— Да, и вы сможете объяснить, как это произошло, когда у нас будет свободное время. Я уверена, это будет очень полезно. Что мне нужно знать об эвакуированных с корвета?
— Некоторые из них могут дать свидетельские показания, касающиеся Часовщика, но это единственное, в чем они представляют интерес для Брони.
— Я позабочусь о том, чтобы им оказали такой же прием, как и остальным трем. Пока я это говорю, мы занимаемся поиском других отставших, но, боюсь, жертв будет гораздо больше, чем выживших. Вы хорошо справились с этими. — Ее взгляд стал острее. — Что там произошло, Том, кроме очевидного? Кроме обычной связи, я в неведении.
— С Часовщиком покончено. С Авророй — нет.
Омонье кивнула с мрачным невозмутимым видом. — Я подумала, что настроение было бы более приподнятым, если бы нам действительно было что праздновать. Насколько все плохо?
— Не думаю, что мы узнаем, пока она не сделает свой ход. Есть вещи, которые я хотел бы обсудить с вами наедине.
— Хорошо, мы можем пройти прямо в тактический кабинет, если вы уверены, что ваша голова не подведет. Остальные старшие следят за уборкой остатков Каркасстауна, а также за последствиями заявления Минти. Как вы думаете, Нг заслужила повышение?
— Почти наверняка. — Дрейфус потер свои ушибы, думая также о признании, которое он сделал Талии, и о том, как оно теперь встало между ними. — Я скоро проинформирую старших. Во-первых, мне нужна более высокая степень секретности, чем та, которую предлагает тактический кабинет. Мы можем встретиться в кубе?
— Я попрошу немедленно зарезервировать его. Вам нужны какие-нибудь другие приготовления?
— Пока ничего. У меня такое чувство, что не мешало бы сначала умыться.
— Не буду с этим спорить, — сказала она, ее ноздри напряглись.
Дрейфус и Омонье смотрели друг на друга через пустой стол в обесточенной комнате для допросов. Это было странное сопоставление, почти как на официальном допросе, за исключением того, что их роли были изменчивы, и у обоих было столько же вопросов, сколько и у другой стороны.
Дрейфус сцепил пальцы и уставился на свои руки, словно моля о пощаде перед своим единственным богом.
— Теперь, когда Часовщика нет, Аврора может практически безнаказанно просматривать наши информационные системы. Она может рассеяться или сконцентрироваться, и наши собственные контрмеры ничего не смогут с этим поделать.
— Исходя из этой предосторожности, я полагаю, у вас есть основания считать, что Броня хотя бы частично скомпрометирована?
— Да, и она знает, что мы в курсе этого. Каждый разговор, который мы ведем за пределами этой комнаты, должен вестись с полным осознанием того, что она нас слушает, и знает, что мы это знаем.
— Это случай простого подслушивания?
— Нет. Это распространяется и на прямое манипулирование некоторыми из наших информационных протоколов.
Омонье подняла руку. — Например?
— Она может искажать некоторые вещи, например, информацию, поступающую в наши скафандры. Любая сенсорная модальность, вероятно, будет восприимчива, поэтому с этого момента нам придется полагаться на непосредственное наблюдение и личную цепочку команд.
— Вы хотите сказать, что все, что отображается на визоре, экране или поступает в наушник, может быть подделано?
— Да, если это соответствует ее непосредственным целям. Она попробовала это на нас с Талией, пытаясь скрыть тот факт, что у нее не было контроля над нашим корветом и его вооружением.
— То есть, демонстрируя одну способность, она непреднамеренно выявила слабость в другой области?
Дрейфус не мог не восхититься способностью Омонье извлекать крупицу хороших новостей из наименее многообещающего материала.
— Это не то преимущество, на которое мы можем рассчитывать бесконечно. Мы знаем, что ей удалось получить контроль над этими грузовозами, а также над большей частью Каркасстауна.
— Грузовозы, зарегистрированные в гражданских целях, не работают в соответствии с протоколами безопасности четвертого уровня защиты, а что касается этого орбиталища...
— Согласен, и у нее было время осуществить захват этих судов, а также Каркасстауна. Все было спланировано заранее, чтобы выставить меня дураком, каким я и был.
Омонье приподняла бровь. — Оставьте самобичевание на потом. Насколько я могу судить, вы проделали хорошую работу, не усугубив ситуацию еще больше. Как вы думаете, в ближайшее время она получит контроль над нашими кораблями? Самой защитой?
— Она будет пытаться. Тот факт, что мы продержались так долго, даже если это всего лишь несколько часов, убеждает меня в том, что она не сможет сломить нас так легко, как ей хотелось бы. Это не делает нас неуязвимыми, просто это проблема посерьезнее, чем гражданские объекты. У нас есть преимущество, не более того.
— Эта возможность подслушивания меня беспокоит. Вы знаете, как она нашла дорогу?
— Полагаю, это был только вопрос времени, — уклонился Дрейфус.
— Несомненно, так оно и было. — Омонье молча смотрела на него. — Тем не менее, во всем этом вы не сказали ничего о нашем понимании ее, чего бы она уже не знала, и о чем мы не могли бы свободно поговорить в другом месте Брони. Следовательно, есть что-то еще. Вы хотите поделиться со мной чем-то, о чем она пока не может знать.
— Талия забрала пакет с уликами Спарвера.
— Да, мы связывались. Он у вас с собой?
— Я уничтожил его после того, как мы увидели достаточно, чтобы совершить жизненно важный прорыв.
— Надеюсь, это будет что-то хорошее.
Он рассказал ей о том, что он извлек из показаний Спарвера, о вероятной связи между объектом 227, четой Нервал-Лермонтов и биологической резервной копией их дочери.
— Это... своего рода скачок, — прокомментировала Омонье.
Дрейфус пожал плечами, не отрицая ее оценки. — Тем не менее, доказательства совпадают. Включая существование Хафдис Тенч.
— Вы хотите сказать... — Омонье прижала палец к виску. — Вы хотите сказать... Хафдис? Хафдис?
— Это второе, чисто биологическое воплощение Авроры.
Она пристально смотрела на него несколько секунд. — Посланное сюда для чего?
— Только Хафдис может ответить на этот вопрос.
— Но она не просто выдавала себя за дочь Ингвар. Она прошла все проверки на свою личность.
Дрейфус кивнул. — Я был там, когда ее проверяли на родственную связь с Ингвар. Тест показал пятидесятипроцентное совпадение, что полностью подтверждает заявленное родство.
— Вы, похоже, намерены опровергнуть свою собственную теорию о ее происхождении, если только вы не предполагаете, что Ингвар тоже всегда была из семьи Нервал-Лермонтов.
— Это не так, — сказал Дрейфус. — Я бы поставил на кон свою жизнь. Однако мы все еще остаемся в недоумении. У нас все еще есть тело Ингвар, не так ли?
— Конечно.
— Проведите генетический тест. У меня такое предчувствие, что он не покажет родства ни с Хафдис, ни с данными по Ингвар.
— Когда вы так высказываетесь, обычно у вас есть причина для упрямства. — Она откинулась назад, задумчиво кивая сама себе. — Хорошо, я проведу обследование тела. Аврора могла как-то повлиять на это сейчас или в прошлом?
— Только если она понимает, что мы делаем и на какой результат можем повлиять. Она не станет рисковать, вмешиваясь ради этого.
— Она, конечно, должна знать о Хафдис?
— Не думаю, что она знает. Считаю, именно поэтому Ингвар пошла на все, чтобы стереть как можно больше связей с семьей Нервал-Лермонтов. И именно поэтому она растила Хафдис как свою собственную дочь. Сама Хафдис, возможно, ничего не знает о своей истинной природе, но мы-то знаем, кто она такая.
Омонье посмотрела на него с дружеским профессиональным интересом. — В таком случае... как вы предлагаете поступить с Хафдис?
— Тише, как можно тише, — ответил Дрейфус.
Дрейфус навестил Талию в медицинском отделении и был рад услышать от Мерсье, что ее травмы быстро заживают.
— От меня скрывают новости, сэр, — пожаловалась Талия. — Говорят, что у меня было достаточно стресса и тревог для одного дня. Я не думаю, что они понимают, что незнание не помогает мне.
Дрейфус принес для нее пакет с фруктовым соком. Он поставил его у ее кровати, сочувственно улыбаясь. — Я бы хотел убедиться, что ты узнаешь об этом первой, Тал. Правда в том, что сообщать не о чем, кроме того, что от твоего вмешательства в ситуацию с лемурами пошла рябь.
— Надеюсь, хорошая рябь?
— Насколько я могу судить. Случайные вспышки здравого смысла и терпимости по всему Сверкающему Поясу. Можно подумать, мы научились лучше ладить друг с другом.
— Уверена, мы справимся с этим, сэр.
— Действительно, справимся. Кстати, верховный префект отметила эффективность твоих различных вмешательств. Возможно, с ее губ даже сорвалось слово "повышение".
— Я даже не была уверена, что устраиваю ее, сэр, не говоря уже о том, что считала себя достойной повышения.
Дрейфус позволил себе еще раз улыбнуться, подумав, что ее чувства перекликались с его собственными в разные периоды его карьеры. — Кроме этого, мы с вами больше ничего не можем свободно обсуждать, и нам нечего особо сообщить по этому поводу. — Он вспомнил свой последний разговор с Джейн Омонье и вопрос о Хафдис. — Хотя мы будем настаивать.
