Я холодно и отрешенно улыбалась, не сводя глаз с его зрачков, будто недостижимая статуя.
Выпавшая из обессиленных пальцев карточка медленно опустилась мне на ноги.
Я только улыбнулась, не отведя глаз и ничего не сказав. Мне было все равно.
Он точно постарел за это мгновение. Пока он шел назад, тяжело волоча по ковру ноги, он споткнулся и пальцы его дряблой левой руки разжались. Несчастные карточки веером разлетелись под ноги, но он даже этого не заметил, с трудом таща ноги и повисшие руки.
Я не отреагировала, лишь губы усмехнулись.
Одна из тех карточек Царской Семьи, что заставили его тогда замешкаться, попала под ноги Сани. Она медленно механически подняла ее, не глядя, все еще смотря холодным взглядом на зал и мерзавца. Потом поглядела на карточку, потом на меня, и странно холодно усмехнулась одними губами.
Я не обратила внимания. Если меня раскрыли, и нас сейчас атакуют, то мне уже было все равно. Горячее дерзание, мужество и мощь затопила меня. Мне хотелось защищать моих друзей и родных, защищать всех, кому я сейчас была как мать, и от кого зависела их жизнь; защищать тех, кто подчинялся моим приказам и так верил мне. Ведь это я завела их в западню...
Но главный ювелир вел себя как-то не так, как я ожидала. Он просто упал на стул и тупо соображал, молча, смотря на стену. И на подобранную им одну из общих карточек Царской Семьи.
В наступившей странной тишине, когда стало абсолютно тихо, ибо люди даже затаили дыхание под моим взором, все расслышали бредовый шепот старика:
— Даже если это дар, если это плата за услугу, если это плата за спасение или просто куплено в тяжкие годы, — шептал он, очевидно в бреду споря со мной, — все равно это должно принадлежать наследникам царской семьи, людям благородным, дворянам... Большевики недостойны...
Я почувствовала себя немного смущенной и недостойной, ибо считала себя большевичкой на том основании, что всегда говорила, что конфетами надо делиться. Он, наверное, это узнал и рассердился. Киевские торты фабрики Карла Маркса были мои любимые, а шоколад фабрики "Красный Октябрь" — очень вкусным. Но внешне я только нахмурилась и презрительно сжала губы, ибо не намерена была менять вбитое в меня с детства, как святыню, правило служения своему народу и людям, которым могу помочь.
— А кто она такая, чтоб владеть святыней рода, кто ее родственники, где ее предки, ее бабушка наверняка какая-то простая крестьянка... — задыхаясь, спрашивал он сам себя в полубреду, метаясь. Он приподнялся и тем и привлек внимание.
— Ее прабабушка была графиня Красницкая, фрейлина Великой Княгини Татьяны... — громко и четко, в абсолютной тишине, сказала Саня, так что все расслышали каждый звук. Почему она так сказала, я не знаю, ведь мне всего лишь передали его КАК дочери, а не дочери.
Все вздрогнули и замерли, а старик вдруг захрипел. Его словно пробудило знакомое имя, и он почему-то уставился на меня безумно раскрывшимися глазами, отчаянно пытаясь поднести к глазу монокль. Я поняла, что он до этого был слишком поражен и взволнован драгоценностями и не видел в полумраке ресторана ничего кроме них, слишком взволнованный и поглощенный ими сразу, чтобы видеть что-либо другое в этой приятной полутемноте. Особенно для близоруких. Он был почти разбит параличом, но все равно безумно напрягаясь двигал руку с моноклем к лицу через силу и страшно задыхаясь, все пытаясь согнуться и взглянуть на меня.
Я увидела, как помертвело его лицо, и как он нелепо стал вдруг валиться с пуховой скамейки набок, и шагнула ему на помощь, забыв про все плохое, что он тут устроил.
— О Боже, успокойтесь, дедушка... — воскликнула я, вскидывая к нему руки и ругая себя, что, кажется, чуть не добила неизвестного странного старика.
К сожалению, лицо мое на мгновение попало из полумрака под луч прожектора возле него, и я на мгновение ослепла и не успела подхватить его. Луч словно ожег мои глаза, и я растеряно остановилась в этом луче.
— Татьяна!!!! — страшно, безумно закричал старик так, что люди вздрогнули. Я ничего не сумела разглядеть сквозь бьющий свет, только то, что он тянул ко мне руки и медленно падал набок, замирая.
— О Боже, у меня все-таки были дети... — донесся до меня его громкий, с придыханием, шепот, когда он безжизненно упал, подломившись, уже не шевелясь, не двигаясь и не дыша...
Я схватила за грудки несчастного старика и затрясла.
— Не умирай! — сквозь слезы сказала я. Мне было на сегодня совершенно хватит смертей, и я была совершенно сыта ими по горло, особенно глупой ненужной гражданской смертью, где я его просто убила ни за что.
Но меня грубо оттолкнула от него медицинская сестра, что до этого помогала ему, закричав:
— В реанимацию!!! Может его еще и удастся спасти, быстрее!!!
Она колола ему прямо в сердце какие-то препараты, вливала в безжизненный рот какую-то дрянь, а потом, когда его потащили на носилках к санитарной машине, уже подъехавшей к нам от недалекой больницы по внутренним дорогам этого района, встала и яростно ударила меня.
— Учтите, если он умрет, я отдам вас под суд за намеренное доведение до смерти!!!
Я растерялась. Я не понимала.
— И не стройте из себя дуру!!! — закричала яростно она. — Вы хорошо знаете, что вы до самых мелочей и наследственных деталей точная копия Великой Княжны Татьяны!!! Все хорошо знают, что бандиты нашли себе одну из наследниц Романовых в качестве запасного плана, рассчитывая, что в случае какой-то смуты можно будет самим возвести марионетку на престол и править Россией!!!!! В случае переворота такого диктатора можно будет представить естественным и законным правителем, ибо тут ему не нужно одобрение народа, а только гены Романовых, мало того, такое возвращение власти якобы законно!!!!! — она захлебывалась в гневе и намеревалась меня ударить.
Я отшатнулась в непонимании. Я ничего, совершенно ничегошеньки не понимала. Какой-то пустой набор слов.
— Не стройте из себя непонимающую дуру, — пронзительно закричала она, забыв про все. — Вы убили его сходством, чтобы получить официальное эффектное подтверждение своего происхождения по прямой линии от Романовых, чтоб не было ни у кого никакого сомнения перед последней стадией своей большой Игры!! — она выдохнула воздух и завизжала. — Ведь все хорошо знают, что вас воспитывали в умении мгновенно решать любые ситуации, безжалостно убивать и командовать в случае нужды, шагать по трупам и быть словно рыба в воде в любой смуте, Принцесса!
Я увидела, как нехорошо смотрит на меня белобрысый, и что сбоку открывается дверь, за которой скрылась охрана. Мне стало дурно, и я попыталась уйти в туалет.
Но не тут то было. Медсестра вцепилась мне в руку и развернула к себе. И проорала в лицо, почему-то тыкая рукой в фиговину на потолке.
— ...потому что ты хорошо знала, что сегодняшняя встреча ювелиров вместе с концертом транслируется в прямом эфире по второму каналу отсюда прямо по кабелю на всю Россию, а теперь, наверное, и на весь мир!!! — она тыкала рукой куда-то вверх.
Механически подняв глаза, я с ужасом заметила там какие-то камеры, которые до этого принимала за какое-то оборудование светомузыки, как и оператора с большой камерой в углу за фотографа на свадьбах.
— Если я действительно имею права на престол, — непонятно почему медленно и холодно властно сказала я прямо в камеры, — то я ввожу военное положение, приказываю всем властям на местах навести порядок, уничтожить порнографию и всех авторитетов расстрелять на месте, — я глубоко вздохнула и жестко сказала, — приказываю всем бандитам и мятежникам сложить оружие и подчиниться президенту, который сейчас вылетел в военный округ для наведения порядка и который правит с моего согласия! Я за конституционную английскую монархию, если на мою свадьбу будет потрачено, как в Англии, миллиард фунтов, как на свадьбу Чарльза и Дианы!
Почему-то, когда я сказала "сложить оружие", ювелиры выронили даже вилки и фотоаппараты из рук, а оператор поклонился до земли вместе с телекамерой. И тут я поняла, что действительно говорю со страной. И тогда вот тут уж мне действительно стало дурно. Я даже думать не могла без дурноты, что я спряталась в месте, где меня видел весь Союз, когда половина его меня напряженно искала. Дверь открылась вместе с раздавшимся ревом музыки. Подумав о том, кто сюда сейчас едет и летит, меня просто стошнило. И я мигом выбежала в туалет, нарыгав на появившегося из двери охранника, вернее, ему на ботинки, не сдержавшись и закрывая рот, так что он меня тут же брезгливо почему-то пропустил, поняв, куда мне надо.
Нарастающий рев танцевальной музыки и чудовищных танцевальных пульсирующих басов оглушил меня — почему-то он раздался одновременно с открываемой дверью и в нем потонули последние слова медсестры.
В недоумении, не в силах понять, откуда звучит музыка, я оглянулась — за ди-джейским пультом в наушниках сидела Оля, крутила ручки громкости и "Bass booster" и показывала мне второй рукой большой палец. Мол, класс.
— А сейчас танцы!!! — радостно завизжала она голосом Мики-Мауса, счастливо поблескивая искоса своими насмешливыми прищуренными глазами.
А вот говорить о том, что сейчас лучшие пулеметчики страны прокрутят им парочку дисков, пожалуй, все же не стоило. Слишком пошло. Можно было схлопотать еще парочку инфарктов... — подумала я, захлопывая дверь туалета. Слишком уж похоже на правду.
Глава 43.
Я закрылась в туалете, ища рукой, чем вытереть рот, и не в силах ни показаться кому-либо на глаза после столь ужасной совершенной мною глупости, ни оторваться от унитаза. Меня передергивало, что мою глупость видела вся страна, и что я снова ляпнула не подумав. Мне было так отчаянно нехорошо и неловко, что я не знала даже, что мне делать. Боже, я снова совершила ужасную бестактность, я представила себя полной идиоткой с манией величия перед всеми, я снова выставила себя дурой, дурой, дурой... Как я могла быть такой ребячливой! Душу терзало такое нехорошее тянущее и невыносимое ощущение непоправимой совершенной глупости, что я чуть не умерла от стыда и горя за себя. Я дура, дура, дура, и теперь хоть на улицу не показывайся, ну почему это произошло со мной!
Я вытерла слезы рукавом. Возле туалета послышались голоса охранников, но я отказывалась выходить. Я желала запереться здесь навсегда и умереть здесь, не показываясь людям.
— Только что по всем каналам передали обращение наследницы престола к стране, — сказал один из охранников другому, — в отсутствие президента она взяла власть на себя, приказала мятежникам сдаться, властям расстрелять авторитетов в качестве профилактики, строить страну на нравственной основе чистоты и этики, провозгласить Россию Духовной Республикой и оплатить ее свадьбу с английским принцем Чарльзом...
Я была как заплаканная мумия, равнодушно к окружающему нащупывавшая одной рукой салфетку, чтоб вытереть губы и ни на что не обращавшая внимания. Ибо я уже умерла от стыда. Мне не хотелось даже думать.
— Она призвала подчиняться президенту, потому что он ее наместник...
Рука все неуверенно и обессилено жалко щупала салфетку. Где же этот чертов пистолет, который должен был тут спрятать охранник в женском туалете, — раздраженно подумала я.
Сияющие плитки стенки и блестящее зеркало навели на меня тоску. Наконец, поддев ногой корзинку в туалете, я нашла пистолет, лежащий на ее дне. Это был обыкновенный ТТ без глушителя, завернутый в толстый слой туалетной бумаги, сверху на которой были отвратительные бурые пятна.
— Ну, погоди! — про себя выругалась я, брезгливо доставая "оружие" двумя пальцами через платочек и обещая про себя обязательно свернуть этому шутнику шею. Впрочем, вблизи я увидела, что это были просто пятна масла на туалетной бумаге, которой он обтер пистолет и бачок. Во всяком случае, мне было хорошо так думать.
— ...шеф в бешенстве и отдал приказ найти ее любой ценой, на какой бы телестудии она бы ни шла в прямой эфир... — сказал охранник, открывая мою дверь.
Может из-за неожиданного рева музыки, вырвавшийся из открытой на мгновение двери, или шума спускаемой воды, или потому, что туалет был в противоположном конце коридора от охраны на выходе, а женский так вообще за углом, но три выстрела никто не заметил. Я выстрелила трижды в ритме диско. Оля хороший диск-жокей. Зажигательная музыка!
Затянув трупы одним рывком в женскую кабинку, я позаимствовала у них один их пистолет с глушителем и узи с обоймами, тут же вывернувшись из туалета.
Коридор дальше вел куда-то вглубь кухни. Я не стала противиться такому естественному исследовательскому инстинкту. Исследовательский жгучий инстинкт привел по извилистому коридору к маленькой дверце возле кухни, около которой топтались со скучным видом в позе охраны три ужасающего вида громилы, которых я сняла на ходу, едва вынырнув из-за поворота. Моих выстрелов из пистолета с глушителем они даже не услышали.
Приоткрыв слегка дверцу, я обнаружила, что это отверстие для подачи еды во второй большой зал, которое было скрыто за стойкой бармена. Зал был набит вооруженными переговаривающимися бритоголовыми людьми, стоявшими ко мне спиной, которым до меня не было никакого дела. Это были очень важные люди, чувствующие свою значимость, все в татуировках. Они вели полушепотом какие-то странные непонятные разговоры, так, чтоб соседи не слышали.
— Что такое? — донесся до меня шепот подошедшего впереди одного бандита к другому.
— Да она в Бармена втюрилась, как кошка, и как с цепи сорвалась... Москва зашаталась... Говорят, с первого взгляда у них любовь была, прямо африканские страсти, целовались уже через минуту, а расписались через час... Он даже завещание на нее написал... Она решила быть достойной мужа, доказать свои права и власть, и через пол часа весь город уже был поставлен на уши... Она так о себе заявила, что все просто ахнули...
Я поморщилась, не став ломать голову над непонятными шифрованными обрывками, а думая, как незаметнее проникнуть в зал. Меня они не видели. Они были заняты тем, что происходило впереди. Само провидение помогло мне. Там, вдоль передней стены, что-то начало происходить — вдоль стены вдруг стала выстраиваться, забегав, озверелая охрана, словно ожидая появления кого-то минимум размером с президента. Вбежавшие телохранители с пулеметами, навытяжку выстроившиеся вдоль стенок лицом к людям, готовы были разорвать в клочья из пулеметов любую муху, пусть только загудит. Холодные, ничего не выражающие лица были готовы посечь кого угодно в фарш.
— Пятеро идут, главы идут... — послышался шепот. Все вытягивали головы вперед, надеясь разглядеть кого-то там впереди. Я и не думала, что авторитеты, а здесь были сплошь известные крупные авторитеты, могут так себя вести, как дети.
Никто не заметил и не обратил внимания, как я смешалась из-за стойки с толпой. Если женщина и вызывала удивление, то они молчали. Впрочем, большинство наверняка даже не подозревало о наличии маленького входа сзади, когда у большого входа впереди такая громадная охрана. На меня они не обращали внимания, ибо были слишком заняты своими мыслями. Да и времени у них на это не было.
