— Ну, видела, — тетка уже оправилась от шока и перешла в наступление. — А ты-то с ними как связан, а, тара? Они ж с такими, как ты, не встречаются, все знают!
— А вот это, тара, уже не твое дело, — в голос Карадзи вернулись прежние нагловато-развязные нотки. — Я твою девчонку до них доведу, и на том всё, обещаю. Можешь с нами пойти, если не веришь.
Тетка поколебалась.
— Ну, а твой-то интерес в чем? — наконец осведомилась она, и по ее тону Нян поняла: она уже внутренне согласилась.
— Я же сказал: не твое дело, тара. Заметано? Эй, ты, замарашка, — он перевел взгляд на девочку. — Ты-то сама к паладарам хочешь?
— Я... я не знаю, — пискнула Нян. Она и в самом деле не знала, как ответить. Все случилось так неожиданно — мальчишки, драка, волюты, потом паладары... Она вдруг вспомнила красивые фигуры мужчины и женщины на рекламном экране. Да ну, зачем паладарам нужны такие, как она?
— Значит, хочешь. Ну так подъем!
Кобун Анъями склонился над Нян и рывком вздернул ее на ноги.
— За мной, — скомандовал он.
— Ну уж нет! — тетка ухватила Нян за плечо. — В таком виде я ее ни к каким паладарам не пущу! Сначала умыться, переодеться и кровь остановить. А потом вместе пойдем.
Кобун брезгливо поморщился, но возражать не стал.
— Пять минут, — лениво сказал он. — Потом я ее заберу хоть голую.
Тетка фыркнула, но даже не огрызнулась. Вместо того она в сопровождении прачек потащила Нян в дом. Там девочку затолкали в ванную комнату, вытряхнули из одежды, вымыли под душем, облачили во второе ципао — оно же последнее целое, потертое и аккуратно зашитое в нескольких местах, и на всякий случай заткнули нос ватными втулками. Ошеломленная, она механически выполняла приказы, даже не пытаясь думать о происходящем. Снова оказавшись на улице, с еще влажными волосами, она механическим шагом приблизилась к кобуну и замерла перед ним.
— Больше десяти минут, — недовольно сказал кобун, глядя на наручные часы. — На следующей декаде заплатишь лишние пятьсот канов, чтобы научилась не канителиться.
— Да ты что!.. — возмутилась тетка. Однако она тут же увяла под его ледяным взглядом.
— За мной, — мужчина повернулся и зашагал по проулку. Тетка отвесила Нян легкий подзатыльник, и та, встрепенувшись, почти побежала следом.
За двадцать пять или тридцать минут, что прошли после ухода Нян, площадь Небесного Генерала ничуть не изменилась. Все так же шумела толпа на рынках, все так же блистал рекламный экран Арены. Однако девочке казалось, что она внезапно оказалась в совершенно чужом пугающем мире. Паладары для нее всегда оставались далекой сказкой, и перспектива столкнуться с ними нос к носу пугала даже больше очередной встречи с мальчишками. И даже больше кобуна Анъями, за которым тетка тащила ее почти силой. Она вдруг вспомнила слухи о том, что достаточно увидеть паладара, и он утащит тебя в мир духов. Или не утащит, а ты сама туда попадешь и останешься скитаться там на год, а когда вернешься, здесь пройдет тысяча лет, и все твои родственники давно умрут. Наверное, врут слухи: все-таки паладары прилетели сюда, чтобы всех спасти, и Карине Мураций даже в храмах молятся, так зачем же им кого-то куда-то утаскивать? Наоборот, все мечтают в Хёнкон уехать поработать за баснословные деньги, а то и остаться там навсегда, да только мало кому удается. Говорят, что из ста миллионов рабочих, которых они нанимали расчищать и отстраивать город, практически все вернулись, только самым лучшим разрешили остаться. Так зачем же паладарам кого-то утаскивать? Но все-таки по коже бежали мурашки, а коленки отчетливо ослабли. Нян очень хотелось, чтобы все, случившееся после нападения мальчишек, оказалось дурным сном. Вот бы сделать так, что и волюты не появлялись, и страшный кобун Анъями ее не видел... Но проснуться не удавалось, и отменять прошлое Нян тоже не умела. Оставалось плестись за теткой и бандитом, уворачиваясь от людей в толпе.
Против ее ожиданий, кобун не повел их в гигантский небоскреб Небесного казначейства. Вместо того он прошел мимо здания по небольшой улице, поперек которой слабо трепыхался транспарант "Арена — здесь!". За небоскребом нашелся двухэтажный ничем не примечательный дом с плоской крышей, покрытый свежей желтой штукатуркой и с крупной надписью "Арена" над входом. Рядом с надписью висел серебряный знак Университета, изображавший раскрытую книгу с растущим из нее цветком. На улице шумел и кипел еще один неизбежный рынок — на сей раз одежды, но пространство вокруг дома оставалось пустым на расстоянии шагов в двадцать как минимум. Ни пешеходы, ни мотоциклисты, медленно пробирающиеся сквозь толпу, не рисковали к нему приближаться. Многие, проходя мимо, низко кланялись и делали ритуальные знаки.
К дому кобун не пошел. Вместо того он выдернул ватные пробки у Нян из носа и подвел их с теткой к неприметному мужчине. Тот, одетый в бедные, но опрятные штаны и халат на голое тело, стоял, прислонившись к фонарному столбу и сонно глядя на проходящих людей.
— Ты с Арены? Девчонка — эйлахо, — лаконично сообщил ему кобун. — При мне волют вызвала после того, как по морде дали. Ты! — ухватил Нян за плечо и подтолкнул к мужчине. — Пойдешь с ним, он проведет.
И, не утруждая себя прощанием, он тут же растворился в толпе.
Мужчина склонил голову и внимательно взглянул на девочку.
— Здравствуй, тяма, — сказал он. — Ты здесь ради Арены? Как тебя зовут, малышка?
Нян смотрела на него, раскрывая рот, но не могла произнести ни слова. Могучий приступ робости и страха одолел ее.
— Ее зовут Нян Су, атара, — тетка подобострастно улыбнулась и поклонилась, не забыв нажать Нян на затылок, чтобы поклонилась и та. — Мы... э-э, да, ради Арены. Конечно. Да.
— Я вижу, тара, — мужчина отлепился от столба и указал в сторону здания. — Пойдемте, нам туда. Нян-тяма, не бойся.
— Я... н-не... б-боюсь... — от страха девочка даже начала заикаться. Когда она шагала за мужчиной по пустому пространству, ей казалось, что на нее смотрят все вокруг.
Они пересекли пустой тротуар и поднялись на низкое широкое крыльцо, куда из-за крыши высокого здания напротив падали лучи полуденного солнца. Широкие стеклянные двери, наверняка волшебные, сами собой раздвинулись перед ними. Большую комнату, начинавшуюся сразу за порогом, освещал яркий свет — словно дневной с примесью солнечных лучей, но совсем не такой, как на улице. Пол комнаты выстилали широкие серые плиты то ли из мягкой пластмассы, то ли из чего-то похожего, стены покрывали желтые деревянные панели, а беленый потолок усеивали небольшие плафоны светильников. По левую и правую руку из комнаты вели деревянные двери, вдоль стен стояли мягкие на вид кушетки. Прямо перед входом располагалась низкая длинная стойка с несколькими стульями, за которой стояла женщина в ярко-красном облегающем ципао. Мужчина беззвучно отступил вбок, а женщина обогнула стойку и приблизилась.
— Здравствуй, Нян, — сказала она, тепло улыбнувшись. Девочка испуганно взглянула на нее — откуда та знает ее имя? — Здравствуй, тара, — она кивнула тетке. — Меня зовут Сируко. Рада приветствовать вас обеих. Тяма, не надо бояться. Ты среди друзей. Только что с тобой случилось? — ее лицо посуровело. — У тебя распухший нос. Тебя били?
— Нет, атара, просто мальчишки хулиганили! — тетка попыталась выдавить из себя подобострастную улыбку, но Нян, быстро взглянув на нее, заметила, что ее губы дрожат и не слушаются. А ведь она тоже боится. Почему? Ведь она же взрослая! — Дети... Все в порядке, с кем не бывает.
— Понимаю. Как тебя зовут, тара?
— Масуко, Сируко-атара. Масуко Синтаро.
— Возраст девочки?
— Одиннадцать лет...
— Ты ее мать?
— Нет, Сируко-атара. Тетка я ей. Сирота она, отец сбежал, мать умерла от легочной гнили, теперь вот у меня живет.
— Понимаю. Тогда мы сделаем так: Нян-тяма, видишь ту дверь? — Сируко показала влево от входа. — Там женская раздевалка, тебя ожидают. Масуко-тара, присаживайся на стул. Мне нужно задать несколько вопросов, чтобы уладить формальности.
— Ка...какие формальности? — тетка аж побелела.
— Уверяю тебя, ничего сложного. Ты расскажешь мне о племяннице, о ее способностях, когда они проявились — ведь человек, который вас привел, сказал, что она эйлахо?
Нян быстро оглянулась. Мужчина, которому их передал кобун Анъями, уже исчез. Он точно ничего не говорил! Сируко-атара... неужели она читает мысли?
— Да что ты, атара! — тетка заполошно замахала руками. — Не эйлахо она, почти совсем не эйлахо! Так, немножко... иногда... совсем немного...
— Подожди, Масуко-тара, — женщина в красном ципао подняла руку. — Я поняла. Сядь, пожалуйста, — она снова показала на стул, и тетка послушно села на него с прямой, как доска, спиной. — Подожди немного, я сейчас вернусь. Нян-тара, пойдем со мной.
Она протянула руку ладонью вверх. Девочка замерла, словно парализованная. Несколько невероятно долгих секунд спустя она все-таки заставила себя взяться за эту ладонь. Та оказалась теплой и сухой. Сируко снова улыбнулась ей и повела за собой.
За дверью обнаружилась еще одна комната с рядами шкафчиков и скамеек, очень похожая на раздевалку в спортзале в школе, куда Нян ходила раньше. Их ожидала еще одна женщина: невысокая, крепко сложенная, с добрыми ямочками на щеках и подбородке, с лукавыми морщинками в уголках глаз. Носила женщина странную одежду... нет, не странную, просто так одевались лишь туристы из-за западного океана — шорты, сандалии и рубашка с короткими рукавами.
— Здравствуй, Нян-тяма, — жизнерадостно сказала она. — Меня зовут Яна. Ух, какие у тебя шикарные синяки под глазами! Пока такие же маленькие, как и ты сама, но если их не полечить, вырастут куда быстрее тебя. Давай мы отпустим Сируко и посмотрим, как их скрыть. Ага?
Не дожидаясь ответа (Нян так и не могла заставить себя двигать парализованными от страха губами), она отвела девочку в неприметную дверь в дальней стене. В новой комнате всё оказалось слепяще-белым: и пол, и потолок, и стены и даже шкафы с блестящими стеклами... Яна-атара усадила Нян в большое мягкое кресло, которое немедленно просело под ней, удобно обхватив тело, и сама устроилась на стуле рядом.
— Ну, тяма, давай поговорим
Она протянула руку, чтобы погладить Нян по голове, и та рефлекторно сжалась, словно ожидая рывка за волосы. Она знала, что уж паладары-то наверняка не станут ее бить — но эта женщина не паладар! Кто знает, что у нее на уме... Рука Яны-атары зависла в воздухе, потом опустилась на колено, не тронув Нян. Улыбка пропала с ее лица.
— Нян-тяма, я не знаю, кто и почему привел тебя к нам, — сказала она. — Но хочу сказать одну очень важную вещь: тебе ничего не грозит. Честное слово. Мы не кусаемся, не деремся и даже не дружим с духами, как про нас рассказывают. И мы никого не держим силой — мы ищем друзей, а не рабов. Ты можешь уйти отсюда, когда хочешь, и тебя никто не посмеет наказать или хотя бы слово дурное сказать. Даже твоя тетя. Даже люди из Анъями. Понимаешь?
Девочка глянула на нее и отвела взгляд. Ну да, конечно, ей легко говорить! Она работает на паладаров и останется здесь, а Нян придется возвращаться домой, в переулок, в прачечную, к злым мальчишкам и сборщикам дани. Кто ее там защитит?
— Не веришь... — Яна-атара вздохнула. — Ну, ладно. Давай-ка сначала займемся твоим носом, а то он распух так, что почти больше тебя самой. Не бойся, я не сделаю больно.
Она придвинула стул поближе и принялась ощупывать нос и скулы Нян. На всякий случай девочка закрыла глаза. Боли действительно почти не чувствовалось: пальцы Яны-атары, то мягкие, то твердые, давили и массировали в разных местах и даже, казалось, внутри головы. Иногда становилось неприятно, но по-настоящему больно — ни разу.
— Почти всё, — наконец сказала Яна. — Давай-ка мы еще немножко лекарства впрыснем, чтобы кровь снова не потекла. Вдохни легонько носом, ага?
Что-то твердое и холодное коснулось края ноздрей. Нян приоткрыла глаз. Яна-атара держала обычный аэрозольный баллончик с распылителем. Девочка послушно вдохнула, и в нос брызнула прохладная свежесть, отдающая невкусной горечью. Несколько секунд спустя она почувствовала, что ноющая боль внутри головы быстро уходит и вскоре пропала совсем.
— Теперь совсем все, — прежним жизнерадостным тоном заявила Яна. — Держи приз за терпение.
Она извлекла откуда-то из-за кресла и сунула в руки Нян самую настоящую куклу, словно только что из магазина. Та изображала девочку, одетую в облегающие шорты до середины бедра и такую же облегающую майку, не достающую до пупка и оставляющую часть живота открытым. Девочка-кукла озорно улыбалась сквозь рассыпавшиеся по лицу длинные каштановые волосы. Нян неосторожно сжала пальцы, и рука куклы под их напором согнулась в локте.
— Спасибо, не надо, Яна-атара! — испуганно сказала она. — У меня денег нет...
— Каких денег? — женщина озадаченно глянула на нее. — Я не уличный торговец, тяма. Говорю же — приз. Подарок. Она твоя — просто за то, что ты пришла сюда. Твоя, даже если сейчас плюнешь мне в ухо и навсегда сбежишь домой. Ты, кстати, далеко живешь?..
— Нет. В прачечной...
Яна-атара начала задавать новые мелкие, ничего не значащие вопросы: как звали родителей, где Нян жила раньше и в большом ли городе, какой класс она закончила и чему научилась, сколько у нее было подружек раньше и сколько сейчас, что она больше всего любит есть и ципао какого цвета ей больше всего нравятся... Сначала девочка отвечала скованно и напряженно, с трудом заставляя себя выдавливать слова, но постепенно расслабилась. Женщина шутила, улыбалась, иногда гладила ее по волосам (и Нян больше не вздрагивала, когда та протягивала руку). Хотя забытые за таким количеством событий голодные спазмы начали все настойчивее напоминать о себе, девочка с легкостью их отгоняла. Голодать она привыкла, и пусть даже голова слегка кружилась и гудела, она не обращала на проблему внимания.
Вскоре девочка с удивлением поняла, что рассказывает про драку с мальчишками и про волют.
— Ну, и вот... они пропали, — вновь скованно закончила она. Вдруг ее сейчас выгонят как слишком опасную? Она покрепче сжала куклу, к которой уже прикипела сердцем. Хорошо бы ее не отобрали...
Яна-атара, однако, не испугалась и задумчиво покивала.
— Да, сейчас многие люди умеют пускать молнии с рук и даже волют вызывать, — сказала она. — Беда прямо. Волюты сейчас безопасными стали, людям вреда не причиняют, но одежда горит — просто напасть. Хорошо тем, кто побогаче, они новую купить могут, а что беднякам делать? Вот у нас в Хёнконе все просто — можно хоть голышом ходить, никто слова не скажет. Некоторые так и делают.
— У... у вас в Хёнконе? — пораженно спросила Нян, попытавшись выпрямиться в кресле, но лишь беспомощно утонув в его убаюкивающих мягких глубинах. Она забарахталась, и кресло тут же послушно отвердело и даже подняло спинку, помогая сесть вертикально. — А ты... разве ты из Хёнкона, атара? Ты паладар?
— Конечно, — Яна-атара удивленно посмотрела на нее. — Разве Сируко тебя не предупредила?
