Противники стояли друг напротив друга, снаряженные для учебного боя. Хвост взял было в левую руку щит Пилы, но увидев, что у Клинка одна лишь дубинка, отложил щит прочь.
Из дверей хоромины вышел Коршун, потирая заспанное лицо. Отроки на княжеском крыльце лениво поглядывали на поединщиков. К ним присоединились еще двое бояр. Кое-где из окон показались заспанные лица служанок.
— Начали! — сказал Расветник.
Хвостворту бросился вперед, и ударил, сразу метя в голову, но Клинок мелькнул тенью в сторону, и дубинка просвистела в пустом воздухе. В тот же миг Хвоста так хватило чем-то по спине, что он рухнул плашмя, и подмел пол-двора бородой.
— Стоять!— услышал он голос Рассветника — Цел, парень?
— Чего... чего это... — бормотал Хвост, отплевываясь от пыли.
Он встал, и подобрал с земли оброненную палку.
— Еще, или хватит? — спросил Рассветник.
Клинок стоял в двух обхватах от Хвостворту, опустив колотушку.
— Конечно еще!— крикнул Хвост — Я просто еще не собрался толком! Давай. Давай заново!
Клинок молча кивнул.
— Начали! — сказал Рассветник.
Хвост двинулся навстречу противнику уже осторожнее. Взмахнув дрыном, и снова промазав, он отступил было назад, но Клинок одним скачком метнулся ему вдогонку, ткнул дубинкой под ребра, и отскочил так же мгновенно.
Хвост поднял было руку, ударить в ответ, но тут боль — тупая, тягучая как комок глины, возникла в подреберье и мигом разлилась по всему брюху, сдавила грудь и подкатила к горлу.
— Стоять!
От боли Хвостворту согнулся и опустился на колено, хотел закричать, но из его рта вырвалось лишь вялый шипящий кашель...
— Целый? — спросил Рассветник.
Хвостворту глухо откашливался.
— Будешь продолжать?
— Да! — едва выдавил из себя Хвост. Он с трудом разогнулся, Встал с колена, и поднял свою палицу.
— Начали! — крикнул Рассветник.
Дубинка Клинка опустилась Хвосту на правое плечо — он успел лишь немного отвести в сторону голову, и чуть-чуть — не выше груди, поднять свое оружие, чтобы защититься, но поздно... С криком Хвост схватился за ушибленное место, правая рука свалилась вниз, и повисла в отнявшемся намертво плече, точно тряпочная. Обмотанная овчиной палка стукнулась об землю.
— Стоять! — приказал Рассветник
Клинок отступил назад, и опустил оружие.
— Да что за... — крикнул в ярости Хвост, левой рукой подхватил дубинку с земли и неловко зашвырнул ею в Клинка!
— Хвост, стой! — едва успел крикнуть Пила.
Клинок молниеносно вздернул руку с палицей вверх, и даже не отбил летящую в него дубинку — просто отвел ее в сторону, как люди рукой отводят в сторону занавеску, открывая окно.
Пила не знал закона поединков, но от одной мины, с которой Клинок двинулся на его брата, пильщик насмерть перепугался. А Хвостворту, три года служивший в боярской дружине, закон поединков знал, и опомнившись, он сообразил, какую нешуточную дурость выкинул сгоряча... Страх, как ветер, мигом выдул из его головы досаду, недоумение и злость.
— Постой, постой, добрый че... — пятясь на полукарачках, и одновременно пытаясь подняться, он запнулся, завалился назад, попытался было опереться на отнявшуюся руку, и свалился навзничь.
— Стой, Клинок! Стой! — кричал Пила. Рассветник с Коршуном не успели удержать его. Парень встал между Клинком и своим братом, скрюченным в пыли заднего двора.
— Подожди, Клинок!
Клинок, почти не сбавив шага, дернул одной рукой Пилу за ворот, и дубравец отлетел с его дороги как соломенный. Встав над перепуганным Хвостом, витязь надавил дубинкой на горло незадачливого противника.
Кадык Хвоста сдавило между дубинкой и шейными позвонками словно в тисках. Ни глотка воздуха не могло проникнуть в грудь. Ноги и руки были свободны, но двинуться, схватить и попробовать отбросить дубинку, или ударить Клинка, парень смертельно боялся: он чувствовал, и не мог усомниться ни на мгновение, что одно лишнее движение, и горло превратилось бы в смятку, как яблоко под тележным колесом. Пила, приподнявшись на четвереньки, тоже замер в ужасе. Вспомнился и возник перед его мысленным взором, так ясно, словно вот сейчас был здесь, мертвый Краюха, тусклая свечка над его телом в маленькой каморке, пустой стеклянный взор... "Остались я и Хвост. Если его убьют — что делать тогда!" — промелькнула в голове та давнишняя мысль, с которой он навечно закрыл младшему брату очи...
Не ослабляя натиска, но и не надавливая сильнее, Клинок чуть пригнулся над Хвостом, и негромко сказал:
— Так нельзя.
Хвост готов был поклясться боярской честью, памятью отца с матерью, Землей и Небом, Страной-где-облака-рождаются-под-землей, всеми ее царицами, и своей собственной шкурой в придачу, что никогда больше в жизни не нарушит правил учебного боя, но не мог ни слова сказать, ни кивнуть головой — только пялил на Клинка ошалелые от страха глаза.
Клинок отвел руку с палицей назад, и Хвостворту, зайдясь кашлем, перевернулся на бок. Слезы ручьями лились по алому лицу.
Подбежав к Хвосту, Пила склонился над ним на коленях.
— Что ж ты, а! Я ж говорил тебе, осторожнее!
— Катись... Катись к волкам! — огрызнулся Хвост сквозь кашель и хрип.
— Вот, ты как заговорил! — вскрикнул Пила — Когда я тебя предупреждал, ты только скалишься, а теперь катиться посылаешь! Что?! Кто из нас теперь тютя!
— Уйди, по-хорошему прошу... — пробубнил Хвостворту.
— Ладно, не свирепей только! — сказал Пила, помогая брату подняться — Будет тебе наука!
— Слушай, брат! — сказал Хвостворту вполголоса — Он ведь меня сейчас мог убить запросто.
— Так а я тебе что говорю — он страшно сильный воин!
— Да не про то я! — сказал Хвост — Он меня по закону мог убить.
— Как это? — спросил Пила.
— Вот так это... кто нарушает закон поединка, тот сам вне закона. Его противник может убить на месте.
— Вот же ты дурак! — изумился Пила — Да куда тебя, скажи, леший дернул дубинками кидаться, если ты все это знаешь!
— Да бес с ним!
Клинок тем временем снял с себя стеганку и подшлемник, и вернул отрокам. Он стоял у княжеского крыльца и отматывал от палицы веревку и овечью шерсть.
— Слушай, Клинок... — сказал Пила, подойдя к нему — Благодарю, что брата не убил... Ты же мог...
— Не благодари. Убил бы, если бы не война. На, держи! — Клинок подал пораженному Пиле дубинку в руки — Отбивай удары, сколько надо.
После завтрака к Рассветнику пришел отрок от Смирнонрава, и позвал на большое совещание, которое собирали князь и княгиня. На Струг ехали по мостам бояре, посадские и выборные с обоих концов. Поднялся на остров и Месяц со своими сотниками и старшинами.
Всего в большой столовой собралось под две сотни человек. Во главе зала сидела Стройна. Высокое кресло Мудрого рядом с ней пустовало. Место советника по правую руку занял высокий и худощавый засемьдырский князь, по левую — тучный Волкодав. На стороне Смирнонрава сидели за столами все двадцать его дружинников, здесь же — хранитель рода Лихой. Дальше — выборные от уннаяка и верхнесольцев, за ними — Рассветник с Коршуном (Рассветник взял его с собой на совет "Может, понадобишься" а прочим сказал отдыхать), еще дальше — Месяц и его первый подручный, большой боярин Гордый. Гордый был когда-то, еще в молодости, наездом в заморском Злат-городе. Там он обменял чуть ли не трехгодичный доход своего имения на сказочно дорогой и богатый хвалынский халат, которым очень гордился и надевал по всякому случаю и без, даже когда одеяние с годами заметно истрепалось. Теперь, по случаю высокого собрания, этот знаменитый в Храброве халат тоже был надет на боярине. Дальше к дверям от Месяца и Гордого сидели прочие воеводы их земли.
По правую руку от княжеских мест сидели каяло-брежицкие вельможи. И если на стороне гостей порядок определялся больше страной, откуда приехали воины, то хозяева рассаживались согласно всем известной очередности, по старшинству рода и службы.
Почти под боком Волкодава, за одним столом с Бобром и Мореходом сидел человек, лишь раз взглянув на которого, Коршун подумал, что приходить на совет ему все-таки не стоило. Этот некто был огромного размера — так же широк и грузен, как княгинин первый советник, но выше на целую голову. Почти всю грудь закрывала темно-русая с проседью борода. Не только внешность, но и состояние его внушало — большой стреженский боярин, ближний дружинник великого князя Льва и хранитель рода при Мудром. Даже имя у господина было великанское — Скала.
Едва войдя в зал, Коршун поймал на себе взгляд стреженца. Скала, внимательно и зло прищурившись, проводил его глазами до места, потом отвернулся, и больше пока не обращал на соратника видимого внимания. Словно сделал себе отметку на потом и вернулся к текущим делам.
— Черт, зыркает сидит! — сказал Коршун Рассветнику вполголоса, когда оба уселись на лавке.
— Кто? — спросил Рассетник.
— Скала, чтоб ему... Ближний дружинник Льва, давний знакомый мой. Ох, как складно он про меня напишет в Стреженск, чувствую!
— Ладно, поживем-увидим. — сказал Рассветник — Что будет завтра, мы не знаем, а сегодня другие дела. Я, к тому же, сомневаюсь, что Лихой ему еще не нашептал про тебя, или сам не сочинил письмишко...
Между тем дождались последних из приглашенных к собранию, и княгиня, встав, прямая и тонкая как стрела, объявила:
— Всех с добрым утром, господа, кого еще не видела. Начнем совет. Все знаете, что вчера наконец к нам на подмогу пришел воевода Месяц, храбровский наместник. С ним две тысячи воинов. Это добрая весть.
Вторая новость — дурная, хотя пока не точная. Нам было сказано, что вчера утром табунщики взяли Каиль.
Княгиня говорила так, словно докладывала о количестве перин и белья в запасах Струга, а не о нападении врага на свой родной город, в котором у нее оставалось немало близких.
— Кем это сказано? — крикнул кто-то из миротворских.
— Господа, прежде, чем спросить или сказать свое, извольте, просите слова — так же бесстрастно сказала княгиня, не повернув головы — Новость о взятии Каили еще неясная, ее требуется проверить. Но принять во внимание все равно надо — угроза очень большая. Тому есть доказательство, хотя, опять же, не прямое. Сегодня перед рассветом мы получили с гонцом письмо из Горбунова. Волкодав, прочти! — сказала Стройна, усаживаясь в кресло.
— Горбуновский воевода пишет — начал читать Волкодав — "Светлой княгине Стройне, боярину Волкодаву и всему народу Каяло-Брежицка. Мне донесли, что к Чернову Городищу, где раньше ыканцы появлялись полками — всадников по сто или двести, теперь подошла большая орда. Может пятьдесят сотен, а может и больше. Черново Городище крепкое, и в нем из сел набралось много людей. Как будут новые известия — немедленно вышлю гонцов"
— Когда написано? — спросил Месяц.
— Вчера днем. — ответил Волкодав.
— Что скажете, господа бояре? — спросила Стройна.
Мореход взял слово:
— Черново Городище правда крепкое, и если в нем хватает людей, годных на защиту, то ыкуны его запросто не возьмут. Но перед кем пала Каиль — наша твердыня из твердынь, того Черново разве что задержит...
— На сколько задержит, вот вопрос! — сказала Стройна.
— Да и правда ли еще, что Каиль взяли! — сказал Лихой. — Откуда нам знать!
— Я тебе еще раз говорю! — сказал Смирнонрав. Видимо, разговор между ними об известии Рассветника уже был — Я этим людям верю, и тебе велю верить! А если не можешь верить — молчи!
Лихой сердито посмотрел на князя.
— А я тебе, светлый князь, не слуга! Я стреженский боярин, и слуга стреженского князя!
— Хорошего слугу к нам прислал великий князь! — крикнул с места Месяц — Нет бы, прислать тыщу-другую с копьми, так прислал одного с длинным языком!
— Ты еще меня попрекать будешь! — закричал Лихой — Мое дело — хранить по закону княжеский род, а твое дело было — привести войско к городу в срок! Я свою службу знаю, а вот ты, не во все харчевни заглянул по дороге!?
Хвалынский Халат и подоспевший от своего стола Бобр едва успели удержать за руки Месяца, рвавшегося выхватить меч. Волкодав встал между ним и Лихим, тоже готовым к бою... Князь, княгиня и весь совет стояли на ногах.
— Тихо! Тихо! — кричал Волкодав.
— Всем сесть и молчать без спроса! — закричала Стройна таким голосом, что позавидовал бы иной воевода. — Сесть по местам!
Месяц, отпихнув от себя Бобра и Гордого, вернулся на место. Сел и Лихой.
— Теперь говорить по очереди! — велела Стройна — И только с моего разрешения, или с разрешения князя. Один говорит — второй встает, если хочет сказать, и стоит молча! Кто слово скажет не в свою очередь, того сразу выведут, кто еще будет орать или хвататься за оружие — того в яму на день! Стыдитесь, господа совет! Мужчины в годах, бороды по пояс, большие бояре, а ведете себя хуже баб! Готовы передраться как собаки за масел, когда враг идет на город! А ты, — повернулась Стройна к Лихому -ты реши, что ли — с нами ты, кто собрался город защищать, или будешь выполнять только свою службу! Если ты защитник Струга, тогда изволь слушаться князя и меня! Если нет — тогда твое место в спальне, а отсюда пошел вон!
Лихой сидел на месте, злой как черный черт, но молчал, только косился глазами по сторонам. Остальные бояре тоже молчали, слова княгини угомонили всех.
— Кто желает говорить, господа бояре? — продолжила она вдруг самым спокойным тоном.
Слова попросил Месяц.
— Сколько у тебя будет людей, государыня? — спросил .
— Три тысячи с князем ушло — ответил Стройна — вооруженных осталось три сотни. Еще годных на стенах стоять, будет тысячи три. Так, Волкодав?
— Так, примерно, государыня! — ответил боярин — Тысячи три, ну сотней-другой больше-меньше.
— Больше-меньше! — возмутилась Стройна — Сотнями раскидываемся, когда на счету каждый человек! Сегодня же по всем концам пересчитать — сколько есть людей, годных к бою! Вооружать чем можно. Хотя чем вооружишь — тут хоть поленницы на дубины разбирай!
Княгиня подперла кулаком чуть опущенную голову. Взгляд ее уставился в пол перед сидением
— Что еще, господа совет? — спросила она.
— Еще Кречет со стреженцами есть... — заметил Бобр, встав с места — Только вот где он есть...
— Послать к нему еще гонцов. — негромко сказала княгиня, не поднимая головы — Узнать точно, где он, и через сколько смогут быть. Торопить, как можно!
— Позволь, княгиня! — поднял руку грузный Волкодав — Надо Кречету приказать, чтобы он шел к нам обязательно правым берегом Черока, раз по левому ходят ыкуны.
— Пожалуй, так пусть и сделают. — согласилась Стройна.
Взял слово Месяц.
— Светлые князь и княгиня! Господа совет! Из Честова вам известия. Честовская земля — ближайшая к нашей, храбровской, и к уделу Миротвора. И им наши дела не совсем чужие. Потом: сами знаете, какой данью Светлый и Затворник обложили Честов в позорные годы. Когда Мудрый просил честовскую землю о подмоге, то наместник, назначенный из Стреженска, выпроводил наших гонцов. Теперь слух о злыднях прошел далеко, так и там тоже заволновались. Дальше пусть мой товарищ скажет.
