Будто прочитав мои мысли, Ирина ласково погладила меня по щеке.
— Не переживай, — тихо сказала она, — ты найдешь этого "крота", Пастух Глюков... Мы найдем... мы вместе, помни...
Она размешала пластиковой ложкой мой кофе и подвинула стакан ближе.
Я внимательно посмотрел ей в глаза, а она улыбнулась кончиками губ, и эта тень улыбки наполнила меня спокойной радостью сильнее, чем тысяча поцелуев.
Я молча кивнул, улыбнувшись в ответ, и отпил из стакана горячую жидкость.
Наступил день — и многие из энтузиастов частного сыска и просто любопытствующие все же стали расходиться по койкам. На окна вагонов опускали металлические солнцезащитные жалюзи. Продолжалась спокойная размеренная жизнь, подчиненная такому же размеренному стуку колес и покачиванию вагонов. Казалось, ничего не произошло и никакого Дарби не было вовсе, а начальник поезда просто сбежал, вспомнив, что не выключил дома утюг. Во всем плохом всегда есть что-то неестественное, чужеродное...
Тут я услышал за спиной явно нарочитый кашель и хлюпанье. Я резко обернулся — это был один из охранников вагона-буфета. Рыжий, с большим красным носом, который словно извозился в пигменте волос. Этим носом он и хлюпал в паузе между стуком колес поезда.
— Тама, эта... — сказал он, делая волнообразный жест рукой, — мы урку того в хозблоке заперли... вот...
Казалось, я должен был что-то понять.
— И? — спросил я с легким нетерпением, не собираясь понимать ничего.
— Ну... — он натужно прищурился, будто подбирал слова, — он шуметь начал, Странного зовет, а... это... Хмурый сказал, что ты и есть Странный... Да?
— Да, — кивнул я, поджав губы, — что ему надо?
— Да вот не говорит, гад, — выпучил он глаза и опять хлюпнул красным носом. — Говорит, Странного позови, говорить с ним хочу. Вот...
Я шумно выдохнул.
— Пани Аида, — позвал я.
— Да, пан инспектор! — с готовностью откликнулась полька.
— Вы тут проследите за обстановкой, а я сейчас вернусь, — сказал я деловито.
— Я прослежу, пан инспектор!
Я поморщился.
— Ты надолго? — спросила Ирина с досадой.
— С нашим "зэка" пообщаюсь и приду, — ответил я, вставая.
— Приходи скорее. — Ирина поглядела на меня с мученическим выражением лица.
— Конечно, милая...
— Не переживай, Ирыся! — горячо сказала Дронова. — Он скоро будет: наверное, преступник хочет признаться!
Ирина тяжело вздохнула, а Дронова ободряюще стиснула ее локоть.
Мы с рыжим пошли, раскачиваясь на колеблющемся полу вагона, к хозблоку, рядом с купе убиенного Дарби.
Рыжий достал пистолет на изготовку и сказал через дверь:
— Слышь! Идет к тебе твой Странный! Ты это... без ерунды давай, а то шлепну, понял?
— Да понял я, понял... — послышался глухой голос Кадыка за дверью.
Рыжий вынул ключ и, повернув его в замке, отодвинул дверь.
В узком, забитом разным хламом отсеке на перевернутом ведре восседал Кадык, который, завидев нас, нервно сплюнул на пыльный стальной пол.
— Я только с ним разговаривать хочу, — гордо заявил он, словно хвастался какими-то глубокими моральными принципами.
Рыжий какое-то время буравил его взглядом, потом хлюпнул носом и, повернувшись ко мне, сказал:
— Я это, за дверью буду...
— Тока жало к дырке не щеми! — с пафосом произнес Кадык.
— Ты хлебало-то, это, прикрой, — вновь шмыгнул носом рыжий и вышел за дверь, с треском ее захлопнув.
Некоторое время Кадык смотрел на меня с некой горечью, будто я чем-то его обидел.
— Гляжу, в начальниках ты ходишь? — сощурясь, спросил он, наклонив голову набок.
— Да ладно, — ухмыльнулся я, скрестив руки на груди. — На Хмурого шестерю. А вообще у Охотников нет начальства, кроме главы клана: у нас, ты знаешь, все по понятиям живут...
— Ну да... ну да... — закивал он часто. — Ты мужик-то нормальный, как я погляжу... Ты скажи мне... что тут творится за хрень? Я с "Востока" потек, а тут — раз, и налип, прям сразу... Ты... Я про тебя слышал... Ты вроде как... это...
Он замялся, напомнив мне рыжего.
— Подгоняю запары? — помог ему я.
Он вскинул на меня дикий взгляд, сверкающий в забористой с проседью щетине.
— Скажи мне, как мужик: из-за тебя эта запара?
Он судорожно сглотнул, и я понял, почему его прозвали Кадыком.
— Не совсем, — ответил я, — но меня тоже задело. И интереса моего тут нет...
— Я просто хочу понять, что говорить, а что — лишком...
— Говори все, — посоветовал я.
Тот горько ухмыльнулся:
— Все скажешь — под грунт ляжешь... — Он опять сплюнул.
— Слушай, Кадык, уважаемый, — я не выдержал, — я к тебе хорошо, ты ко мне хорошо — чего ты очкуешь? Сдавать я тебя не сдавал и не сдам: знаю, что не фраер ты. Ты меня звал говорить? Говори... У меня без тебя проблем хватает...
Он недоверчиво поглядел мне в глаза.
— Ладно... — вздохнул он, глядя куда-то в пол. — Поможешь мне?
— Чем смогу, — кивнул я.
— Сможешь! — убежденно сказал тот. — Я тебе расскажу кой-чего, а ты уж постарайся, чтобы Кадыка не обмакнули...
— По-ста-ра-юсь, — по слогам сказал я, чувствуя, что желваки на лице напрягаются.
Кадык опять выдержал театральную паузу.
— В общем, так, — вздохнул он, — меня могут грохнуть... От тебя зависит...
— Слушай, хорош уже. — Я махнул рукой.
— Вошел я в поезд, — решительно начал Кадык, — схоронился в трансформаторе... Поспал, съел, что припас... А бабка? Что с нее взять? Мало ей было моих девайсов... В общем, я-то ходок тот еще. Жрать приспичило, я думал, она меня накормит, а она, жаба, ни в какую! Дескать, щас охрану позову, мы не договаривались, я тебя провела — вон иди у землюка проси... Ну я что? Я на крышу — жрать-то охота, а где вы, я не знаю... вот... пополз я к пищеблоку... ползу по крыше буфета...
— То есть на последнюю крышу ты не лазил?
— А на фиг? — удивился Кадык. — Чем меньше народу тебя видит...
— Дальше, — попросил я.
— Ну... ядрены пассатижи... Решил в задний тамбур лезть — хоть там и охрана рядом, да в переднем люди чаще курят, да и не возвращаться же? Цапанулся и поглядел...
— Как цапанулся? — поинтересовался я.
— А так! — Кадык расстегнул свой серый замызганный комбез, и я увидел на его голой груди что-то вроде портупеи.
Он снял с липучки закрепленный на ней моток какой-то ленты.
— Нанки! — сказал он.
— Что? — переспросил я.
— Ну подтяжки с нанониткой, — снисходительно пояснил он. — За вытяжку на вагоне цепляешь — глядишь в тамбур, а потом через эту вытяжку и достаешь: удобно...
Тут у меня в голове сверкнула бледная тень мысли.
— Ага, понял, — кивнул я.
— Ну так вот, — продолжил Кадык, — цепляю я нанки, ветер в морду, свешиваюсь к окошку... а там...
— Что? — спросил я, стиснув зубы, пытаясь не выказать волнения.
— Что... — повторил Кадык, — мужик мужика душит... да еще так жутко... двумя пальцами... тот дергается и на меня... прям мне в глаза... выпучил, блин, вот лопнут... — представь, как я очканул?!!
Он сам тяжело дышал, вспоминая кошмарные впечатления.
— В общем, кто душил, я не видел, — продолжил он глухо, — но вот того разглядел... лучше бы не смотрел я... Усы торчком... рожа... что твоя сигарета — красная, жуткая... Концы отдавал... Ну я от мокрухи стараюсь подальше лежать... Напугался от неожиданности я, понимаешь? Рванул нанки кверху... да за поребрик сапогом зацепился... грохнул немного. Вот, думаю, слышал он, мокрушник, значит, что кто-то по крыше шарится... А дальше сплоховал — полез к последнему вагону, где турель, думал, там схоронюсь на время... а тут... зарница сверкнула — вижу: сидит кто-то... в темноте не разобрл... На шухере, наверно, в другом вагоне кто-то был... тут уж я совсем переконил, чуть не побежал назад, к локомотиву... Вот... Есть перехотелось... А пока бежал, дверь в последнем тамбуре буфетного вагона лязгнула — видать, жмура выкинули... А мож, еще чего... Так я топал, что в трансформаторе меня и замели обратно... Вот...
— А кто душил, ты не видел? — спросил я, стараясь быть спокойным.
— Не... — покачал тот головой, — мужик какой-то или баба, но крупная... приземистая...
— А ножа в зубах у тебя не было? — вдруг спросил я.
— Какого ножа?! — Кадык вытаращил глаза. — Я с притыкой не дружу! Понял? Я — вор...
— Ладно, — успокоил я его, — понятно... А с чего ты решил, что тебя грохнут-то, если ты убийцу не видел?
— Так эти... — Кадык досадливо крякнул. — Машинисты, итить их в душу, через весь состав меня с браслетами провели — уж то-то мокрушник заметил, небось смекнул, что я по крыше лазил-то. Ну... А откуда он знает, что я его аватарку не срисовал?
— Да... — протянул я... — Волосы длинные были у убийцы? Почему про бабу подумал?
— Я ж секунды смотрел... силуэт покатый... такой... Ну не знаю — на улице ночь, а в тамбуре тусклый свет, я тени только видал, просто этот... ну... кого решали... К стеклу лицом привалился... тому через плечо...
— А тот, кого душили, как выглядел? — спросил я.
— Ну... — кивнул Кадык, — ворот комбеза серый, с нашивками, типа машинистский, в усах еще... щекастый такой...
— А время можешь сказать? — спросил я.
— Ну... — протянул Кадык... — я только потом глянул — четыре было примерно...
— На последний вагон точно не лазил?
— Зачем! — Он выпучил глаза. — Я от таких джипегов здорово очканул — и назад, в трансформатор... Дык я что толкую-то... — Он как-то сник, опустив плечи. — Замочить меня могут, боюсь...
Я вспомнил Дронову, которая тоже опасалась за свою жизнь.
— Не переживай, Кадык, — сказал я, усмехнувшись. — Там, в турели, сидела наша туристка, которая сама тебя до смерти перепугалась, а убийца тебя не видел, разве что догадался, да и то — вряд ли...
В дверь деликатно постучали.
— Да! — громко сказал я.
Дверь отъехала вбок, и на пороге появился Хмурый, рыжий и доктор, который осматривал труп.
Рядом топтался неопределенного возраста мужчина с розовыми веками и лихорадочным блеском желтых глаз. Волосы на голове его напоминали картину неизвестного художника "Взрыв на макаронной фабрике".
— Ну что? — с порога гаркнул Хмурый. — Признался наш сирота? Он тут шухер устроил?
— Все нормально, — сказал я, — пока помогает человек.
— Да! — крикнул Кадык. — Ворье не мочит!
— Тихо ты! — хлюпнул носом рыжий.
— Пошептаться бы, Странный, — сказал Хмурый на полтона ниже.
— Пошли...
— Значится, так, — сказал Хмурый, когда мы уселись в купе покойных (именно "покойных", так как я уже отчетливо понимал, что бригадир поезда Джеймс убит, и даже свидетель этого есть), — Серый, — он кивнул на доктора, — со жмурами мало дела имел, но мужик он башковитый оказался...
Серый благодарно кивнул:
— Я просто подумал, узнав про газовую гранату...
Хмурый остановил его жестом.
— Так вот, — продолжил Хмурый, — он, то есть Серый, время убийства определил примерно — от двух с небольшим до трех...
— От двух до трех утра, — вставил Серый.
— Я и говорю... — вновь нахмурился Хмурый. — Но мужик-то он башковитый, это я говорил: нашел он химика с шахты.
Тут невзрачный человек с выброшенными к небу космами серо-желтых волос кивнул и часто замигал красноватыми веками — губы его слегка невралгически задергались...
— Говори, — повелел Хмурый.
— Вот! — сказал химик. — Именно, именно!
Все воззрились на него.
— Я посмотрел этот ваш баллончик. — Тут он непонятно чему улыбнулся. — Это же паралитик... Да...
Он опять кивнул как бы сам себе.
— У меня есть "Спектр-7", — продолжил он.
— Это что такое? — спросил я.
— Это отличнейший спектроскоп девятого поколения, — пояснил он, — частично я его доработал: газовый анализатор...
— Давай, профессор, не запаривай, — проворчал Хмурый.
— Я хочу сказать, — сверкнул глазами химик, — что этот Си-Эр-девять является О-этил-Эс-четыре, диизопропиламиноэтилметилфосфонат, группы "эр", последнего поколения, и...
— Ну не все здесь Менделеевы-то... — недовольно прервал его Хмурый...
— В общем, так, — кивнул химик, — в газовых гранатах типа "Вэ-9, Эр-Си" используется особый реагент, вступающий в контакт с кислородом и являющийся своего рода окислителем и катализатором...
— Короче, Менделеев! — не выдержал Хмурый...
— Я просто говорю о консервантах фосфатной группы...
Повисла пауза, прерываемая только скрежетанием зубов Хмурого и хлюпаньем красного носа рыжего.
— В общем, "Спектр-7", — сказал химик, вздохнув, будто распрощавшись с надеждой на понимание публики, — помог мне определить, когда из баллона вышел газ...
— Когда? — невольно вырвалось у меня.
— Есть небольшая погрешность, — как-то жеманно ответил тот, — но могу заявить, что это было между двумя десятью и двумя сорока...
— Ошибки быть не может? — вновь спросил я.
— Вот вся ошибка, — картинно развел он руками, — тридцать минут...
— Тридцать минут... — повторил я, — понятно, это очень важно...
Я снял с пояса недавно обретенный планшет и начал забивать туда полученную информацию.
— Что тебе "зэка" сказал? — Хмурый тронул меня за рукав.
— Видал кой-чего, — махнул я рукой неопределенно...
— Ну? — Казалось, Хмурый понял, что я что-то недоговариваю.
— Ничего особенного, — ответил я, вставая. — Вот вы выяснили важнейшую вещь: время газового отравления. Сколько понадобится, чтобы человек в купе задохнулся?
— Учитывая объем купе, — сказал химик, озираясь по сторонам, — прокуренность помещения... ну... не больше пяти — семи минут...
— Прекрасно, — кивнул я. — Дело, в сущности, пустячное: осталось определить — кто где находился с двух часов десяти минут до без десяти три примерно. Ладно, пойду мучить своих расспросами.
Я вышел в коридор и почти сразу почувствовал, что за локоть меня поймал Хмурый.
— Что? — только и спросил он, разворачивая меня за плечо.
— Кадык видел, — сказал я полушепотом, — как в районе четырех кто-то душил бригадира в последнем тамбуре буфета...
— Кто? — свистящим шепотом, сливающимся с шумом поезда, переспросил Хмурый.
— Он не разглядел. — Я покачал головой. — Испугался и сейчас боится. Его слова подтверждает наша туристка Дронова: она видела, как тот полз по крыше без чего-то четыре, когда сидела в кабине турели. Потом лязгнула внешняя дверь вагона, так что...
— Ясно, — кивнул Хмурый, — Джим... значит... Джим... Я так и думал...
Он тяжело вздохнул.
— Сколько я на линии работаю — никогда такого не было...
— Ладно, — кивнул я, — пойду на свою каторгу туристов дальше мурыжить, а вы обыск заканчивайте. Да, Хмурый, сможешь прислать мне охранников из буфета и из последнего вагона?
— Минут через двадцать, добро? — сказал Хмурый.
— Добро, — вновь кивнул я.
Я начал действовать по составленной схеме: надо отметить, что я не особо проницательный человек — больше эмоциональный, да и никогда не играл в "сыщика". Именно по причине того, что мысли в моей голове отчаянно путались, да и нервное истощение последних дней давало о себе знать, я составил график событий, в который продолжал вносить всякие поправки и от которого можно было отталкиваться в случае нестыковки в показаниях свидетелей. Время я расставлял приблизительно:
