Настоящее сражение началось на утро следующего дня, когда сразу после восхода солнца, под покровом стелящегося тумана, русская лёгкая кавалерия, усиленная конноартиллерийскими батареями трехфунтовых 'единорогов', без поднятия большого шума, предварительно вырезав вражеские посты и секреты, обстреляла гранатами османский лагерь и атаковала в конном строю его окраину, положив не мало воинов Аллаха. После чего понеся незначительные потери и не оставив противнику ни одного орудия, отошли к своим позициям. Победитель персов Коджа Синан-паша стерпеть такой наглости от каких-то северных гяуров не смог и ещё до полудня его армия атаковала изготовившегося к бою противника. Атака захлебнулась ещё на подходе к вражескому строю, без единого выстрела с его стороны, когда под ногами правоверных начали раздаваться взрывы, вырывая из их рядов по паре-пятёрки человек за раз. За прошедшую ночь русские саперы очень плотно 'нашпиговали' нейтральку разнообразными минами, оставив в минном поле тройку проходов для своей кавалерии с артиллерией. После их возвращения с вылазки через заминированные участки, имевшиеся проходы быстренько, на скорую руку забросали, иногда и в прямом смысле, взведёнными минами. Вот на этих та взрывающихся препятствиях, пройдя минное поле почти полностью, османы и 'сломались' сперва остановившись, а потом и отступили, после продолжавшихся взрывов уже в глубине их строя, не все 'сюрпризы' разрядили своими ногами передние воины султана. Очередную и последнею атаку турки предприняли уже после полудня, после приема пищи и массированной идеологически-психологической накачки муллами, дервишами и прочими султанскими 'замполитами', воины Аллаха намного активнее пробежали путь до русских позиций. Правоверных не остановили ни ядра пушек, оставляющие в их колоннах быстро заполняемые просеки, ни начавшая вскоре 'выгрызать' из османских рядов 'куски' человеков картечь, ни активно выбивавшие из турецких построений бойцов пули 'сакмарочек' и 'уралочек', ни даже начавшиеся рваться под ногами воинов остатки минного поля. Зато наступающих остановила простая 'путанка' и колья с навитой на них и растянутой между ними колючей проволокой. Упавших сначала затаптывали, рвали грудью колючку, но уже около третьего и последнего ряда, османы остановились. И остановила их не столько сама колючая проволока, тем более, что в нескольких местах султанские воины прорвали и последний ряд, сойдясь с противником грудью в рукопашной, сколько то, что все пространство от начала разброса 'путанки' до третьего ряда кольев с 'колючкой' было завалено телами павших правоверных, иногда образуя из них завалы и валы в полтора метра высотой. Судьбу сражения решил удар русской кованой конницы, обошедшей турецкие войска, в полном составе втянутых в сражение, по береговому мелководью и ударивших с правого русского фланга в тыл противника, поддержанного атакой пехоты с фронта. После чего османы дрогнули и побежали. Разгром был полный. На поле боя осталось не менее пятнадцати тысяч трупов. Победителям досталась вся вражеская артиллерия, с обозом и лагерным имуществом, а так же огромная масса иных трофеев. В плен сдалось или было захвачено более двадцати тысяч человек. Остальные бежали рассеявшись по горам, возвышавшихся на левом фланге русской оборонительной линии. К сожалению русского командования Коджа Синан-паша ускользнул при поражении своей армии. Он и его свита попросту сбежали, бросив окружаемые войска, когда огромная масса русской тяжелой кавалерии, выйдя 'из моря' слитно ударила в тыл его воинам.
Простояв на 'костях' тройку дней, похоронив своих и чужих погибших, обиходив раненных, убрав пленных и иную добычу в тыл, 'Южная' армия продолжила свой поход на Царьград, попутно приводя под царскую руку встречные поселение и их обитателей.
Следующее сражение произошло 3 июня, когда остатки войск Коджа Синан-паши закрепились на склонах прибрежной горушки, у подошвы которой петляла дорога на Царьград. Установив за невысокими насыпями всю артиллерию, которую удалось собрать, часть сняв со стен прибрежный Румерийских городов, остальные пушки сняли с боевых кораблей, без дела стоящих в гавани Золотой Рог и привезли из столицы. Прикрыв орудия собранными остатками своих войск в количестве более двадцати тысяч человек, турецкий командующий рассчитывал остановить русов. Шансы и правда были огромные. Обход занял бы большое время и отнял бы огромные силы у наступающих. А пройти напрямую под пушечными жерлами, это понести многотысячные потери, без ста процентного шанса прорваться мимо артиллерийской позиции. Но, вовремя предупрежденное разведкой, получившей данные об османах от сотрудничающих с ней местных греков и болгар, русское командование нашло третий выход, использовало флот. Подошедшая к побережью, благо глубины позволяли это сделать, почти к самой береговой черте, четверка тяжелых фрегатов в течении трех часов перемещала с щебнем турецкие артиллерийские позиции и прикрывавшую их пехоту. Горушка с её южными склонами была расположена очень близко к морскому водному урезу. С одной стороны это и послужило основанием для устройства Коджа Синан-пашой позиций именно на этом месте, уж очень удобно, неверным никуда не деться, либо в море, либо в гору грудью на картечь. Зато и корабельным канонирам не пришлось сильно извращаться, османские орудия в своей массе оказались в зоне прямого выстрела морских крупнокалиберных 'единорогов'. Пошедшей через три с половиной часа в атаку русской пехоте пришлось только зачистить разгромленные позиции и добить немногих сопротивляющихся и безнадежно раненных, да согнать сдавшихся в одно место и направить их колонну под конвоем в тыл. При осмотре места расстрела был были найдены и опознаны остатки тела турецкого командующего Коджа Синан-паши. Правда, там и опознавать то было мало что. Тяжелое ядро попавшее в грудь человека, оставляет после себя малопригодные для опознания фрагменты тела. Но оставшаяся почти неповрежденной голова османского военачальника облегчила это нелегкое дело.
Наконец пройдя с ещё рядом мелких стычек остатки пути, 'Южная' армия Русского царства вышла 26 июля в пригороды вражеской столицы и приступила к перекрытию всех сухопутных путей снабжения Константинополя со стороны Румерии, возводя контрвалационную и циркумвалационную линии по всему периметру городских укреплений. Заодно полностью зачищая от осман западное побережье Мраморного моря и пролива Чанаккале-Геллеспонта (Дарданеллы) беря всю территорию Галлиполийского полуострова, нареченного греками Херсонес Фракийский и окрестности столицы под свой контрой. В свою очередь оба флота перекрыли морское снабжение турецкого мегаполиса. Черноморский с севера по Черному морю полностью, Средиземный с юга через Чанаккале-Геллеспонт (Дарданеллы), тоже полностью, а с Анатолией через часть Мраморного моря и Босфор частично, набегая легкими фрегатами и топя все что плавает и попадается по пути.
И уже через месяц блокада дала результат, из Истамбула, как неофициально называли этот город турки, массово побежало его населения из числа городских низов. И так как платить за переезд через пролив им было не чем, то чернь пошла в сторону русских позиций.
Беженцев при подходе к контрвалационной линии не расстреливали, пропускали под бдительным присмотром в промежутки между укреплениями и собирали в фильтрационные лагеря, с десяток которых были организованы в дальнем тылу, примерно километрах в пятидесяти от передовой. Огородили площадки двумя рядами колючей проволоки на столбах, установили по периметру вышки, укрепили ворота, вот вам и 'фильтры'. В самих лагерях выстроили легкие времянки, организовали их отопление, с учетом возможности наступления холодов до расформирования лагеря, кормление, помывку прибывших, прожарку и стирку их вещей. И если прожарку производили раз в декаду, то помывка была уже чаще, раз в недель, для чего в огромных парусиновых палатках устроили эрзац-бани. Зато прием пищи бывшими столичными жителями происходил каждый день и три раза в сутки. Заодно обеспечили не только внешнею охрану, чтобы 'жильцы' не разбежались, и чтобы их никто не обидел, но поддерживали и внутренних порядок и довольно жесткими мерами. Выявленных среди беженцев особей занимавшихся грабежом, разбоем и прочими криминальными делами, всегда без затей быстренько вешали за шею, выстроенные у въездов в лагеря виселицы обычно не пустовали. Для недопущения разрастания заболеваний в эпидемии, больных выявляли и отделили от основной массы беглецов, после чего недужными занимались армейские медики, вот когда пригодились лекарства запасенные Пироговым в огромной количестве. Заодно, что уж грех таить, и продолжали их фармакологические исследования, раз подвернулась такая возможность, не на своих же людях проводить проверку новых медицинских препаратов.
Особенно тяжко стало в ноябре, когда в осажденном городе появилась Она— 'госпожа' чума. Вот тут бойцам на передовой частенько приходилось и отстреливать бредущих к их позициям представителей константинопольской черни у которых были видны явные признаки 'черной смерти'. А остальных выводили в пару спешно возведенных лагерей на карантин, обнесенных усиленным забором из трех рядов колючей проволоки, в которых все беженцы, после жесткой санобработки, помывка с мылом, сбривания всех волос и сжигание снятой одежды, благо заменить её было чем, трофеев за лето набрано богато, и не только дорогих, но и обычного платяного не нового ширпотреба, оставались в них минимум четыре седмицы.
-Господин полковник посмотрите опять турка идет. -обратился наблюдатель к командиру стрелкового полка боярскому сыну Федору Прокопьевичу Заболотьеву, выслужившего и звание и должность после двадцати семи лет службы и учебы на тройке курсов переподготовки начальных людей, введенных уральскими боярами. Уже давно прошли те времена когда он младший сын сельского старосты деревушки на Неве повстречал странных бояр и напросился в боевые холопы к боярину Куркову. Теперь уже и ряд на службу с боярином расторгнут и сам полковник имеет титул сына боярского, но никогда, как не было бы трудно и опасно Федор не усомнился в своем тогдашнем выборе.
-Что там у тебя?
-Да вот сами гляньте в трубу, снова басурмане из черни на наши позиции идут. С бабами, девками, детьми идут, а у самих у многих уже рожи язвами 'черной смерти' помечены.
-Что я там не видел. Приказ ясень, если имеются явные признаки заражения чумой до позиции беглецов не допускать. Расстреливать из ружей на самых дальних дистанциях. Вестовые. Быстро в батальоны, пускай комбаты с ротные не мешкают открывают огонь, никто из зараженных не должен дойти но наших укреплений. Быстро.
'Ох-хо-хо. Прости меня Господи грешного. Опять детей невинных на смерть от пули обрёк. Хотя уж пусть будет смерть быстрая от неё, 'ужалит' как 'пчелка' и все, потом ничего не чувствовать будет. А от мора тяжко помирать, сгнивая заживо и понимая, что умираешь, не приведи Господь такую смерть. Вот ведь понимаю, что так будет для беглецов лучше, приняв неожиданную и легкую смерть. Ан нет, совесть все гложет, дитя невинное на смерть обрек. Ох-хо-хо. Сменюсь, срочно в церковь, закажу по невинно умершим панихиду, не поскуплюсь, чтобы как положено отчитали, провели её. Так что там. Все добежали вестовые, вон стрельба пошла 'пачками'. Падают сердешные. Упокой их Господи басурманские души.'
Такие сценки стали происходить ежедневно, то на одном участке внутреннего фронта, то на другом, а иногда и по несколько раз на одних и тех же позициях. В связи с чем по приказу воеводы корпуса лекарской службы Пирогова, назначенного временно командующим 'Южной' армией по причине болезни её командующего, его зама и начальника штаба, смены подразделений на позициях участились, теперь части и подразделения находились на позициях три дня, после чего сменялись и отводились в ближайший тыл на отдых, психологическую разрядку. Все-таки даже для хроноаборигенов XVI века убивать малых было сильным ударом по психики. Видимо сказывался и русский менталитет и пропаганда 'витязей', подкрепленная проповедями войсковых священников о недопустимости некоторых действий по отношению к ближнему своему, то есть к людям.
Так и длилась осада. Многочисленный столичный гарнизон ни каких вылазок не предпринимал, он как будто весь вымер, не оказывая никакого противодействия русским войскам по строительству укреплений контрвалационной линии. Они даже не отреагировали на установку в полевых редутах брешь-батарей, как будто они ничего не видят и ничто не происходит. Осаждаемые оживлялись только при прямой атаке врага на городские стены, отбивая их 'огненным боем и стрелами'. Наконец срок подошел. За прошедшее с начала осады время прибыло необходимое количество осадной артиллерии. Накоплен боезапас для орудий и ружей с винтовками да пистолями, а так же и в иных воинских припасах армия нужды не испытывала. Подошли людские резервы и пополнение, бойцы прошли обучение, переформирование (создана масса штурмовых групп). Вся армия, с глубоко тыловыми подразделениями, привита привезенной противочумной вакциной, благо признаков лёгочной чумы так и не было обнаружено, в осажденном городе свирепствовала бубонный вариант болезни, что в ни малой степени не облегчало жизнь осаждаемых. Налажено взаимодействие с флотами, на которых так же шла подготовка к штурму османской столицы. И естественно все это и многое другое было внесено в план сражения, утвержденный ВРИО командарма. Можно идти на приступ. Но командование медлило. Проломить устаревшие городские стены и войти во вражескую столицу легко. Но за тем предстоят тяжкие бои в плотной городской застройки восточноазиатского типа в поселении с миллионным населением. В ходе штурма подавляющая часть мужского населения, даже вроде бы христиане греки с армянами и иудеи, возьмёт в руки оружие или его подобие и будут защищать себя и свои семьи с имуществом, а новым царским князьям это надо, как и сопутствующие этим 'безобразиям' потери среди личного состава. Однозначно не надо. Так, что ждем, ждем и ещё раз ждем, когда голод, холод и болезни сократят число потенциальных убийц русских воинов. Над русскими войсками 'не капает', пища, питьё, тепло и здоровье имеются в достатке, русские могут и подождать сколько нужно. А от государя с его нетерпением отпишемся, благо и выдумывать ничего не надо, предлог вот он перед глазами в Константинополе — мор 'черной смерти'. Кому охота милости просим штурмуйте зачумленный город. На что многочисленных недоброжелателя 'витязей' из числа царских приближенных нечего было возразить. От чести покорителя Царьграда из них никто бы не отказался. Но вот после этого помереть от морового поветрия, гния заживо, никто не решался. Так и продолжалась осада османской столицы. Со всем эти армия с флотами и перешли в наступивший 1580 год от Рождества Христова, год предстоящей победы над басурманами и освобождения Святой Софии.
Русское царство, Заморская Русь. Январь-декабрь по новому стилю 1579 года от РХ.
Не преминула в этом году Морана заглянуть и на земли испанкой короны в Новом Свете, не все же время заниматься ей знатью и правителями Старого Света. В течении года Дева забрала многих, среди которых оказалась и пара видных деятелей испанской конкисты в Америки. По воле богини 'за черту' отправились: второй, по порядку занятия епархии, епископ Юкатана и писатель Диего де Ланда Кальдерон и принесший своему монарху земли Новой Гранады конкистадор Гонсало Хименес де Кесада. Но зато с испанцами, к текущему году, у жителей русской части Вест-Индии сложились вполне деловые, торговые отношения, даже в некоторых случаях их можно было назвать и дружескими.
