— Поддерживайте, поддерживайте голову... Вот так...
Кто-то влил в рот Собеско солидную порцию какой-то дряни, чуть бы даже не неразбавленного спирта. Собеско поперхнулся, закашлялся и открыл глаза, понемногу приходя в себя. И прямо над собой увидел маршала, с интересом смотрящего на него.
— Кажется, я знаю вас, капитан авиации?
— Так точно, господин маршал. Тороканские Ворота. Я был в составе полка Стражей. Вы подобрали нас на вертолете после боя. А затем вручали мне орден.
— Верно, — маршал Моностиу с облегчением кивнул. — Именно так. Вы можете встать, капитан? У меня есть сейчас немного свободного времени, и я могу выслушать вас.
— ...Вот так, господин маршал, я и оказался здесь, в Лешеке, — закончил Собеско свой доклад. — Готов к дальнейшему прохождению службы.
Маршал Моностиу молчал, размышляя о чем-то.
— Боюсь, капитан, мы вряд ли сможем использовать вас по специальности, — наконец сказал он. — Пилотов у нас сейчас хватает, нет самолетов. А что касается вашего опыта обращения с мухобойкой... Ответьте, капитан, вы думаете, что пришельцы станут атаковать Лешек танками?
— Никак нет, господин маршал! Они просто прилетят и разбомбят все с воздуха!
— Скорее всего, вы правы, капитан. Так оно, очевидно, и будет после того, как истечет тот тридцатишестидневный срок, что нам милостиво отвели пришельцы с горданцами. Но и до конца этого срока тоже надо дожить, что отнюдь не просто. Здесь миллионный город, куда к тому же ежедневно прибывает свыше пятидесяти тысяч беженцев, а будет еще больше. Пока мы справляемся с этим потоком, но день-два, и нас захлестнет. Уже завтра новоприбывших придется размещать под открытым небом, а это чревато эпидемиями или голодными бунтами. Энергии не хватает, главную насосную станцию водопровода разбомбили, и хотя работы идут круглые сутки, мы не успеваем. Все суда в гавани оборудуются под перевозку пассажиров, но даже с помощью горданцев нам не вывезти и четверти всех желающих. Хорошо хоть, что до войны Лешек был главным центром хлеботорговли, и в элеваторах скопилось около четырехсот тысяч тонн зерна... Но все равно, поверьте, капитан, через несколько дней город станет крайне малосимпатичным местом. Уже были зарегистрированы случаи мародерства... Поэтому все задачи в городе связаны с поддержанием порядка. Вы не здоровы, контужены, и в этом также вряд ли сможете пригодиться.
Кен Собеско молчал, ожидая продолжения.
— Капитан, я отправляю вас в Гордану. Они, конечно, порядочные негодяи, но в нынешней обстановке выбирать не из чего. Вы образованы, инициативны, вы жили там, знаете язык и сможете оказать реальную помощь нашим несчастным соотечественникам. Я не даю вам никакого приказа, поскольку сам не знаю, что там происходит, и не могу сказать, как повернется дело в будущем. Но помните: вы и за океаном остаетесь на службе отечеству. Считайте себя, скажем, в бессрочном отпуске, из которого вас могут в любой момент отозвать.
— Так точно, — откликнулся Собеско. — Присягу дают только раз. Но навсегда.
— Верно, капитан, — одобрительно кивнул маршал Моностиу.
Он нажал кнопку на селекторе, вызывая к себе адъютанта.
— Старший лейтенант, какое судно у нас сегодня отходит? "Капитан Заман"? Организуйте там место для капитана авиации Кена Собеско.
— Нас трое, — вставил Собеско.
— Трое? Хорошо. Три места. Кен Собеско... Да, Дилер Даксель и Чирр Чолль. Капитан, где ваши вещи? Что, вообще никаких? Тогда подберите для них там что-нибудь... Гражданскую одежду, смену белья, что еще?... Ну что же, капитан, я не говорю "прощайте" и не слишком верю в "до свидания". Поэтому — удачи вам.
— Спасибо, господин маршал. И вам тоже.
— Знаю. И всей нашей несчастной стране. Идите!
Закатное солнце, сваливаясь в море, прощально ласкало своими лучами гавань и белые дома набережной, понемногу уплывающие все дальше и дальше.
Кен Собеско, Дилер Даксель и Чирр Чолль стояли в толпе на верхней палубе небольшого грузопассажирского теплохода "Капитан Заман" и, не отрываясь, смотрели на удаляющийся берег.
Чирр Чолль негромко всхлипнул и тут же сердито отвернулся и склонил голову, пряча лицо.
— Не надо, — мягко сказал ему Собеско. — Не стесняйся. И не прячь слез. Я знаю, насколько это тяжело, когда навсегда покидаешь родину в первый раз.
Глава 26. Чужие
Штурман Боорк, пожалуй, и не помнил, когда в последний раз оказывался в столь чудесном месте. Изумрудную траву усеивали множество белых цветочков, похоже, забывших, что уже давно наступила осень, и благоухавших, как в разгар лета. Вокруг ровными рядами высились восхитительно корявые невысокие деревца со стволами, будто скрученными из толстенных лохматых стальных тросов. Их листья были окрашены во все возможные оттенки красного — от нежно-розового до густого победного багрянца. Повсюду словно фонарики блестели желто-зеленые глянцевые плоды величиной и формой в два сросшихся кулака.
Боорк был не новичком в космосе, за свою жизнь он понавидал разных планет: от пыльных, высушенных морозом степей околополярных областей Таангураи — до тропического буйства зелени на экваториальном континенте Кэтэркоро. Но этот заботливо ухоженный сад на Филлине восхитил его просто идеальным сочетанием дикой прелести природы и человеческого рационализма. В это место можно было бы легко влюбиться, если бы не...
Протянув руку, Боорк сорвал один из плодов пожелтее и, впившись в него ногтями, разорвал его напополам. Взору открылась нежная розово-оранжевая мякоть и темная сердцевина, наполненная множеством мелких светло-коричневых шариков-зерен. Поколебавшись, Боорк осторожно откусил маленький кусочек. Мякоть была еще слегка твердоватой и немного терпкой на вкус, но все равно это было намного лучше, чем приторно-сладкие фруктовые консервы, входящие в его офицерский рацион.
Через дюжину-другую дней плоды окончательно созреют, но в этом году некому будет собрать урожай. Да и сад этот — чудом уцелевший клочок зелени посреди черного пожарища, которое оставили после себя бомбы "Драконов", шесть дней назад готовивших "безопасный периметр" для посадки корабля.
И Боорк, и старший штурман Маард могли гордиться этой посадкой. В отличие от многих своих коллег, они посадили корабль, не отклонившись и на сотню метров от расчетной точки, причем, не имея даже примитивного полевого маяка. О, если бы вся его служба в Военном Космофлоте состояла только из технически безупречных взлетов и посадок или свободных полетов в открытом космосе! Тогда бы... Но к чему пустые сожаления? Жизнь редко оказывается милосердной к кому бы то ни было. И даже в шелесте осенней листвы слышится настойчивый рефрен: "Чужак, кто ты? С чем ты пришел сюда? Что ты сделал с нашей землей?..."
Позавчера, во время первой прогулки по окрестностям, вначале было даже интересно смотреть, как выглядит по настоящему то, что он знал только как символы на компьютерной карте. Вот это зеленое пятнышко, утыканное скучными рядами схематично нарисованных деревьев, на самом деле оказалось роскошным садом, совершенно очаровавшим Боорка. Вон та ровная площадка, уже размеченная под космодром и прочие службы будущей базы, — широким полем, где словно язвы чернели выжженные проплешины, а землеройные машины, по крышу перемазанные ароматным липким соком, подминали под себя ряды стройных полутораметровых растений, увенчанных тяжелыми кистями иссиня-черных продолговатых ягод. А та россыпь кубиков с краю карты раньше была деревней — обычной деревней, каких наверняка было много в этой стране под названием Венселанд, на южном берегу Срединного моря, в благодатной полосе субтропиков, достаточно далеко от иссушающего дыхания Великой Пустыни...
Там Боорк впервые увидел воочию, как выглядит разрушенное человеческое жилье. Причем не рассыпавшееся от старости, брошенное или пришедшее в упадок — такое он неоднократно видел и на своей родной планете. Нет, эти дома были убиты, убиты ночной смертью, пришедшей с неба. Некоторые еще стояли как смертельно раненые часовые, с целыми фасадами, выкрашенными в веселый голубой или спокойный песочный цвет, с гостеприимно распахнутыми узорчатыми ставнями, с торчащими балками крыш, словно пытавшимися удержать остатки настила. Другие, словно выбившиеся из сил старики, завалились набок, подальше от зияющих кратеров, откуда еще тянуло дымом. Третьи... От третьих не осталось уже ничего, и только обнажившиеся фундаменты или остывшие от жара разбросанные кирпичи свидетельствовали, что на этом месте стояли дома, а в них жили люди... Накануне в деревне успела поработать команда обеззараживателей с портативными огнеметами, и от развалин тянуло странным сладковатым душком сгоревшей плоти.
Вот тогда Боорку и стало по-настоящему плохо. Просто плохо ему стало гораздо раньше, когда после конфуза с дежурством на посту наружного контроля ему поручили анализ данных воздушной разведки. Это были снимки, сотни, тысячи снимков, фиксирующих последствия атак сил вторжения на филлинские города. Снимков, на которых камеры бесстрастно запечатлевали разрушенные городские кварталы, рухнувшие мосты, взорванные заводы.
Эти снимки уже начали сниться Боорку в ночных кошмарах. Это был его личный вклад в разрушение целой планеты, куда он, именно он, пришел незваным гостем и жестоким захватчиком. Боорку было больно и страшно, он ощущал себя крохотным винтиком огромной безжалостной машины, но ни остановить, ни замедлить, ни даже вывинтиться из нее он был не в состоянии. Несколько раз в своих сводках он преувеличивал степень разрушения городов, показывая все 12/12, когда надо было показать 6/12, и 9/12 или 6/12, когда объект был только слегка затронут. Он надеялся, что город, уже числящийся успешно обстрелянным, не будут бомбить повторно. После каждого раза он со страхом ждал разоблачения и одновременно стыдился своего страха и страдал, что делает слишком мало. Случись поблизости психоаналитик, он бы безошибочно решил, что Боорк находится на грани сумасшествия или, в лучшем случае, нервного срыва.
Посмотрев на часы, Боорк с огорчением понял, что ему пора возвращаться. С начала вторжения они перешли со стандартного времени на местное, что создавало дополнительные неудобства. Филлинские сутки почти точно равнялись двадцати восьми стандартным часам, из-за чего рабочий день казался бесконечным, а на отдых все равно не хватало времени. Хорошо хоть, сегодня ему повезло: со своей прогулкой он попал на пересменку, и в саду никого не было, кроме него. Впрочем, многим членам экипажа, чаще бывавшим на свежем воздухе, сад уже наскучил. Поговаривали, что самые отчаянные головы даже отваживались лазить за сувенирами в брошенные дома или отправляться на морское побережье, самую границу тридцатикилометровой зоны безопасности, где несмотря на постоянно идущие работы по строительству охранного периметра и регулярное прочесывание местности еще попадались местные жители.
Выйдя из сада, Боорк уверенно зашагал через полусожженный луг по узкой тропинке, которая вскоре должна была привести его к кораблю. Он намеренно выбрал длинную дорогу, с которой не было видно ни разрушенной деревни, ни гигантской строительной площадки, ни даже громады транспортного корабля, доставившего на планету военную технику взамен утерянной в походе, продовольствие и разнообразные материалы и оборудование для будущей базы "Восток" — одной из трех баз, которые планировалось построить на Восточном континенте Филлины.
Транспортник разгружали уже шестые сутки, но никак не могли разгрузить, несмотря на грозные приказы командира Пээла и многократные напоминания о том, во сколько обходится народному хозяйству Империи даже один лишний день простоя. Поговаривали, что для быстрой разгрузки по-прежнему не хватает рабочих рук, хотя на транспорте, как и на строительстве, уже работало несколько дюжин пленных филитов. Для Боорка это было еще одной причиной, чтобы держаться подальше и от того, и от другого. Вид разрушенных домов в деревне и так вызвал у него приступ тяжелой меланхолии. Вида пленного филита, жертвы вторжения, он бы, наверное, не перенес.
Сбоку от тропинки, за деревьями небольшой рощицы появилось почти неповрежденное длинное трехэтажное здание, выглядевшее как серый параллелепипед, истыканный прямоугольниками окон. От этого здания, на компьютерной карте значащегося как "Корпус Н", тоже стоило держаться подальше. Сразу же после посадки его выбрала для своих надобностей прибывшая на транспорте группа сотрудников Службы Безопасности, причем не просто Службы, а Отдела специальных исследований. Об этом отделе никто ничего толком не знал, но репутация у него была самая жуткая и зловещая. С тропинки, проходившей на расстоянии примерно полукилометра от таинственного здания, было видно, что рабочие подлатали на нем крышу, снова застеклили окна и дополнили ранее существовавший забор из проволочной сетки сигнализацией и вторым рядом ограждения.
И надо же было, что как раз напротив этого зловещего здания Боорка притормозили.
— Боорк, это вы? Добрый день! — радостно прокричали из-за кустов. — Слушайте, вы нам не поможете?
Раздвинув кусты, Боорк обнаружил на небольшой полянке два поломанных молодых деревца, подмявший их под себя малый грузовой гравикатер и трех ужасно запарившихся и недовольных космолетчиков — двух рядовых из боцманской команды и младшего офицера первого ранга по имени Нэам.
— Полкилометра не дотянули, — весело сообщил Нэам. — Как ни старались, а все равно плюхнулись, да так, что люк грузового отсека заклинило напрочь. Уже с полчаса пытаемся открыть. Так, как, не найдется у вас чуток времени? Нам чуть-чуть силы не хватает, а знаете, шесть рук хорошо, а восемь лучше.
Боорк глянул на часы.
— Отчего же, немного времени есть. Помогу.
— Вот и ладно, — обрадовался Нэам. — А то пришлось бы точно звать кого-то из механиков на помощь. А это...
Нэам не договорил, но Боорк прекрасно его понимал. Все механики были заняты выше головы, а чтобы отвлечь кого-то от работы, требовалось содействие, как минимум, стармеха — человека нудного, прижимистого и в общении крайне тяжелого.
— Беритесь вот за этот рычаг, — скомандовал Нэам. — И... Вместе! Р-раз! Два! Взяли!!!
Вчетвером им, наконец, удалось сделать то, что никак не получалось у троих. Рычаг поддался, раздался протяжный скрип, и бронеплиты, за которыми скрывался грузовой отсек, отодвинулись в стороны.
— Ну, вот и все, дальше они сами справятся, — небрежно сказал Нэам, поворачиваясь к катеру спиной.
Боорк не без интереса оглядел катер.
— Староватая модель. Я, когда попал в Военный Космофлот, думал, здесь все только самое новое. А оказывается...
— Барахло, — презрительно махнул рукой Нэам. — Вы просто не представляете, сколько сюда понатаскали всякой дряни. Все старье, что по полвека валялось на складах, вытащили, обтерли пыль и сюда. Этот катер еще ничего, ему не больше трех с половиной, максимум, четырех дюжин лет, а вот дистанционников мне просто жалко. Их оснастили самыми примитивными, самыми дешевыми ракетами, каких еще в позапрошлом веке штамповали дюжинами тысяч. Эффективная дальность поражения — пять-десять километров, это же просто смешно! И это когда у нас на вооружении есть ракеты с радиусом действия в несколько сотен километров! Это представляете, задал курс, чуть поднялся над кораблем, отстрелялся и можно ни о чем не беспокоиться и садиться за следующей порцией...
