— Конечно, профессор, — кивнули юноши. Снейп проследил, как два флакона с идеально сваренными зельями легли ему на стол, как юноши очистили котлы от остатков зелий и покинули кабинет, собрав свои вещи. И только когда за слизеринцами закрылась дверь, Северус вспомнил, что на протяжении всей их беседы Поттер, не ленясь, методично разливал зелья по флаконам. А это значит, что у этих двоих теперь есть еще и вполне рабочие образцы весьма опасного яда. День ото дня Поттер и его друзья становились для Мастера Зелий все большей загадкой.
— Какая же это была отвратительная мерзость, — произнес Дэн, когда они покинули кабинет декана.
— Что именно?
— Что-что, зелье наше. Нет, я понимаю, яд и все такое, но в прошлый раз оно было куда лучше на вкус, это я точно помню. Я уже молчу про вариант из учебника. Это же просто гадость несусветная!
— Гадость, мерзость, Дэн тебя что, заело? У меня во рту вкус, как у козы в желудке, уж лучше та гадость, после которой не остается такого дивного послевкусия.
— Зато эксперимент удался, — улыбнулся шатен.
-Удался? Дэн, не веди себя как ребенок. Ты видел лицо Снейпа? А Малфоя? А Паркинсон? Весь класс смотрел на нас, как на парочку камикадзе.
— Да, это тоже было забавно.
— Ну, с этим соглашусь. Но самым выразительным было личико Беки.
— Да?
— О, да. Ее взгляд говорил: "Лучше вам действительно отравиться, потому что иначе я вас буду убивать долго и мучительно".
— Ничего.
— Ничего?
— Вот именно. Знаешь, Гарри, мне после Дарины практически ничего не страшно. Кстати, ты взял образцы?
— Да, Дэн. Я по пол котла каждого зелья перелил, пока вы со Снейпом обсуждали, в чем суть этого абсолютно бессмысленного эксперимента.
— В котором ты участвовал.
— Исключительно от нехватки острых ощущений. Это еще одно доказательство выдвинутой Мартой теории о том, что наш образ жизни сделал нас адреналиновыми наркоманами. Но сейчас разговор не об этом, а о том, что у меня в сумке достаточно яда, чтобы отравить целый факультет, — хмыкнул брюнет.
Гарри и Дэн вошли в кабинет трансфигурации, в котором сразу стало почему-то непривычно тихо.
— Вот она, слава, — усмехнулся Дэн, направляясь в сторону своего обычного места, провожаемый любопытными взглядами гриффиндорцев и слизеринцев.
— Явились? — злобно произнесла Бека, смерив своих товарищей хмурым взглядом.
— Как видишь, — пожал плечами Гарри, садясь слева молча изучающего его Малфоя. — Все еще сердишься на нас, Бека?
— Сержусь? Гарри, вы выпили яд на уроке зелий!
— И что? Спорим, с манерой преподавания профессора Снейпа, о нашем поступке задумывалось не одно поколение студентов, — откуда-то справа раздались смешки и согласные возгласы.
— Не меняй тему. Вы повели себя крайне безрассудно. И ладно бы это делал только Дэн, у него же явный сдвиг на почве зельеварения, но ты!
— А что я?
— Зачем ты в этом участвовал?
— Мне было скучно. Или я хотел оказать Дэну поддержку. Какой вариант тебе больше нравится, тот и выбирай. Кстати, у тебя нет ничего, пожевать?
— Это... Что?
— У меня до сих пор во рту вкус безоара, я был бы тебе крайне благодарен, если ты прекратила бы мои страдания.
— Прости, ничем не могу помочь,— усмехнулась блондинка.
— Что вам сказал Снейп? — наконец обрел дар речи Малфой.
— Попросил не проводить таких экспериментов на глазах у других студентов во избежание подражательства,— улыбнулся Гарри.
— А мне посоветовал не впутывать в опасные эксперименты товарищей. Можно подумать, Поттера можно во что-то впутать без его на то согласия, — Гарри посмотрел на своего друга, еле сдерживая улыбку. А ведь Дэн прав. В подавляющем большинстве случаев он, Гарри, сам соглашался на все опыты, исследования и приключения, в которых принимал участие. Даже Кобдейн когда-то оформлял опеку над тремя необычными сиротами, только после того, как получил согласие маленького брюнета. Конечно, юноша догадывался, что у Клода был запасной план, но вот только Гарри Поттер уже тогда был достаточно самостоятелен, чтобы помешать Кобдейну в исполнении задуманного.
— Гарри, Гарри, — юноша повернул голову на голос и лицом к лицу встретился с блондинкой с Гриффиндора, мило улыбавшейся ему. Кажется, ее фамилия была Браун, а имя...
— Да? — юноша решил, что знать ее имя ему не так уж и важно.
— Ты просил что-нибудь пожевать. Хочешь леденцов? — девушка еще раз призывно улыбнулась, кокетливо водя указательным пальцем по парте и вырисовывая что-то, отдаленное напоминающее сердечко.
— Да, буду тебе очень признателен, эм...
— Лаванда.
— Буду очень признателен, Лаванда, — девушка просияла от счастья, сунула Гарри в руку конфету в яркой бумажной обертке и побежала к дожидавшейся ее миловидной брюнетке.
Гарри перевел взгляд с все еще улыбавшейся ему девушки на своих товарищей, попутно избавляя конфету от малиновой упаковки.
— Ты определено пользуешься успехом у гриффиндорок, Поттер, — растягивая слова, произнес Малфой. До этого трясшийся в беззвучном хохоте Дэн, покраснел от смеха и стал издавать смешные хрюкающие звуки, что вызвало волну смешков у сидящих поблизости слизеринцев.
— Что здесь происходит? — никто и не заметил, как в класс вошла профессор МакГонагалл, все такая же строгая и чопорная, какой Гарри увидел ее в их первую встречу. Декан Гриффиндора смерила класс недовольным взглядом и строго посмотрела на непривычно веселых слизеринцев. Как это ни забавно, в школе бытовало странное правило: "Если у слизеринцев хорошее настроение, значит, они что-то задумали". Не то, чтобы это правило не было бы правдивым, но и аксиомой его назвать было никак нельзя.
— Простите профессор, некоторые мои однокурсники сильно обеспокоены проблемой свежести моего дыхания, — вроде бы успокоившийся Дэн снова начал сотрясаться в беззвучном смехе, а сидящая через ряд девушка по имени Лаванда принялась с еще большим усердием стрелять глазками в сторону Гарри и старательнее улыбаться. Брюнет постарался проигнорировать весь творящийся вокруг него бедлам и очаровательно улыбался профессору трансфигурации, которая с недавнего времени стала относиться к нему немного лучше, чем к остальным представителям факультета Слизерин.
— В таком случае, я попрошу всех соблюдать тишину. У нас сегодня новая и достаточно непростая тема. Итак, записывайте: "Этика Трансфигурации".
Вопросы этики мало волновали Гарри в силу его рода занятий, поэтому он не особо вслушивался в рассказ строгой дамы, задумавшись о чем-то своем.
— Эй, Поттер, — Гарри повернул голову и встретился взглядом с сидящей за ним Дафной Гринграсс. Первой мыслью почему-то была: "Почему меня сегодня окружают блондинки?", но юноша быстро абстрагировался от этого глупого вопроса.
— Я тебя слушаю, Дафна.
— Как там твое дыхание? — девушка ехидно улыбнулась, показав ряд зубок — жемчужинок, а сидящая рядом Паркинсон начала тихонько хихикать.
— Просто великолепно.
— Да?
— Да. Знаешь, у меня во рту ни с чем несравнимый аромат.
— И какой же?
— Как в желудке у козы, съевшей малиновый леденец, — широко улыбнулся Гарри, глядя на удивленное личико слизеринки. — Хочешь попробовать? Нет? Я почему-то так и думал.
* * *
— Всем добрый вечер, — с такими словами Клод вошел в небольшую комнату, где его дожидались съехавшиеся с разных концов земли Ангелы Смерти. Дюжина подростков сидели полукругом в мягких креслах. Кто-то внимательно следил за действиями своего наставника, ловя каждое его слово в поисках тайного подтекста, кто-то нервно и неуверенно ерзал на месте, мысленно все еще находясь там, откуда их вызвали.
— Я невероятно рад, что вы все смогли найти способ прибыть сюда, независимо от того, где вы находились и чем занимались, — в словах мужчины не было ни грамма радости. Простая констатация факта: не прибудь они сюда, это значило бы отказ от выполнения приказа, что практически равносильно предательству. А предатели среди Несущих Смерть живут не долго. — Сегодня у вас будут первые, так сказать, вступительные занятия по анимагии. Я надеюсь, никому не нужно пояснять, что это такое и каковы основные принципы этой науки. В таком случае, рад представить вам ваших наставников. Алан, Найджел и Томас Кьюри являются на данный момент одними из лучших в мире специалистов в области анимагии, а так же лучшими имеющимися у нас сотрудниками, обладающими данным навыком.
В комнату вошли трое молодых мужчин. Светловолосые, голубоглазые, улыбчивые — они казались слишком милыми, чтобы являться членами Ордена.
— Как вы уже могли догадаться, вас разделят на три группы, соответственно по четыре человека в каждой, — продолжал Клод менторским тоном.
— Чудеса арифметики, — усмехнулся сидящий у стены Эдриан, но сразу стушевался под хмурым взглядом Клода.
— Господа, передаю вам слово.
— Спасибо, мистер Кобдейн. Итак, молодые люди, — слово взял, судя по виду, старший из братьев Кьюри. — Как вы знаете, анимагия — весьма сложная и неоднозначная наука, постичь таинства которой под силу далеко не каждому. Я видел случаи, когда человек после трех-четырех тренировок мог с легкостью принять свой анимагический облик, но это большая редкость. Большинству везет значительно меньше, а некоторые, прежде чем дойти до этапа первой трансформации, были вынуждены годами усердно тренироваться. Надеюсь, у вас не будет особых сложностей, потому что я и мои братья здесь именно для того, чтобы помочь вам найти кратчайший путь к познанию своей звериной сущности, — мужчина прервался, оглядев лица двенадцати хмурых слушателей, жизнерадостно улыбнулся и продолжил свою речь. — Как вам должно быть известно, изучение анимагии обычно начинается с расчетов вашей звериной формы. Эту часть вы пропустите, поскольку все расчеты провели для вас специалисты. И вот именно по результатам этих расчетов вас и поделят на три группы. В первую группу входят... Ничего, если я буду называть вас по именам? Так вот Мандарина, Дэн, Эллиус и Марта входят в первую группу. С вами будет заниматься Найджел, — мужчина, отличающийся от своих братьев наличием тонких загнутых вверх усиков, лучезарно улыбнулся, чуть склонив голову в приветствии. — Вторая группа: Реббека, Влад, Юми, Эдриан. С вами занимается Томас. Ну и оставшиеся будут заниматься под моим началом. Есть смысл перечислять?
— Нет, мы в состоянии вычесть из двенадцати восемь, — фыркнул Ленц.
— Очень хорошо. В таком случае, пойдемте, нам выделили для занятий отдельную комнату, — Алан Кьюри еще раз улыбнулся и вышел из кабинета.
— Какая прелесть, нам выделили комнату, — очень похоже изобразил Саид, выходя следом за преподавателем.
— Надеюсь, он действительно хороший специалист, Клод, — прошептал Гарри, проходя мимо Кобдейна. — Потому что иначе, не я один не выдержу и сотру с его довольного лица эту глупую улыбку.
— Он лучший, Гарри. Иди, занимайся, — похлопал юношу по плечу Клод.
— Как знаешь.
Гарри лежал на полу и думал. О чем? Обо всем подряд. Начиная с того, что завтра, а, вернее, уже сегодня с утра, нужно идти на ненавистные уроки ЗОТИ, и заканчивая тем, что невозможно научиться анимагии, просто лежа на полу.
Оказалось, что третья группа, в которую вошел и сам Гарри — группа неудачников, для которых никто так и не смог рассчитать анимагическую форму. Сириус был не единственным, чьи попытки окончились провалом. Поэтому, Алан Кьюри, старший из братьев-анимагов и лучший специалист в этой области, взялся сам обучать четверых неудачников. Делал он это, надо сказать, весьма странным способом. Сначала он что-то долго говорил о важности медитации, затем переключился на рассказ о магическом ядре, потом стал вдохновлено рассказывать о двойственности человеческого существа.
Свою эмоциональную и не совсем понятную лекцию Алан закончил странной просьбой. Ангелы должны были лечь на пол, отстраниться от окружающей их реальности и соединиться со своим внутренним зверем. Для достижения большего эффекта анимаг наколдовал непроницаемый мрак и абсолютную тишину. Но так как никто из юных киллеров делать этого не умел, то ребята просто лежали на полу и думали о том, что напрасно тратят свое время на какого-то французского идиота.
— Ну, как успехи? — внезапно включился яркий, ослепляющий свет и раздался невыносимо жизнерадостный голос Алана.
— Вам ответить честно? — прошипел Гарри, кое-как привыкая к освещению.
— Конечно!
— В таком случае мы отлежали себе спины, ослепли от этого чертового света и понятия не имеем, как можно соединиться, как вы выразились, со своим внутренним зверем, — выплюнул Ленцу.
— Очень жаль, — улыбнулся Кьюри. — А что вы чувствуете?
-В плане? — осведомился Гарри, не привыкший быть аутсайдером.
— Ну, какие у вас сейчас эмоции. Опустошенность, усталость, тоска?
— Раздражение, — прозвучал дружный хор голосов.
— Да? Это очень странное чувство. Но ладно, будем основываться на нем. Итак, раздражение ведет к гневу, гнев — к ярости, ярость — к агрессии. А агрессия — явление, очень характерное для животных. Это хорошо.
— Хорошо? — спросила полулежащая на полу Виталия, исподлобья глядя на преподавателя огромными черными глазами.
— Да, да. Это очень хорошо.
— По-моему, он не в курсе, что именно является нашим раздражителем и на кого будет направлена наша агрессия, — шепнул Гарри сидящему рядом с ним Саиду. Тот усмехнулся, скептически глядя на довольного мужчину.
— Давайте попробуем подойти к решению проблемы вот как. Сейчас вы снова должны лечь на пол. Давайте, давайте, ложитесь. Вот так. Я выключу свет и наложу заглушающие чары, как и в прошлый раз, только теперь вы постарайтесь думать не обо всем подряд, а о том, что вас злит. О том, что вызывает у вас ярость, гнев, неудержимое желание что-нибудь разрушить и уничтожить.
И снова Гарри лежит на полу в полной темноте, ничего не видя и не слыша. Он пытался думать о том, что его действительно злит, что вызывает у него ярость. Перед глазами замелькали картинки. Вот ему только исполнилось пять, маленький и слишком слабый для своего возраста, он с ужасом смотрел на огромный, заваленный всяким хламом, гараж, который ему нужно было очистить. Он старался, очень старался, потому что наивно думал, что если все сделает, то дядя с тетей будут относиться к нему лучше. Но работы было слишком много, а сил — наоборот, слишком мало, и мальчик потерял сознание. А когда пришел в себя, над ним уже нависал красный от злости Вернон Дурсли, что-то бурча про ни на что не годного ленивого нахлебника. В тот день Гарри сильно побили и без еды заперли в чулане, а он сидел там, сжавшись в углу, и тихо ненавидел дядю Вернона. Потому что он не был ни на что не годным! Он не был ленивым! Он не был нахлебником! А они не имели права его наказывать!
Мгновение и Гарри уже шесть лет, он лежит на полу, сжимая немеющую от боли сломанную руку, и в исступлении кричит на Пернека, проклиная того. То же чувство гнева, ярости, которая бурлит в крови и стремится вырваться наружу уже не просто словами, а магией.
Миг, новое воспоминание. Ему восемь лет, он уже чистенький, аккуратный и ухоженный воспитанник Клода Кобдейна. Он стоит в гостиной и смотрит, как какой-то ненормальный маг, имя которого он уже вряд ли вспомнит, держит Беку на прицеле и что-то истерично кричит. Гнев, холодная волна ярости и первое смертельное заклинание.
