— Это не твоя проблема, — злобно скривился Штефан, бросив еще один презрительный взгляд на девушку.
— Моя, — упрямо зашипел Карим. — Она получит наказание?..
— Это не твое дело! — сквозь зубы выговорил Штефан, уже не глядя на Кару и боясь сорваться. — Убирайся!
— Я не уйду без нее, — заявил Вийар, пристально глядя Кэйвано в глаза, и всем своим видом показывая, что не собирается отступать.
— Это с ней ты не уйдешь, — бросил Кэйвано.
— Штефан...
— Максимус! — рявкнул Штефан, и Ищейка, будто по мановению волшебной палочки, возник рядом с ним. — Отведи ее в подвальные помещения и приготовь всё, что необходимо, — кивнул он на девушку.
— Штефан, — проронила Кара тихо, но твердо. — Послушай...
— Максимус, ты меня слышишь!? — игнорируя девушку, заорал Штефан.
— Для чего, господин? — будто опомнившись, спросил Ищейка, глядя то на Князя, то на Кароллу.
Штефан пронзил его заледеневшим взглядом серо-голубых глаз. И тому всё становится ясно. Ни один мускул на его лице не дрожит, лишь губы плотно сжимаются, а вот глаза... они кричат во все горло. Но сам Ищейка остается равнодушным и безмолвным свидетелем расправы над провинившейся рабыней.
— Я понял, — коротко бросил Максимус и, подхватив сопротивляющуюся Кароллу на руки, быстро укутав ее в какую-то одежду, прикрывая наготу, вышел вместе с ней из комнаты.
— Нет, Штефан, — проговорила она, едва дыша. — Штефан!.. — а потом провалилась в небытие.
— Я с ней не спал, Штефан! — выдал вдруг Карим, но Кэйвано его уже не слушал, невидящим взглядом рассматривая постель, на которой только что совершилось преступление. Его смерть. Смерть светлого его.
— Штефан, ты что задумал? — закричал Карим, взглянув в спину Ищейки. — Ты что, твою мать, задумал?!
— Это не твое дело, повторяю еще раз, — спокойно проговорил Штефан, оторвав взор от смятых простыней.
— Ты будешь ее пытать? Бить? Штефан!? — заорал мужчина, бросаясь к Князю. Но тот оставался безумно равнодушным и монотонно спокойным. Холодный, как лед, непоколебимый и бесчувственный, каким был всегда. Каким его знали все. Кроме той, что совершила преступление. — Продай ее мне, — выкрикнул Карим. — Если тебе она не нужна... больше, продай ее мне! Я куплю ее за любые деньги. Продай, Штефан!..
Лицо Кэйвано исказилось яростью, глаза потемнели, превратившись в черные точки. Ничего хорошего ждать от него после такого взгляда не приходилось. Вийар нахмурился. Игра выходила за правила.
— Так хороша в постели? — грубо спросил Штефан, презрительно усмехнувшись.
Карим молчал, тяжело и рвано дыша. Сказать было нечего. Да и что говорить? Ситуация выходила из-под контроля, грозясь перейти в разрушительное бедствие вместо небольшой проблемы.
— Штефан, — позвал Карим Князя, но тот окатил его вызывающим презрением.
— Ты ее не получишь, — глубоким шепотом, злобным, завораживающе опасным, низким выговорил Князь. — Никогда, — и стремительно вышел из комнаты, бросив слугам, которые застыли в коридоре: — Господин Вийар желает уйти. Помогите ему вспомнить дорогу.
— Штефан, сукин сын! — закричал Карим, понимая, что ничего не может исправить. — Штефан!
— Ты получил то, что хотел, Вийар, — обернувшись к нему, бросил Князь. — Ты удовлетворился? — губы его дрогнули. — А я — нет. И я собираюсь исправить это упущение.
И быстрыми летящими шагами направился в сторону лестницы, ведущей в подвальные помещения.
27 глава
Как умирают чудеса
Я не знала, как это случилось, но я стала ему верить. Не просто на словах, лишь бы дать слово, чтобы он оставил меня в покое, а по-настоящему верить. Я чувствовала изнутри это доверие. Я никогда никому не верила до него. В детском доме не приходилось полагаться ни на кого, кроме себя, там правил вой закон — закон выживания. Принцип естественного отбора вряд ли кого-то может сделать друзьями. А после я стала с осторожностью и тихим вниманием относиться к людям, замечая их поведение, отмечая какие-то нюансы и делая для себя определенные выводы. У меня были знакомые, даже друзья, но не так много и не такие близкие, чтобы можно было им довериться. К тому же меня считали какой-то... не такой, будто не от мира сего девочкой, а немногословность и услужливая исполнительность прочно укрепили это уверение в тех, с кем мне приходилось общаться.
Но с ним я чувствовала себя, как рыба в воде. Как это произошло, я не знаю, но я верила ему. Верила в чудо, которое он мог мне предоставить. Он уже делал это, и не раз, просто сам не догадывался об этом. В нем было много того, что мне не нравилось, что я категорически не допускала, но отрицать тот факт, что с ним мне было комфортно, не стоило и пытаться. Я ощущала себя защищенной. Он сделает всё для того, что защитить меня от других. Но в то же время, единственный, кто сможет меня уничтожить, это он сам.
Это происходило так медленно и незаметно, что я не почувствовала подвоха. Это проникало в меня, не просто под кожу, но впивалось в кровь. Не просто чувство, не просто ощущение, не обычная эмоция на определенного человека... Нечто большее. Больше, чем обычное чувство, больше, чем все чувства, которые я испытывала, вместе взятые. Гораздо больше. Это было всем для меня. Это разрушало и воскрешало, свергало с небес на землю и возносило ввысь. Запретное чувство, роковое, немыслимое и невозможное.
Но в день, когда мое доверие было попрано, а чувство рассыпалось по крупинкам, я поблагодарила Бога за то, что не раскрыла перед дьяволом свою душу и не призналась ему в немыслимой, неправильной любви. Это было бы ошибкой для меня. Высокое, пусть и неправильное, было бы осмеяно. Ведь любить господина — запретно. А любить такого господина, как Штефан Кэйвано, равносильно самоубийству.
Если раньше я верила, если надеялась на то, что он тоже может чувствовать... то после рокового случая убедилась в том, что обманывала саму себя, нарисовав в мыслях образ светлой и сдержанной в своем гневе и страстях дьявольской души. Но ей было заказано место в аду. И спасать эту душу я не буду. Дьяволы не умеют любить, и наивно было с моей стороны полагать, что я смогу научить этому одного из них.
Мой самообман раскрылся и облил меня ушатом холодной воды на голову, приоткрывая завесу шальной истины. Холодное сердце никогда не растает, бесчувствие не вылечить никакими чувствами. И не рабыне делать это. Слишком простая аксиома, чтобы запутаться или забыть. Я ее запомнила, только обманувшись.
Он прибыл днем, после обеда, решительный и уверенный в себе, как всегда. Искушающий грешник и черноглазый бес Карим Вийар. Князь Пятого клана. Я не боялась его, но ощущала исходившую от него опасность. От таких людей, учитывая его странные отношения со Штефаном, лучше держаться подальше.
Он был порождением порока, а может, и самим пороком. Он не был ни другом, ни врагом. Ни злым, но и не добрым. Его невозможно было понять, а узнать, каким будет его следующий ход — в его личной игре по его правилам — не представлялось возможным. Он добивался того, чего хотел. Всегда. И если Князь Пятого клана желал видеть меня, ему ничто и ничто не помешало бы сделать это. У него были свои причины и мотивы, мне не известные, да и вряд ли известные кому-то, кроме него, и он играл по своим правилам. Что ему от меня было нужно, я не осознала сразу, хотя всё внутри вопило об опасности. А когда поняла, чего он добивается, — даже не зная его целей, — было уже поздно.
Он застал меня в личном кабинете Князя, проникнув в комнату без предупреждения и стука, не заявив о своем приходе. Резко обернувшись, я уставилась на него. Всё так же великолепен, красив и порочен.
Я пожалела в тот миг, что Штефан обещал быть только к вечеру. Я не знала однозначно, какие отношения были между двумя Князьями, но видела, что они точно не друзья. Да и от Вийара я не знала, что ожидать. Штефан был в этом прозрачнее и яснее, а может, я просто к нему привыкла...
— Господин Вийар? — проговорила я, вскинув подбородок. — Вам что-то нужно? Князя нет дома...
— Зачем же так официально? — мягко перебил он меня, подходя ко мне, будто подкрадываясь, как хищник к добыче. — Можешь называть меня Карим, — губы его изогнулись. — Штефана ты называешь по имени?
Мне не понравилась его ухмылка и скрытый намек на мое личное отношение к Князю, а упоминание об имени вызвало легкую краску на щеках. Стоило немедленно взять себя в руки. С этим человеком малейшее расслабление подобно поражению.
— Думаю, что Князь Кэйвано этого не одобрит, — покачала я головой и отшатнулась от мужчины, чувствуя исходящую от него опасность. — Если вам что-то нужно, я сделаю это, если же нет, я должна идти.
— Ты, — легко улыбнулся он, сияя глазами-омутами.
— Простите, что? — посмотрела я на него с удивлением.
Сердце застучало, как сумасшедшее. Надеюсь, что я ослышалась, или поняла его неправильно. Ведь не мог он, в самом деле, заявить, что...
— Ты спросила, нужно ли мне что-то, — покорно повторил Вийар, улыбаясь. — Я ответил: мне нужна ты.
Значит, не послышалось. И поняла я его правильно. Что меня ничуть не радует. Уж лучше бы мне было сказаться глухой. Хотя, что бы это изменило? Для хищника, который уже выбрал себе жертву?..
— Князь не отдаст меня на потеху, — с уверенностью заявила я. — И не продаст, в этом будьте уверены.
Карим задумчиво покачал головой и вновь улыбнулся. От его улыбки меня пронзила дрожь.
— Считаешь, что нет? — приподняв брови, спросил он, приближаясь.
— Мне нужно идти, господин Вийар, — твердо сказала я и, обходя его, направилась к двери.
— Ты убегаешь, — с удовлетворением отметил мужчина. И я не распознала сразу подвоха и удовлетворения.
— Нет, всего лишь выполняю свою работу, — бросила я мрачно и, повернувшись к нему спиной, двинулась к двери.
— Надо же, я тоже, — услышала я за спиной его приглушенный шепот, а потом... в один миг ощутила его рядом с собой. Стремительно и бесшумное движение, сократившее расстояние между нами в один миг.
На то, чтобы приблизиться ко мне, схватив сзади за талию, ему хватило нескольких секунд. На то, чтобы нажать на болевую точку на шее, усыпляя меня, и того меньше.
Я ощутила, как расслабляется тело, дрожат руки и подкашиваются ноги, сердце забилось сильно-сильно, а потом приглушенно затрепетало. И перед тем, как провалиться в темноту, я почувствовала, как мужчина, вынув из кармана своего пиджака маленький флакончик, поднес его к моему рту, вынуждая выпить. Я выпила, всего глоток, но, как выяснилось, и этого было достаточно, а потом... провалилась во тьму.
Очнулась от ощущения, что горит всё тело. Жар сковал по рукам и ногам, сердце почти выскакивало из груди. Кожа превратилась в тонкий чувствительный покров, будто вуаль, дотронешься до которой, и она порвется. Сердце билось так сильно, что, казалось, прорывало грудную клетку, частое и рваное дыхание вырывалось сквозь приоткрытые губы. Грудь вздымалась, а соски отзываются чувственной болью, будто ожидая прикосновения. Внизу живота странное тянущее ощущение, и горит, пылает, бьется внутри меня.
Да что же это? Может, я заболела? Ничего не понимая, я попыталась пересилить зов тела, стиснув зубы.
С изумлением оглядев себя, я поняла, что полностью обнажена. Ужаснувшись, попыталась подняться на кровати, но надо мной нависла мужская фигура, прижимая к постели. Тоже обнаженная.
Нервная дрожь прошлась по телу, а липкий страх сковал чувственное тело. Я попыталась отстраниться, но мужчина что-то зашептал мне в волосы, будто успокаивая, и не позволили отодвинуться. И я вспомнила.
Карим Вийар!
Что он здесь делает? А что здесь делаю я?! В таком виде?!
Паника, граничащая с истерикой, рвалась во мне мелкой дрожью, превращавшейся в крупную. Желание оказаться как можно дальше отсюда, как можно дальше от этого человека билось во мне и вопило.
— Спокойно, девочка, — прошептал Карим, прижавшись ко мне. И мое тело ответило на его прикосновение жгучей дрожью и сладостной болью. Я попыталась отодвинуться, но не смогла, меня возвратили на место. — Не двигайся, тебе нужно касаться меня, — его проворные нежные пальцы, которые, очевидно, сняли с меня одежду, продолжили путешествие по моему телу, легко касаясь чувствительной кожи. — Ведь правда?
Он улыбался, забавляясь, я чувствовала это. Он наслаждался моей беспомощностью, испивая ее до дна глоток за глотком. А я с каждым мгновением понимала, что со мной что-то не так. Мое тело отвечало не эту ласку — запретную ласку чужого мужчины! Я пыталась вырваться, но одновременно с этим тянулась к жаркой плоти, находящейся рядом со мной. Безумие, наваждение, просто дурной сон! Я проснусь и ничего не почувствую... Вот, сейчас... о-ох... почему его руки блуждают по моему телу?.. черт!
Я не должна здесь находить. Я только Штефану могу принадлежать, лишь ему! Я его люб...
— Отпустите! — воскликнула я, ощущая, как накатывает на меня волна и неправильное, бесконтрольное желание. Но я не хочу его! Единственный, кого хотела и хочу, это Штефан. Так что же это со мной?.. — Что вы со мной сделали?! — выкрикнула я, изгибаясь дугой под его руками.
Карим, продолжая нежно касаться моего трепещущего тела пальцами, широко улыбнулся.
— Этому есть лишь одно объяснение, конфетка, — наклонившись ко мне, касаясь губами, казавшимися мне холодными, моей горячей щеки. — Желание, — прошептал он. — Ты меня хочешь, — протянул он сладко.
— Нет, — решительно увернулась я из его объятий, но тело взмолилось о пощаде жгучей болью.
— Да-а, — томно пропел Карим, приподнимая меня на кровати и притягивая к себе.
— Я не хочу вас, — едва ли не плача, прошептала я, пытаясь вырваться. — Не хочу!..
— Твое тело говорит обратное, конфетка, — и его руки скользнули по моему телу, обхватывая грудь и скользя по бедрам. — Разве нет?
— Что вы со мной сделали?! — закричала я, вырвавшись из его рук.
— Тебе понравится, конфетка, — убеждал Вийар, прижимаясь ко мне всем телом. Я ощущала жар его кожи, его возбужденную плоть, касавшуюся моего бедра, и вскрикнула от этого невольного прикосновения.
— Не трогайте меня! — выкрикнула я, пытаясь вырваться, сражаясь с зовущей манией обладания плоти. — Не трогайте! Не-ет!.. Что это?.. — я изогнулась, жадно хватая ртом воздух и не чувствуя насыщения. Жарко, душно, томно. Мало! Чего-то не хватает...
— Тебе без меня не обойтись, детка, — сладко зашептал мне в лицо Карим, целуя мои виски и спускаясь к шее, закусывая кожу зубами и отпуская в плен жадных губ. — Не сегодня. Не сейчас.
— Штефан обо всем узнает!.. — воскликнула я, едва ли не плача от стыда и предательства собственного тела, которое отвечало на каждое прикосновение этого чужака к нему. Я могла бы сопротивляться, разумом понимая, что происходит, и что случается ужасное, неправильно, дикое... предательство, измена! Но тело, коварное, извращенное, похотливое тело отвечало на ласки врага с яростью и страстью.
— Мы ему не расскажем, — усмехнулся Карим, захватывая в плен губ мою грудь и терзая соски.
