Война на пороге. Даже не Третья Мировая — гражданская. Точно так же в Испании было, с тридцать первого по тридцать шестой, до того как полыхнуть. Убивали политических противников прямо на улице среди дня, взрывали дома динамитом, похищали, пытали — при полном бессилии или сочуствии властей и полиции. Вот только внешний расклад был другой — сейчас, как начнется, за красных войдут не интербригады и малое число русских "добровольцев", а Советская Армия с Красным Вермахтом — ну а за "белых", не пара итальянских дивизий и легион "Кондор", а Армия США. Причем, поскольку над американскими военными "успехами" сейчас злословят даже в Лондоне, после "парада победителей" в Пекине — репортажи с фотографиями появились в газетах практически в один день с речью Макартура — то более чем вероятно, американское военное участие сведется не к высадке десанта, а к атомным бомбежкам французских городов, захваченных красными. И русские тоже ответят, пятьсот килотонн на Париж, это страшно будет представить — причем, глядя на Китай, с Держав станется и договориться, свои территории не трогаем, воюем исключительно "на ринге", то есть внутри французских границ, ок? Если Франция сейчас даже не член Альянса — то и объявлять Советам тотальную войну не обязательно. А что от Франции после останется радиоактивное пепелище, усеянное сожженными трупами, это никого не волнует — война до последнего француза ведь лучше, чем до последнего русского или янки?.
Франции нужно много денег. Нужна богатая экономика, и сильная армия. Военный паритет с Державами — не фантастика, если удастся свой атомный проект сделать — если мы будем иметь сто Бомб, то любой агрессор, даже имея их тысячу, поостережется на нас нападать: ста Бомб хватит, чтоб нанести врагу неприемлемый ущерб, в то время как для полного разрушения Франции тысяча Бомб совершенно излишня. Но для этого опять нужны деньги, много денег. И не только на бомбы — но и на их носители. Как американцы умудрились сдать советским свои новейшие реактивные бомбардировщики — фотография во вчерашней "Правде", В-47 на аэродроме под Москвой, причем на этот показ даже военно-воздушных атташе пригласили, и американского, и всех европейских стран? Но Франция еще имеет хороших авиаконструкторов и инженеров — реально создать реактивные бомбардировщики, по летным данным превосходящие русские "миги"? Месье Марсель Дассо, вчера приглашенный на беседу в Елисейский дворец, утверждал, что такое возможно — если ему финансирование дадут. И, ради поддержки отечественного авиастроения, подпишут контракт на реактивные истребители "Дассо-450" (конечно, не "миг", но примерно равен Ф-84). Истребители нужны — в строю сейчас лишь поршневые "мустанги" и "тандерболты" прошлой войны, да американцы соблаговолили продать две сотни Ф-80 (конечно, за очередной свой кредит) — но где деньги взять? Все, что в бюджете осталось — поглощает Индокитай. И конца не видно.
Как это ни прискорбно, из Вьетнама придется уйти. При всех политических издержках — альтернативы просто нет. Заодно кинем кость своим левым. И советским — приславшим очень резкую ноту "по поводу участия частей Французского Иностранного Легиона в боях на стороне Чан Кай Ши". Признаем независимость пока что Аннама и Кохинхины (прим.авт — соотв. северная и южная части Вьетнама), а вот с Лаосом и Камбоджей можно и посмотреть. И мы не отвечаем за китайцев, зверствующих в северных вьетнамских провинциях не хуже достлеровских карателей. Хотя отчего лишь в северных — как говорят русские, "так не доставайся же ты никому". Проклятые янки, с такими союзниками никаких врагов не надо — если Британия сумела из Индии уйти и одновременно остаться там высшим арбитром, хозяином собственности и поставщиком товаров, то во Вьетнам тотчас же американцы влезут, да они уже там. Что ж, остается утешиться мыслью, что освободившиеся деньги и ресурсы пойдут на укрепление французской Империи в других местах — например, в Африке давно пора порядок навести, вернуть недополученные доходы.
Пьер, ну что там еще? Последние новости — что??!! Эти недоумки из "Легиона" устроили шабаш возле советского посольства?! Да еще пытались здание поджечь, и орали "советских — на фонарь"!? Больше десятка полицейских избиты, а четверо искалечены. Из Москвы ноту уже прислали?
Что ж, вот и повод. Поступить со всеми возмутителями спокойствия, как мой сосед каудильо. Прижать, разогнать к чертям любые вооруженные банды — и правых, и левых. Оставив оружие и право на применение силы лишь за армией и жандармерией — стоящих вне политики, а исключительно на страже порядка. Поскольку именно порядок, а также собственность, религия, семья — это то, на чем стоит наше общество, и в чем сейчас со мной будут солидарны большинство французов.
Правда, для того нужен пустяк — договориться с СССР и США, чтобы они не возражали против разоружения своей креатуры. Но смею предположить, что ни Москве, ни Вашингтону не нужна сейчас Третья Мировая. И сумели же договориться о том же касаемо Испании, пять лет назад?
А против таких, как Рибьер — придется опереться и на толпу. Ради будущего торжества свободы — примерить шапку Дуче. Надеюсь, что кончу я не так, как он?
Обращение к нации — французы! Левые, или правые, вы прежде всего граждане Прекрасной Франции. И если экстремистам нужны великие потрясения — то нам нужна Великая Франция, сильная, богатая, свободная.
Лидия Чуковская. Ленинград, октябрь 1950.
Это был ад. Проклятие. Крах всех надежд.
Американцы сдулись. Слились. Оказались слабаками. Их прогнали по Пекину, как диких животных — и теперь, без сомнения, сгноят в Гулаге. А единственный их Вождь, генерал Макартур — сломался и покончил с собой, не желая слышать про этот позор! Америка пошла на мир, уступив СССР по всем пунктам — признав советские захваты в Норвегии, Маньчжурии, Корее, Китае. Или же, свободные страны ценят жизни своих граждан куда больше, чем диктатуры? Не хочется думать, что Соединенные Штаты, надежда и опора демократии — оказались нацией трусов!
А здесь празднуют победу. Только салюта не хватает — а так, счастливые лица, радость, иллюминация вместо затемнения. Девушки, в лучших нарядах, под руку с офицерами — на взгляд Лиды, заняться проституцией было более нравственно, чем восторгаться героями-победителями этой войны. Уж лучше американские бомбы на этот проклятый город, и пепел, и трупы — чем эта постылая работа в госпитале, и шестиместная комната в общаге! Даже не медсестрой или фельдшером — а чем-то между уборщицей и санитаркой. И ни минуты побыть наедине с собой — разве что по улицам болтаться, так холодно уже и мокро. Скорее бы вернулась Анна Андреевна, тогда можно у нее пожить!
-Чуковская! К начальнику тебя.
Что-о? Господи за что мне такое наказание! Мы тут как крепостные — даже место работы не выбираем, вот захотелось кому-то — и тебя как вещь, взяли и переставили на другой участок. И ведь не отказаться — в статусе "принудительно трудоустроенной" за это сразу статья, и на 101й километр, ну а там, в сельскую больницу распределят! Ничего, мрази большевистские, вам это все припомнится!
Это был даже не госпиталь — а дурдом! Со стальными дверями, и рослыми злыми санитарами (и санитарками, в женском отделении), низкие потолки словно давили на голову. А работа та же — вымой, принеси, убери. Хождение по кругам ада. Господи, дай мне силы это перенести!
Хотя и в Бога Лидочка не слишком верила. После того как Церковь (причем не только в Москве, но и в Риме!) пошла на сговор с безбожным коммунистическим режимом. Променяли Веру на пирог!
-Чуковская! Сегодня тебе — убирать в блоке два-сто.
Судя по номеру, второй этаж. Но в общем коридоре не было палат с таким номером — оказалось, надо спуститься на первый, пройти по лабиринту коридоров, и в конце, подняться по узкой лестнице. В предбаннике у стола с телефоном читала книжку дежурная медсестра. Стальная дверь, за ней коридорчик, всего две палаты с номерами 101 и 102, и санузел.
-Из сто второй вчера увезли. В сто первой пока живая. В разговоры не вступать — вообще, подруга, чем меньше ты будешь смотреть и запоминать, тем лучше для тебя. Если что — меня зови.
Лиду удивило, с каким равнодушием сестра сказала, "пока живая". Дверь захлопнулась со звуком, будто щелкнул затвор. Окон не было, тускло горели слабые лампочки — а еще, стоял запах, хорошо знакомый по госпиталю: крови, гнилого мяса и смерти. Подавляя брезгливость, Лида прошла к раковине, налила в ведро воды, намочила тряпку. Быстро пройтись по полу, и назад — вряд ли тут будут сильно придираться к качеству работы?
-Кто тут? Ты новенькая? Я тебя не знаю.
Тело на кровати — женщина, судя по голосу, молодая. Лицо в ужасных кровавых язвах — увидев, Лида еле сдержала тошноту. А вдруг это заразно — близко не подходить!
-Маняша, из соседней, жива еще?
Лида отрицательно мотнула головой.
-Отмучилась, значит. Скоро и мне. Не бойся, не заражу. Это не инфекция.
Лида пожала плечами. Странно — женщина вовсе не была похожа на сумасшедшую, уж на них Лидочка уже успела насмотреться. Но тогда — что она делает здесь?
-Я — Полина Осипова. Ты что, не знаешь? А в тридцать четвертом мой портрет в "Правде" был, на передовице! Я была делегатом Семнадцатого съезда. Орденоносец, коммунистка. А до того — в двадцатом, выводила в расход белых гадов! С девяносто восьмого года я — ты мне не веришь? А зря!
Поверить было трудно — даже с обезображенным лицом, женщине явно нельзя было дать пятьдесят два года! Может это и есть ее диагноз — кто-то себя Наполеоном мнит, а кто-то делегаткой съезда? Но отчего тогда секретность и отдельная палата? Или большевики боятся дискредитации Советской Власти — а в самом деле, отчего всяких там, в палатах хватает, но вот ни одного "товарища Сталина" нет? Наверное оттого, что такого пациента бы не в дурку повезли а сразу в "Кресты"?
-А в вечную жизнь и молодость веришь? — спросила женщина — и правильно, что нет. А я вот поверила, и согласилась. Теперь подыхаю — отработанным материалом! А так хотелось увидеть — победу коммунизма и всемирный СССР! Завтра, или послезавтра умру — видела уже, как это происходит. На лицо мое смотришь — а там, внутри у меня то же самое. Если тебя когда-нибудь к вышке приговорят, и предложат, медицинские эксперименты взамен — не соглашайся ни за что. От пули помирать, оно куда легче. А я ведь по накатанной шла, не подопытной — те передо мной были, на которых проверяли. Думали, что нашли путь — а оказалось, лишь срок чуть дольше. И мозг сгнивает последним — так что я сейчас в здравом уме, и почти до самого конца так буду. Господи, за что — вот никогда не верила, что ты есть, но неужели правда? И не может одна душа в двух телах сразу существовать!
Лида колебалась — бежать, зовя санитарку, или остаться послушать еще? Любопытство все же взяло верх.
-Я все равно сдохну, мне терять нечего -сказала Полина, как обрубив концы — тебе расскажу, слушай. Пусть люди знают. Господи, я, коммунистка со стажем, к тебе обращаюсь! Если согрешили мы против того, что тобой заведено, прости! А ты — с тем, что я расскажу, делай что хочешь! Ты образованная вообще?
-Высшее у меня — ответила Лида — литературное. А здесь оказалась — долгая история.
Не надо — про наказание, и исключение из Союза! А вдруг тогда эта большевичка замкнется -враг! И ничего не скажет.
-Тогда, у англичанина Стивенсона есть, про Джекила и Хайда — сказала Полина — так это правда. Есть такое, что тебя или меня можно "переписать". Память, характер — все! — в новое тело. Как содержимое книги на новую бумагу. Отчего, ты думаешь, я здесь лежу — а где еще в мозгах копаться? Причем умение это — не отсюда! Слухи ходили разные — и про людей из будущего, и про марсиан, и даже про нечистую силу — но все сходились, что это нам передали. А люди ли, и с какой целью — не знаю!
Лида слушала, затаив дыхание — это казалось невероятным! Что можно, оказывается, "подселиться" в мозг к кому угодно — и все его секреты тотчас станут известны. Причем если этот второй — Полина назвала его "всадником" — будет просыпаться лишь на короткое время, то первый, носитель, будет и не подозревать, что стал невольным шпионом, какое поле для иностранной разведки! А еще, можно при "подселении" и возвращении, быстро обучаться, заимствуя готовые чужие знания и опыт. А главное — казалось бы, открывается дорога к бессмертию: если время от времени "переписываться" в новое, молодое тело — конечно, при этом личность прежнего владельца приходится уничтожать!
-Нам говорили, дело на контроле у Самого. Чтоб лучшие партийные товарищи, самые заслуженые кадры, стали вечными. Чтобы тех, кто недостоин — предателей, врагов, но здоровых физически — не убивать, а отдавать донорами. Какое общество тогда будет — где самые лучшие будут вечно жить, а всякая гниль, в отбросы! И уж конечно, на войне — искалеченного или безнадежно раненого солдата "переписать" в новое тело, взятое хоть у пленного — и снова в бой! А оказалось — нельзя. При подселении, если убрать подлинного хозяина, тело становится нестабильным — идет гниение заживо, не как у трупа, медленнее, но похоже. И никто не знает, как избежать — в солдата, чтоб еще месяц-два сражался, это все лучше чем сразу похоронить, терпимо. А для неограниченно долгого существования — нельзя! От ста до ста пятидесяти суток, срок индивидуальный. И сокращается, если повторять — так что менять тела через месяц, все равно бессмертия не будет! И как и стараются, сколько подопытных погубили, взятых из лагерей — увеличить срок удалось, поначалу вообще едва месяц был, но не больше. Нужен был результат.. дело на контроле, начальство за свою шкуру боится — и вот, когда подопытные три месяца были здоровы, зарядили уже нашу партию, не лагерных, а добровольцев. Дура я была, бессмертием соблазнилась! Двенадцать нас было, шестеро мужчин, шесть женщин. Остались лишь я и Маня... теперь лишь я одна, последняя. А там, наверху — наверное, новую партию готовят. Будьте вы прокляты, все! А ты — передай. Чтоб люди знали. Может — мы и впрямь, против Бога идем, нельзя такое человеку, не по правилам! Или же... Подселять легко, это даже не в клинике можно сделать... если что, запомни, никогда не пей с незнакомыми... да и со знакомыми тоже, даже стакан воды... не позволяй сделать себе укол, и не смотри в глаза. А вот убрать из живого тела прежнего владельца, при подселенном "всаднике", это куда труднее. И заранее это нельзя — старый владелец как якорь нужен, что ли... Иначе — в идиота, пускающего слюни, проникнуть легко, но не закрепиться, не остаться. Даже в пьяного — намного труднее.
Откуда она все знает? — с неприязнью подумала Лида — не все говорит большевичка, не просто добровольцем она была, а прежде, среди тех, кто жертв отправлял на эксперименты, смотрел и записывал! Получила теперь то ж, что они — воздалось по заслугам! Но боже, если это правда — то что делать?!
-Больно! — сказала Полина, все так же, не поднимая головы от подушки — как больно. Позови кого-нибудь... опия дайте, аааа! Больно!
Подхватив ведро и швабру, Лида вылетела из палаты. И заколотила в дверь.
