— Уже существенно лучше, с контролем почти разобрались, теперь на очереди отслеживание состояния всего организма, а потом уже приступим к поиску возможностей вхождения в нак`хаси.
Я устало повел плечами, тело ныло фантомной болью и это создавало жуткий дискомфорт, ощущения были препаршивыми. Когда спросил у куратора, почему он не может избавить меня от подобного неудобства, раз ему подвластно здесь столь многое, он ответил, что это будет слишком глубокое вмешательство в деятельность мозга, так что мне пришлось заткнуться и молча терпеть.
Когда прошли оговоренные дни, Искар просто вопросительно взглянул на меня, но я только отрицательно покачал головой, и он кивнул, принимая это как данное. Наверное, лучше всех себя чувствовала в эти дни только Иссиль, полностью определившаяся с одним из будущих своих увлечений, как она потом шепнула мне на ухо, плавно переходя к моим губам и впиваясь в них со страстью голодающего.
— Надо будет купить домик обязательно около какого-нибудь леса, и ты будешь катать меня, как сейчас, — я лишь удивленно моргнул.
— Неужели действительно так понравилось?
— Ага, — она ловко спрыгнула с меня, — я вот еще думаю, может, заказать специальное седло для тебя?
А потом с хохотом дала деру вниз, к остальным, мне же оставалось только покачать головой и устало побрести за ней. Вот чертовка, седло ей, видите ли, надо, тогда уж и удила мне в зубы, и вожжи через плечи, что б уже все как полагается было. Я усмехнулся, пропал ты, парень, ох, пропал.
Однажды ко мне подошел Крисс:
— Скажи хоть, то, чем занимаешься, даст результат? — он пытливо смотрел на меня, словно надеясь понять, совру или нет.
— Результат будет, и очень скоро, поверь, — я положил ему руку на плечо, — более того, без всего этого тот план не имеет ни малейшего шанса.
— Ладно, я все равно ничего не понимаю, особенно, чем тебе помогут эти скачки, — он улыбнулся, подмигнув, — но смотреть на вас довольно весело.
Для всех уже не было секретом, чем мы с Иссиль занимаемся этажом выше, в туалет-то надо всем ходить, и должен признаться, выглядели наши занятия действительно несколько комично, если бы не скорость, с которой все это происходило. Ильса даже как-то раз попробовала намекнуть, что и сама не прочь так прокатиться, но тут же была резко оборвана вклинившейся в разговор Иссиль и понимающе улыбнулась. Про служанок и говорить нечего, они настолько зачастили каждый день по маленькому, что ларрити пришлось лично поговорить почти с каждой, и это таки уняло их пыл, особенно после того, как мы чуть не сбили одну из них, неожиданно выпрыгнув из-за одной из колонн.
У меня уже довольно таки сносно получалось, и контролировать бушующее внутри безумие, и отслеживать показатели своего состояния, достаточно быстро ухудшающегося, в основном, только при быстром беге. А в остальных случаях удавалось поддерживать нужное мне состояние где-то на протяжении двадцати минут, но потом все также наступал коллапс, и я ломался как карточный домик без права на восстановление. Решение, к моему удивлению, поступило от постоянно молчащего в течение всех тренировок куратора.
— Попробуйте давать телу передышку, замедляй процессы.
— Тогда зверь снова вырвется на свободу, слишком сильна ярость во мне, и, сбавляя обороты, я не даю ей выплескиваться в полной мере, так что она просто сметет мое сознание.
— Не обязательно доводить до такого, пробуйте, есть шанс найти приемлемое решение.
И я пробовал, не один и не два раза, но, в конце концов, таки ухватил суть, стало понемногу получаться, и через две ночи удалось увеличить выдерживаемое время до получаса, правда, при беге все это не особо помогало, организм изнашивался почти также быстро, без вариантов. Но подвижки были, и я, захлебываясь кровью и почти теряя от боли сознание, был рад, все не напрасно, у этого всего есть будущее, нужно лишь еще немного поднажать. И поднажимал, кости все еще трещали и ломались, а мышцы рвались от натуги, но уже не так часто, зверь больше не появлялся, я становился полновластным хозяином своего тела, с первой же секунды помутнения беря его в оборот.
— Результаты поразительны, ни один из ставших с моей помощью аэтире не смог бы добиться таких высот за такой короткий промежуток времени.
— Что, я настолько крут? — мне была приятна эта похвала.
— Скорее уникальны, могу я узнать, какой срок прошел с момента вашего выбора нашего пути?
Быстро прикинув в уме по месяцам, выдал ответ:
— Около года, примерно.
— Поразительные результаты, если бы не упадок, я бы рекомендовал вас в Неир`хатташ, нассари.
— Это еще что такое?
— Учебный корпус при дворе самого императора, — проскользнувшая в голосе интонация должна была дать понять, насколько это большая честь.
— И чему такому учат в этом корпусе?
— Нет информации.
— А я бы смог отказаться?
— Зачем? — теперь в голосе было неприкрытое удивление.
— Слишком уж секретно все, и наверняка кроваво, раз пришлось бы учиться под боком у самого императора, просто так он бы вряд ли учредил такое заведение.
— Информация не достоверна.
— Не достоверна, — я согласно кивнул, — но выводы вполне логичны, очередные — пойди, принеси, убей.
Куратор промолчал.
— Так, на сегодня достаточно, хочу выспаться, а завтра приступим к последнему этапу.
— Доброй ночи, Алистер, и, прошу меня простить, — что за? Мир перед глазами померк, и я ощутил себя лежащим на своем матрасе, и не в одиночестве.
Куратор, сволочь, почему не предупредил? Просил же заранее реагировать, если что-то начинается не так. И, хотя, сориентировался я довольно быстро, но, все же, некоторое время почти не дышал, отслеживая реакцию незваного гостя.
— До сих пор не хочешь мне ничего рассказать? — вот черт, Иссиль!
— Похоже, — я уже почти смирился с неизбежным, — все-таки придется.
— Я тоже так думаю.
— Тогда иди под бочок, ночь, как ни как, — она послушно прижалась, дав себя обнять и укрыть нас обоих покрывалом.
Черт, как же все это не вовремя, меня не покидала мысль, что из-за навязанного в этом мире отношения к изначальному пути, Иссиль может отвернуться от меня.
— Только не думай, что я усну или забуду, — шепнула девушка, заставив меня чертыхнуться про себя.
— Малыш, все дело в том, что я не совсем человек, — выдержал паузу, но она промолчала.
— Так уж сложилось, что я стал приверженцем изначального, и следую ему уже больше года. Так что, я несколько отличаюсь от обычных людей, и, думаю, не в худшую сторону.
— Теперь все понятно, многое встало на свои места, — она тихонько вздохнула.
— Я противен тебе? — спросил, а сам замер, готовый уже распрощаться половинкой сердца, выброшенной и растоптанной.
— Противен? Нет, — голос уставший, какой-то скомканный.
— А какой тогда? Если тебе нужно время разобраться в себе, тогда не отвечай, — меч, висящий надо мной, был острее всего, что я когда-либо видел в этом мире.
— Не знаю, — она заплакала, — не знаю, — и продолжила шептать это, беззвучно давясь слезами.
— Я, ведь, все тот же, просто ты взглянула на меня другими глазами, но я не изменился, и люблю тебя не меньше, чем утром или день назад, — в душе будто рассыпался купленный около леса домик, рушились балки, исходя трухой, складывались внутрь осыпающиеся стены, трескались и лопались стекла в окнах, порождая похоронный грохот так и не сбывшейся мечты.
— Я не знаю, не знаю, просто не знаю, — она вскочила и в потемках метнулась к лестнице, по пути наступив на кого-то, даже не заметив.
Глаза проводили убегающую фигурку, а в груди жгло и щемило. Хотелось выть, хотелось орать во все горло, но не было сил, горло будто сжали стальные тиски, заставив онеметь и страдать молча. Почему так, почему все так сложно, неужели так важно, во что я верю? Это ли причина, из-за этого ли все это сумасшествие? В душе наростал багровый ком, в этот миг я ненавидел весь этот мир со всеми его бреднями и фальшивыми догмами, его алчными людишками, развязавшими эту войну и всеми теми, кто не может воспринимать картину целиком, слепо следуя указанным кем-то другим нормам. Гори оно все! Рука метнулась к атрассу, миг, и я уже там.
— Нассари? — куратор, казалось, был немного удивлен.
— Хорошее время, что бы продолжить, как считаешь? — и, не дожидаясь ответа, вбухал в багровый ком еще больше злости, боли, отчаяния, накачивая его все больше и больше, и когда уже казалось, что готов просто разорвать себе горло руками, пришла ярость, слепая, бездумная, всесокрушающая.
Зверь внутри поднял голову, зарычав, но тут же получил такую оплеуху, что всколыхнувшаяся во мне ярость накрыла с головой нас обоих, а через мгновение я ощутил себя зверем — вот чего мне не хватало, вот что мне было нужно, вот к чему следовало стремиться. Зверь и я стали единым целым, больше не было разделения на две сущности, была только одна, страшная, голодная и смертельно опасная, сущность нак`хаси.
Ярость стала тем огнем, что позволял жить, стала воздухом, стала кровью, стала оружием, сметающим все на своем пути. Куратор не преминул воспользоваться этим и стал подсовывать мне одного за другим все более страшных и жутких монстров, я же рвал их на куски с каким-то садистским удовольствием, полосуя пальцами, словно клинками, пробивая кулаками толстые панцири и сминая их, как яичную скорлупу. Источник пульсировал жуткими всполохами, посылая во все стороны настоящие реки кипящей ярости, и в какой-то момент, скорее по наитию, я словно потянулся к нему и зачерпнул полную пригоршню, по крайней мере, так показалось моему воспаленному сознанию. И выплеснул ее наружу. Казалось интересным увидеть, какой эффект произведет все это.
Но энергия странным образом не рассеялась, а осела снаружи тонкой, отчасти просвечивающейся пленкой, укрыв мне живот примерно на две трети. Увиденное настолько поразило меня, что, остановившись, я принялся черпать и выбрасывать целыми пригоршнями это кипящее нечто, полностью позабыв о чем-либо еще. Но в какой-то момент пришло понимание, что больше не черпается, да и не из чего, источник горел своим обычным ровным светом, не позволяя набрать из себя больше ни капли. Но удивление в душе соседствовало горечью, ни на грамм не уменьшившейся, и боль по-прежнему была слишком хорошо ощутима, так что повторно войти в нак`хаси особого труда не составило. Я опять был зверем, опять рванул к источнику, и, уже не церемонясь, погрузил в него несуществующие руки по локоть, сознание опалило яростным холодом, впившись в него тысячами игл, заставив меня неистово зарычать.
— Рекомендую прекратить, процесс выходит из под контроля, необходимо прекра... — куратор пытался достучаться до меня, но тщетно, я его почти не слышал, лишь погружался в голубое свечение все больше и больше.
А потом произошло и вовсе невероятное. Не видя уже ничего, кроме выжигающего все и вся яростного свечения, истошно рыча, дергаясь и пытаясь вырваться, я внезапно понял — это конец, и с удесятерившейся яростью с такой силой дернулся назад, что источник мигнул, а потом буквально за доли секунды вырос, поглотив не только грудную клетку, но и плечи, и пах, и, почти дойдя до коленей, взорвался непереносимым свечением, охватившим все мое тело голубой сферой, а потом начисто лишил сознания.
Приходить в себя оказалось не просто паршиво, каждая клеточка организма просто вопила о надругательстве, болело и ныло все, я чувствовал себя так, словно был очень тщательно перемолот, а потом еще и прожарен до полнейшей черноты. Смысл выражения "хуже некуда" обрел для меня новый смысл. И хотя организм откликался как полностью здоровый и готовый к новым свершениям, чувства кричали мне совсем о другом. С трудом разлепив глаза и подслеповато щурясь, огляделся. Ага, я все еще у куратора.
— Куратор? — молчание.
— Куратор?! — уже громче, но снова тишина.
— Куратор, черт возьми!
— Я здесь, и я наблюдаю, — вот сволочь.
— И зачем же, позволь узнать, ты с таким интересом наблюдаешь, что не можешь даже ответить?
— Очень редкий феномен, о нем почти нет никаких данных, он не исследован и абсолютно неизвестно, чего от него следует ожидать. Так что советую быть очень осторожным с тем, что делаете.
— Ни хрена не понял, что ты там пытаешься мне втереть? — хотелось крыть благим матом и биться головой о стену.
— Я говорю, что из всей доступной мне истории империи известен всего один подобный случай, и то не такого размаха.
— Короче, чем мне это грозит? И что вообще произошло? — черт, как же жаль, что у него нет черепушки, с каким бы удовольствием я приложил бы ее об пол.
— Чем грозит — неизвестно, советую вести за собой безостановочное наблюдение. А произошло то, чего меньше всего можно было ожидать — ваш источник выплеснулся за свои возможные пределы, что уже нереально, но произошло, и это неким образом изменило энергетическую структуру. Я бы хотел получить разрешение на более детальное обследование.
У меня в мозгу будто щелкнуло.
— Погоди, ты, кажется, обычно спрашиваешь разрешения, только, когда приходится влезать слишком уж не в свое дело.
— Не совсем верная трактовка, но, в целом, допустимая. Хотя в данной ситуации вы сами должны понимать всю необходимость подобного, больше, чем смогу потом рассказать я, не сможет пока никто.
— Резонно, для меня никаких последствий не будет?
— Однозначно нет, я не собираюсь вмешиваться в какие-либо процессы, а только изучу то, что доступно без вмешательства.
Тут он прав, мне самому это нужно.
— Тогда дерзай, а я пока тут полежу, — устало скорчившись, подтянул колени к подбородку и так и замер, скорчившись в позе эмбриона.
Не знаю, сколько времени все это продолжалось, но в какой-то момент куратор таки подал голос:
— Очень необычное явление, в моих архивах нет никаких упоминаний о подобном.
— И что там со мной не так? — вяло отозвался я.
— Скорее, отчего все чересчур так, вот правильная постановка вопроса. Покрывшая вас энергетическая субстанция скоро растворится в коже, что занимательно, так как происходи это снаружи, в реальности, то исход, почти наверняка, был бы летальным, слишком уж привередлива и хрупка данная структура.
— То есть мне повезло?
— Можно и так сказать, с другой стороны, там у вас просто не получилось бы добиться подобного эффекта, вернее, шансы все же есть, но слишком мизерные при данном уровне развития.
— Я везунчик, понял, что еще? — меня постепенно стало попускать, по крайней мере, вдохи-выдохи уже не заставляли судорожно вздрагивать всем телом.
— Это все.
— Не густо, чего же мне ждать от всего этого?
— Нет информации, анализ не принес никаких выводов, кроме предположений.
— Озвучь хоть их.
— Только не стоит принимать их за правило. Из всего проанализированного, можно сделать всего три предположения. Первое — это то, что кожа вскоре может изменить оттенок, второе — она приобретет новые качества, и третье — это все может повлиять на внутренние органы.
— Короче, я стану альбиносом, а все остальное слишком размыто, так?
