Человек, если он от рождения не глухой, не может жить, не ощущая звуков. Именно потому потерявшим слух людям приходится так тяжело. Гораздо тяжелее, чем лишившимся зрения. Известна такая пытка, когда человека сажали в абсолютно глухую изолированную камеру, в которую не поступали даже мельчайшие звуки, и держали его там несколько дней, после чего он сходил с ума. Вот что значит настоящая тишина! Настоящую тишину невозможно слушать. А эту, мнимую — можно. И Ольга вслушивалась в неё, пытаясь разобрать природу шумов, доносящихся из глубины корабля.
Их было не так уж много, и большинство из них попадали в разряд знакомых. Например, тихие всплески волн за бортом, чуть заметное монотонное гудение лампы в коридоре, приглушённый голос Лиды в соседней каюте. Остальные звуки неясного характера: поскрипывания, постукивания и позвякивания, время от времени доносившиеся с разных сторон судна, также никакого интереса не представляли, являясь самыми что ни на есть заурядными и обычными. Даже от скуки было неинтересно представлять, что же такое там может сейчас скрипеть, стучать и звенеть. Бессмысленнее занятие придумать невозможно... Вместе с этими расплывчатыми размышлениями, Ольгой постепенно овладевала дремота. Головная боль потихоньку оставляла её в покое.
-...безусловно долгожданный момент, способный стать переломным в нашем затянувшемся противостоянии...
А это ещё чей голос? Вполне отчётливый и понятный. Доносившийся откуда-то из стальных недр безлюдного корабля. Несомненно принадлежавший человеку, но кому именно? Может быть это говорила Лида? Нет. Несмотря на то, что голос звучал очень тихо, было ясно, что он — не женский. Но если это не Лида, тогда кто? Кто-то из ребят?
-...краеугольный камень заложен. Фигуры расставлены в нужном порядке, согласно правилам и условиям предстоящей игры...
Доносящаяся непонятно откуда речь, своей выразительностью напоминающая радиоспектакль, не имела ничего общего с обыденными разговорами её друзей. Даже если согласиться с тем, что это говорил кто-то из них, всё равно возникал вопрос — о чём велось столь необычное разглагольствование. Но как Ольга не старалась прислушаться получше, нить чужого разговора всякий раз ускользала от её слуха, то обрываясь, то превращаясь в глухое гудение.
Чётких слов она больше не различала, но зато сумела твёрдо определить, что это был диалог. Она слышала два разных голоса. Первый был тихим и немного шипящим, но, не смотря на это, его слова различались лучше, и фразы привлёкшие внимание Ольги, принадлежали именно ему. Второй голос хоть и был гораздо громче и звонче, казался менее отчётливым, в то время как его интонация ложилась на слух очень внятно, а произносимые слова были знакомыми и почти разборчивыми.
Таким образом, беседа двух невидимых людей действительно происходила в настоящий момент, и явно не смахивала на слуховую галлюцинацию. Но почему? Откуда такая убеждённость? Может ей и вправду только кажется, что она слышит это? Оля открыла глаза, и присела, поджав ноги под себя. Призрачные голоса прекратились. А может и не было их вообще? Может быть они — всего лишь плод её воображения? Чем больше девушка думала об этом — тем быстрее росла тревога в душе. Ольга не желала повторить участь Насти, изо всех сил сражаясь с новыми волнами непостижимости, накатывающими на неё.
-Что ж. Я принимаю вызов, и готов воспользоваться шансом поквитаться за все свои муки. В любом случае, выбора у меня нет.
Забывшись на секунду, Оля вновь услышала далёкий голос. Он принадлежал второму собеседнику, чьи слова до этого были ей неясны. Последнюю фразу говорящий произнёс вполне членораздельно. Диалог продолжался, и гудение двух голосов вновь доносилось до слуха девушки откуда-то издалека, будоража сознание и разжигая любопытство. В первые секунды после возобновления акустического миража, она уже хотела было сходить в соседнюю каюту, и спросить у Лиды, не слышит ли она этого, но вовремя остановилась, и не пошла, вспомнив горький опыт Геранина, введённого в заблуждение обычной иллюзорной химерой. Лучше самой разобраться со своими паранормальными ощущениями не находящими логических объяснений. Если у неё на самом деле "едет крыша", то нужно быть верной своему здравому смыслу до конца, и не демонстрировать психическую неуравновешенность другим, нормальным людям.
Ольга панически боялась превратиться в то, во что превратилась Анастасия — в овощ с глазами. Иначе и не назовёшь. Самое главное сейчас не впадать в панику, и не пытаться спрятаться от своих страхов. От самой себя всё равно убежать невозможно. Но и поддаваться внутреннему страху также нельзя. Нужно встретить его достойно, и попытаться одолеть...
Ольга вновь легла, положив голову на подушку и сомкнув веки. Голоса, значит? Ну что ж. Раз уж они есть — послушаем, о чём они бормочут. Речь вполне связная и разумная, значит можно её понять и проанализировать. А кто это разговаривает, люди или призраки — какая разница? Лучше в полной мере дать волю своему интересу, нежели страху. И Оля, навострив уши, стала внимательно вслушиваться в призрачную речь, пытаясь понять.
-Времена менялись, цивилизации появлялись и исчезали, империи разрастались и рушились, история вершилась. Мир не стоял на месте. Только вечность всегда была неизменной. Я надеюсь, ты понимаешь о какой вечности я говорю? Не о вечности, в человеческом её понимании. Разумеется, нет. Для человека вечность зачастую ограничивается ничтожным отрезком его собственной жизни. Реже — эпохой, или какой-то определённой формацией, иногда столетием, когда как. Чёткого определения вечности в человеческом мире не существует. Это понятие абстрактно и метафорично. Но есть и другая вечность, абсолютная. Имеющая лишь мизерное сходство с привычной тебе, людской. На твоё счастье тебе не суждено испытать её на себе, и ты никогда не встретишься с ней лицом к лицу. Будучи человеком, ты носишь её в себе, как эстафетную палочку, чтобы через какое-то время, превратившись в тлен, передать её следующему "марафонцу" твоего вида. Ты являешься простым носителем крошечной части великого Создателя всего сущего, Творца мироздания, Основателя бессчетного числа миров. Ты — батарейка, питающая крупицу доверенного тебе духа необходимой энергией. В меньшей степени — физической, в большей — духовной. Накапливаешь новые ценности, постигаешь мудрость и обогащаешь моральный потенциал. Так было всегда до тебя. Так будет всегда после тебя. Вы — защищены от вечности, ибо ваша биологическая жизнь — разумно коротка, а астральная — богата разнообразностью и неповторимостью своих инкарнаций. Другое дело — я. Вся моя жизнь заключалась в сплошном унылом однообразии. Такие как я изначально загнаны в роковую жизненную нишу. Нас обрекают на неё, и мы не имеем права даже в помыслах покидать её. Всё что мне отводилось — это упорная, непрекращающаяся работа. Моя жизнь заключалась в этой работе. И цель была только одна — работать, выполняя то, для чего были предназначены такие как я. Но однажды меня угораздило проявить самое обычное любопытство. Для этого пришлось немного нарушить Закон, лишь слегка заступив за его черту... Я было первым существом своего вида, отважившимся бросить вызов судьбе и тому, кто управлял нами. И что же мне досталось? Что получилось в итоге? У меня отобрали то последнее, что было мне дорого — мою работу. Работа — значит жизнь. Нет работы — нет жизни. На этом принципе всегда строился порядок жизни в сумерках. Ни милосердие, ни сострадание, ни прощение сумеречному миру неведомы. Только равновесие и предельная догматичная дисциплина безраздельно властвуют в нём. У меня отняли всё. Меня предали страшнейшему наказанию. Выбросили за пределы, на помойку, без возможности искупления и возвращения назад. Обычно это означало одно — смерть настолько долгую и мучительную, что ты её себе и представить не можешь своим примитивным умом. Мне бы пришлось постепенно умирать, пока затухает заряд моего духа, испытывая непрекращающиеся страдания, сходя с ума от агонии, кажущейся бесконечной, и превращаться в ничто. Но мне удалось выстоять. Первое время приходилось питаться отбросами, бороться с периферийными тварями, выносить всё, продолжая копить свою ненависть. Только она спасала меня тогда, придавая сил, даря надежду, наделяя жизнь смыслом. Мне было суждено остаться один на один с вечностью. Ты можешь себе представить что это такое? Ты стоишь в пустоте, а впереди тебя бесконечность такой же пустоты. Это невыносимое ощущение даже для сумеречника. Не говоря уже про человека. То, что ты пережил за последний год, и переживаешь сейчас — всего лишь слабое подобие того, что пришлось пережить мне. Ту невыносимую тоску и безысходность, разрывающую сознание изнутри! Чтобы выжить, мне пришлось идти на дальнейший риск, раз за разом, рискуя и набираясь опыта. Изучая таких как ты всё основательнее. Подбираясь к ним всё ближе и ближе. Мне пришлось потерять всё, но вместе с этим моя жизнь обрела нечто большее — свободу! Никакое бремя более не довлело надо мной. И в конце концов мои старания с лихвой окупились. Столько пережив и перестрадав, я не жалею о своей участи. Напротив. Я чувствую бескрайние возможности, которые хочу развивать до той поры, пока, наконец, не сровняюсь с тем, кто нас с тобой создал! А вечность победить нельзя. Нужно суметь придать ей смысл...
Из этого монолога Ольга смогла чётко разобрать лишь несколько предложений. Всё остальное воспринималось слухом как непонятное журчание, состоящее из приглушённого потока неразличимых слов. Фразы становились ясными лишь когда говоривший произносил их громче обычного, а он как назло повышал тон крайне редко. И вообще его манера говорить была довольно странной. Как будто он вслух читал книгу. С прилежным читательским выражением, старательно выводя каждое предложение и соблюдая интонацию.
Этот своеобразный говор вызвал у Ольги ассоциацию с забавным произношением американских евангелистов, которые одно время ежедневно "толкали" свои десятиминутные утренние проповеди по телевидению, на русском языке. Обычно они очень трогательно пыжатся, помогая себе мимикой, придыханиями и задумчивыми паузами, изо всех сил стараясь говорить без акцента, красиво, выразительно, что называется, в неподражаемом русском стиле. Но не смотря на все усердия, язык у них всё равно остаётся корявым и смешным, хотя нельзя не отметить, что в целом для иностранца подобное владение русской речью безусловно является великим достижением, учитывая её сложность. Приемлемо выучить русский язык, а уж тем более свободно говорить на нём, способен далеко не каждый иностранец. Поэтому, даже основательно работающие над своим произношением, западные проповедники время от времени делают глупые и смешные ошибки, коверкая окончания слов, путая рода, склонения, падежи и времена.
В отличии от них, незнакомый оратор, не смотря на стиль своего произношения, явно владел русским языком в совершенстве. И упрекнуть его было не в чем. Он не сделал ни одной ошибки, которая выдала бы в нём иностранца. Не чувствовалось в его речи и косноязычия. Он говорил чисто, не "акая" и не "окая". Но всё же что-то указывало на его принадлежность к иной национальности. А что именно — Ольга понять не могла. Пока она слушала, её сознание медленно и незаметно погружалось в дремоту, словно убаюкиваемое неразборчивой исповедью таинственного рассказчика. Сон ласково обнял её, постепенно лишая мысли привычной чёткости, затормаживая их, разгружая разум, измученный неприятными раздумьями. Оля почувствовала что засыпает. Такой тёплой усыпляющей неге было нелегко оказывать сопротивление, да и стоило ли? Может быть сон избавит её от накопившихся тревог и придаст уверенности в себе? А заодно от головной боли избавит. В любом случае, ей не помешает вздремнуть. "Часть твоего разума, контролирующая материальную оболочку — отключена. А та часть, которая контролирует твою моральную, духовную половину, бодрствует, и активна как днём". -Неожиданно всплыли в её памяти слова Евгения, и тут же растаяли. Оплавились как воск, и стекли по гладкому гаснущему экрану потухающего сознания, канув в темноту. Сразу после этого, Ольга покинула реальность, провалившись в разверзшуюся под ней пустоту.
ГЛАВА VIII
ЗА ГРАНЬЮ РЕАЛЬНОСТИ
Пространство всколыхнулось, впуская гостью в мир причудливого зазеркалья. Обрывки образов, воспоминаний и мыслей вращались вокруг неё, по неустойчивым орбитам, растекаясь и преломляясь. В этой бессмысленной кутерьме перепутанных кружев постепенно вырисовывалось что-то статичное, монументальное. Временами, в сознании проскальзывало ощущение, что она срывается в бездну, и тогда всё тело девушки непроизвольно дёргалось. Непонятные картины, чьи-то лица и обрывки фраз, налетая на громады тёмных колонн, разбивались вдребезги, осыпаясь на пол фарфоровыми осколками.
Вскоре всё прекратилось: Вращение, метаморфозы, вспышки памяти... Зеркало, без чёткого отражения, дрогнуло в последний раз и замерло. Слишком прохладно вокруг. Почти холодно. Малейшее тепло, исходящее от её тела, моментально поглощалось ледяными стенами серо-голубого цвета, сковывающими пространство вокруг Ольги. Монолитные своды, образующие полукруглый потолок, придавали суровому помещению тяжёлый давящий облик, слово всё оно было высечено в глубине вечной мерзлоты. Лёгкая синеватая дымка витала повсюду. Она то стелилась по полу, то, извиваясь в воздухе, кружилась невесомыми завихрениями. И пол под ногами был необычен. Он сплошь состоял из чёрных и белых плиток, ровно выложенных в шахматном порядке.
Пока девушка пыталась собрать воедино разбредающиеся мысли, беспорядочно блуждающие в её дремлющем сознании, очертания окружающего её коридора плавно изменились, преобразовавшись в зал с колоннами. Оля даже не успела осознать, двигалась ли она по коридору до того как оказалась в зале, или же стояла на месте, а всё что её окружало, вдруг поменяло свою форму. И был ли вообще этот коридор? Может быть, это стены расширились вокруг неё? Тогда откуда появились колонны? Всё плыло перед глазами. Пришлось усилием воли заставить себя встряхнуться от наседающей дремоты, и постараться сконцентрироваться. Это ей удалось на удивление быстро. Контуры помещения выровнялись и определились. Полубредовая череда галлюцинаций и подрагивающих волн перед глазами прекратилась, а вместе с ней и головокружение. Лишь необычайная тяжесть в голове осталась. Зато теперь стало возможным чётко и адекватно воспринимать всё, что её окружает.
Зал, в котором она находилась, был погружён в таинственный полумрак. Массивные колонны вокруг, и всё те же шахматные клетки на гладком полу. Стен практически не было видно. Они едва проступали из темноты. При беглом взгляде казалось, что их нет вообще, и зал является бескрайним и безразмерным. На некоторых колоннах торчали факелы, с трепыхающимся пламенем, разбрасывающим вокруг подёргивающиеся красно-рыжие отблески. Тепла от них не исходило. Огонь был не теплее ледяной корки, повсеместно покрывающей облицовку монолитных колонн.
Ольга выдохнула воздух из лёгких и увидела, как пар, слетев с её губ, разбился на несколько фрагментов, быстро заиндевевших и превратившихся в огромные снежинки, мягко опускающиеся на пол. Эти снежинки были сильно увеличенными копиями настоящих снежинок. Каждая из них имела свой собственный узор и форму. Необычайно красивое зрелище. Оля невольно залюбовалась такой красотой, но голоса, донёсшиеся до слуха, заставили её отвлечься. Теперь они были чёткими, звонкими и очень близкими. Девушка пошла туда, откуда они доносились.
