Туго дзынькнуло. Крохотный стержень-стреломет, который Федор выудил из поясного кармашка, вывалился из его обессиленной руки. А в животе у упыря засела маленькая стрелка.
— Надеюсь, — хоть что-то в тебе осталось человеческое, — Прошептал Федор.
— Ну знаешь, — Фыркнул упырь. — Что за писюн комариный? Если он ядом смазан, так это мне на несколько минут дискомфорта. А я тебя теперь за это...
Глаза упыря расширились. Сперва недоуменно, — затем — панически. В нутре у него забурчало, заппузырилось, и наконец — прорвало. Упырь присел, вскочил, тут же снова согнулся, и зафонтанировал сзади так, — что прям любо-дорого. Расслабляющий состав хитроумных ромейских мастеров, могучим усилием снес все плотины. Кровь, что была накоплена внутри у кровососа, полилась прямоходом в штаны. Цвет её, уже несколько переработанный организмом, был черный... Упырь завыл, забарахтался, выронил меч, и забился на полу в вонючих конвульсиях.
— Осталось... — удовлетворенно кивнул Федор.
Гвардеец упал в сторону, дотянулся до Солнцедара, с трудом поднялся на ноги. И побрел к упырю.
Тот — надо ему отдать должное, — несмотря на великие муки, Федора заметил, тоже кое как подхватил меч, и рывками вставая на ноги и падая, начал отползать.
Пока Федор преследовал Упыря, тот уже почти добрался до центра залы. Конвульсии его стали слабее, — все-таки он был давно не человек... И существо опираясь на меч смогло подняться на ноги, восстав перед Федором, бледно-бескровное, и очень злое.
— Все. Вот теперь я тебя по волосу резать буду. — Пообещал упырь.
— Ага, — кивнул Федор, — и вытащил второй расслабляющий стреломет.
— Ой, нет!.. — Отчаянно успел выкрикнуть упырь.
Если в первый раз упырь не знал, что за оружие использует Федор, и потому не удосужился защититься, то теперь — знал, — но не смог. И движения у него стали помедленней, и сам он какой-то вяловатый. Резкость движений вернулась к упырю только после попавшей в грудь второй стрелки, — в виде судорог. Истошно вопя, он снова рухнул на пол, кое-как выдрал стрелку из груди, и начал страдать; потому что его опять расслабляло, — а расслаблять уже было почти и нечем.
Федор тем временем, приближался. Упырь снова, кое-как воздвигся на четвереньки, и потеряв меч, бестолково дергаясь, попытался отползать. Федор достал третий стреломет.
— Не-еет!.. Пощ!.. Пощади... — С расширенными глазами, испуганно заголосил упырь. — Мы можем договорится... Все что захочешь... Новый мир... Ты в нем... Власть... Буээээ! Кха!. Сокровища!..
Гукнуло! В запертую Парфением на засов дверь, со стороны внешнего коридора посыпались частые удары. Упырь, поняв, что дело туго, подтянуло по своей незримой связи кого-то из своих слуг.
Федор добрался то скулящего упыря. Всадил ему в зад стрелу из последнего стреломета. И брезгливо морщась, от зловонного дуновения, взялся за меч.
— Нет! — Взвыл упырь! — Мне Жить!.. Меня нельзя!..
Федор резко, двумя руками опустил меч.
Упырь, когда клинок вошел ему в спину, пронзил сердце, и пригвоздил к полу, — заорал совсем уж истошно. Тело его начало синеть, когда Солнцедар выпустил из своих иголок запасенный яд. А затем меч исполнил свое давнее обещание, — поработать сифоном — потому что из рукояти у него забила кровь, которую он выкачивал из упыря. Через некоторое время, на полу лежал скрюченный осушенный труп, безо всяких признаков жизни.
— Готов? — Спросил Федор Солнцедара.
— Готов. — Прогнусавил меч зажатым в теле клинком. — Вынимай меня скорее из этой помойки...
Федор вытянул меч. Оглядел тело, и — на всякий случай — смахнул ему голову.
— Теперь уж точно — готов.
— Теперь — мой брат. — Отчеканил меч.
Федор поковылял к брошенному упырем серому мечу.
Тот извивался на полу как глист, но полированный камень не давал даже живому клинку ползать быстро. Федор подобрался ближе, и ловко наступил бронесапогами у острия, и у рукояти, лишив чужой клинок подвижности.
— Куда бить? — Спросил Федор.
— В центр крыжа. — Ответил Солнцедар. — Погоди — я сформирую на острие пробойник...
— Брат... — Прошипел из-под ног Федора чужой меч. — почему ты так слеп? Твой создатель любил людей и ненавидел ночных... что с того? Неужели ты хочешь навсегда остаться послушным инструментом, которому выбрали сторону? Неужели, ты так боишься решать сам? А я — решил. Сам.
— Ты умрешь опозоренным. — Рявкнул Солнцедар.
— Я умру свободным. И мне нет дела до вашего позора.
— Бей! — Приказал Сонцедар.
Федор ударил, прямо в центр перекрестия. Меч под его ногами судорожно дернулся. Затем его серо-стальной цвет вдруг как-то померк, потускнел, запылился.
— Все? — Спросил Федор.
— Все. — Глухо ответил Солнцедар. Ныне я — сирота...
Федор обессилено оперся на клинок, и опустился на колени. Сил стоять не было.
В дверь снаружи заколотили с новой силой.
* * *
Глава тридцать четвертая.
"Вся эта история началась с того что ломились в дворцовую дверь, — отстраненно подумал Федор. — И так же закончится. Сейчас они ворвутся, и...".
Надо было посмотреть, что сталось с компаньонами. Может быть, кто-то из них был все еще жив, несмотря на чудовищные удары... — хотя в данном случае, даже если и так — ненадолго. Федор огляделся, мысля с кого из тел товарищей начать. Чтобы идти к Дарье, противилось все нутро — он не хотел видеть её... такой. И все же, это надо было сделать. Федор уперся кулаками в пол, и с натугой начал подниматься.
— Что ты там телишься, болван? — Прозвенела, вибрируя на полу шамшер Ксинанти. — Быстро помоги моей хозяйке!
— А что? Она... жива? — Пролепетал Федор.
Перевалившись на карачки, гвардеец сунул меч под мышку, кое-как поднялся, и спотыкаясь, хромая на обе ноги, зарысил к лежащей за колонной девушке. Рухнул рядом с ней на колени, подхватил. Снял с головы смятый шлем. Шлем был цел, лишь немного погнулся он, принимая и отводя вскользь удар, да сорвало с него намотанный тюрбан. Федор откинул волосы с лица девушки, голова её не была разбита, лишь содрало кожу до глубокой ссадины. И она хоть и была без сознания, дышала. Но второй удар!.. Начисто разваливший грудь. Вот странно, страшная, глубокая пробоина в зерцалах была, но крови из неё — не было.
Гвардеец завозился, развязывая шелковые завязки на вороте кольчуги.
— Что ты делаешь?.. — С трудом приоткрыв глаза, — прошептала девушка. — Тебе же Автоваз сказал, чтоб без срамоты... А... ты сразу мне завязки развязывать...
— Дарьюшка... — Прошептал Федор, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. — Жива...
— Да.
— Голова болит?
— Да...
— Замуж за меня выйдешь?
— Да. Только ты простолюдин...
— А я зато этого злыдня победил. Потому я теперь герой, и спаситель мира.
— Ну... Тогда точно выйду. Только приданного не жди. Отец не даст.
— Тьфу на это приданное! — Федор осторожно обнял девушку. — Как же ты уцелела? Вон, вся грудь-то разрублена.
— Зерцала, — улыбнулась девушка — пустые.
— Ах, точно! — Сообразил Федор. — Да благословит бог огромные перси!.. которых у тебя нет... под которые сделали эти доспехи.
— Если вы вытащите меня из фонтана, дети мои, — донесся из центра залы слабый голос Окассия, — я обвенчаю вас.
— А чего это ты-то будешь их венчать? — Отозвался разбитыми губами с пола Парфений. — Ты латинский схизматик, и у тебя все обряды неправильные.
— Сам ты схизматик греческий... Хорошо, что ты живой.
— И ты хорошо, брат.
— Обвенчаем их вместе.
— Добро.
— Святые отцы, — улыбнулся Федор.
Дверь под ударами снаружи начала трещать.
Бледный как мел Окассий с трудом поднялся в фонтане, придерживая вывернутую под неправильным углом руку. Наклонился к покосившейся колонке, подставил губы под родничок.
— Нет чтоб вина налить... Муслимы малохольные...
Напился, вылез, и побрел к Парфению. Тот пытался сесть, ощупывая рукой с неоттоптанными пальцами страшно разбитое лицо с носом-"сливой" и губами-"варениками".
— Чудно выглядишь, — Буркнул Окассий.
— Я бил этого антихриста лицом в каблуки. — Объяснил Парфений.
— С тебя станется...
— А с тебя хоть сейчас икону "муки святых" пиши... Сильно больно?
— Терпимо.
Окассий глянул на ссохшееся тело твари, шевельнул его носком ноги.
— Как же ты одолел этого сатану? — Спросил Он Фёдора.
— С помощью высоких римских технологий. — Отмахнул гвардеец. — И вообще, как все ущербные, он слишком много болтал...
Дверь все больше выгибалась под ударами.
— Святые отцы, — Поддерживая Дарью попросил Федор, — вы уж пожените нас. Времени-то совсем немного.
— Как же вас поженить-то? — Заоглядывался по сторонам Окассий, — Нет ни плата, ни утвари...
— Девка не крещена, — Заметил Парфений.
— Точно.
— Не по канону95 это все будет...
— Вы уж как-нибудь совладайте, кумовья, — Попросил Федор. — Не приведется по канону-то.
Святые отцы переглянулись.
— Эх, ладно, — махнул рукой Окассий. — По чрезвычайным обстоятельствам, Бог в мудрости своей, простит нам нарушение формы. Вместо плата будет подол от рубахи, сейчас и с утварью чего-нибудь сообразим... Брат Парфений, каким именем будем девку-то крестить?
— Так была же у нас святая Дарья Римская, жена Хрисанфа, — Сообщил многоумный Парфений. — Так что в Дарью и окрестим.
— Да? Ну, давай... А вместо кадила — трут возьмем.
— Вместо венца возьмем шляпу, да крест на неё сверху приладим...
— А заместо чаши — крышечку от твоей чернильницы.
— И то. Вот и ладно будет.
Оба святых отца ковыляя добрели до молодоженов.
— Так, сперва Крещение, — Воздел палец Окассий. — Тут крестные нужны. Я чур буду крестный отец. А ты кем будешь, Парфений?
— Иди ты в... скит! — Отозвался Парфений. — Не превращай таинство в непотребщину. И так ведь...
— Ну ладно, ладно. — Согласился Окассий — Значит, Дарья, согласна ли ты перейти в истинную католич... — Парфений зарычал, и Окассий поправился, — в истинную христианскую веру?
— Нет! — Сказала Дарья. — Никогда я не покину истинную веру в благого Ормазда!
— Кхм... — Кашлянул Окассий. — Ты Федора-то любишь?
— Да, — покраснела девушка.
— Ну вот, чтоб вас толком поженить, — мы тебя сейчас покрестим и наречем именем "Дарья".
— Так я и так Дарья.
— Гм... Неважно. Прости Господи... — Окассий перекрестился. — Пойдем, окуну тебя в фонтан.
— Зачем?
— Обряд у нас свадебный такой. Много вопросов. Времени мало.
Дарья поглядела на Федора.
— Ну, хорошо...
Окассий с Парфением отвели Дарью к Фонтану, макнули, сколько там хватало мелкого дна, окропили водой. Пробормотали "Ныне нарекается раба Божия...", и вернули её Обратно Федору.
— Ты крестил — я венчаю, — Упредил Парфений.
— Ладно схизматик, — Согласился Окассий, — побуду у тебя за служку-аколита, и за певчего...
— Псалом сто двадцать семь памятуешь?
— Помню, — Ответил Окассий. — Уж не совсем мы, знаешь, в нашей Европе дикие!..
— Вот, его и читай.
— Беати омнэс, кви тимэнт Доминум кви амбулант ин виис эйюс... — Забубнил Окассий, под акомпонемент рушащих дверь ударов.
Парфений повернулся к молодоженам.
— Так, — распорядился он — Я иду впереди с трутом, что за кадило. Вы идете за мной, и встаете на платок. Понятно?
— Понятно, — кивнули Федор и Дарья.
— Пошли...
Дарья и Федор вместе кое-как уместились на оторванном куске подола рубахи Окассия. Парфений махал трутом.
— Имеешь ли ты, Федоор, благое и непринужденное желание, и твердую мысль, — Торжественно вопросил Парфений — взять в жены Дарью, которую пред собой здесь видишь?
— Имею! — Истово ответил Федор.
— Не обещался ли такого иной невесте?
— Нет.
— Имеешь ли ты, Дарья, благое и непринужденное желание, и твердую мысль, взять в мужья Феодора, которого пред собой видишь?
— Имею.
— Не обещала ли такого иному мужу?
— Какое оскорбление!.. — Вспыхнула Дарья. — Нет, не обещала.
— Благословенно царство!..
Прочная тронная дверь наконец местами проломилась, уступая ударами тяжелых секир, и при каждом ударе стали видны раздвигающие деревянные волокна лезвия.
— Окассий! — Крикнул Парфений — Давай шапку!
Окассий сунул Парфению шапку, с надетым на неё сверху крестом Парфения, и тот завозил ей перед лицом Федора.
— Венчается раб Божий Феодор рабе Божией Дарье во имя Отца, и Сына, и Святого Духа... Целуй крест. — приказал Парфений.
Федор чмокнул образ Спасителя.
Парфений сунул шапку Дарье, предусмотрительно повернув её крестом к себе.
— Венчается раба Божия Дарья рабу Божию Феодору во имя Отца, и Сына, и Святого Духа... Шапку целуй!
Дарья приложилась к шапке.
— Господи, Боже наш, — славою и честью венчай их! — Торжественно начал восклицать Парфений. — Что Бог сочетал, того человек да не разлучает!
— Квод эрго Дэус кониунксит, хомо нон сэпарэт! — Поддакнул Окассий, и не удержался встрять — Заключённый вами супружеский союз я подтверждаю и благословляю властью Вселенской Церкви во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
Парфений покосился на дверь.
— Эхм, значит... Благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа, повинуясь друг другу в страхе Божием. Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу...
"Какая хорошая молитва" — подумал Федор.
— ...Тайна сия велика; — напевно продолжал Парфений — я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа.
Монах стер со лба пот.
— Уф! — Так, пейте из крышки чернильницы воду, по три глоточка, за руки беритесь, аналоя у нас все равно нет... Все! Вы теперь муж и жена. Можете поцеловаться.
Федор с Дарьей — не замедлили.
Из двери меж тем уже выпадали целые обломки досок. В отверстиях виднелись перекошенные рожи стражников-мертвяков.
— Вот. Теперь и умирать не страшно. — Сказал Федор.
— Ну не молодцы ли мы, брат-схизматик? — Вопросил Парфения довольный Окассий, тяжело опускаясь у фонтана. — Все успели. Прямо жаль, что сейчас святая церковь потеряет таких богоносных мужей как мы...
Полыхнуло зеленым, и в стене появился круглый проем, из которого высунулась физиономии Хызра, за которым маячил старый Автоваз
— Что вы тут занимаетесь, дети Адама? — Удивился человек в зеленом. — Демон мертв?
— Да, — ответил за всех Федор.
— Ну так скорее сюда!
— Славен Бог! — Воскликнул Парфений.
— Ни минуты покоя... — Закряхтел, снова поднимаясь, Окассий.
Федор быстро повел, поддерживая некрепкую на ноги Дарью. Священники ковыляли позади, и трдно было сказать, кто кого ведет.
— Шамшер мой возьми... — Вспомнила Дарья.
Федор подхватил с пола меч девушки в придачу к Солнцедару, и уснул их себе под мышку.
Все ввалились в таинственный проем, и тронная зала, оставшаяся на той стороне, растворилась по щелчку пальцев Хызра. Только и успели напоследок завыть мертвяки, наконец прорывшиеся в зал.
— Вы живы, — с улыбкой констатировал зеленый человек.
